ствия фамилии жертв не разглашаются. Следов взлома в частном приюте не обнаружено. И люди, и животные были четвертованы — могилу обнаружили случайно. Ведется следствие.
Соседка по общаге включила новости на смартфоне — эта, как и мама Васи, тоже любит слушать всякую дичь и страшилки на ночь. Кристина быстро переоделась и легла в постель.
В голове все никак не могла собраться картинка, постоянно всплывали разговоры.
— А как нашим программистам удалось изобрести такую вещь?
— А это не программерский отдел — это биологи приволокли отросток от какой-то большой елды, где-то там.
— Очень информативно, Василий…
— Ну, что знал — рассказал.
— А тебе не интересно?
— Да по фиг, все равно ничего не изменится.
И Кристина к своему ужасу поняла, что в глубине души согласна. В какой-то момент, сидя на полу, Василий изрек:
— Правление и Комитет по безопасности там с Палычем уже неделю дискутируют — какой-то большой вопрос прислали сверху, но куваты должны быть отборные. Вот Палыч и жестит. На то, что он считает мелочью, не тратится. Этот «крупняк» оттягивает, баран. Ох и шоу будет! — Василий кровожадно улыбнулся, и Кристина подумала, что рот у него какой-то непропорционально огромный, словно он готов прожевать всех: и Палыча, и НИИ, и Кристину тоже, и всю эту несчастную планету Земля.
Мрачные мысли о жертвоприношениях ее оставили. Все-таки корпоративные дрязги — занятие настолько скучное, что страх просто улетучивается.
«Завтра надо будет подумать на свежую голову», — решила Кристина, засыпая.
Поставила будильник: вставать через один час двадцать минут.
«Новый день, подари мне… удачу!» — улыбнувшись своим мыслям, Кристина провалилась в сон.
Масленица!
В течение многих лет отдел снимал на Масленицу один и тот же ресторан, коллеги сами пекли блины — и сами их ели. Ну и выпивали, не без этого. Даже Лизка, которая ненавидела общаться с коллегами, присоединилась к празднику. Они со Светланой Юрьевной, доброй полной женщиной, обсуждали муку.
— Только нормальную — никаких этих ваших амарантовых и прочих! Вон, гляди. Смотрю на эти мешки, и прямо хорошо становится. А ты только деньги выбрасываешь! Напридумывают тоже!
Лизка не злилась на Светлану Юрьевну — не любить ее было невозможно. Это была всем матерям мать, и когда что-то случалось, плакать приходили на ее плече: и Лизка, и Кристина, и даже Виктория Львовна, но по большому секрету. Сейчас Виктория Львовна с явным неудовольствием рассматривала мешки с мукой. Ее действительно завезли необычайно много — раз в двадцать больше необходимого.
— А зачем нам пять мешков муки? Мы что, хлебопекарню открываем?
— Не знаю, заказывали как обычно — один. Ну, много — не мало.
— А это зачем?
— Это — апельсиновые корки. Для аромата, наверное, — предположила Лизка. Она знала, что Виктория Львовна не любит, когда кто-то влезает в разговор. Поэтому и влезла.
— А масла — целая бочка?!
— Получается, так… — растерянно сказала Светлана Юрьевна. — Надо перепроверить — платили-то мы за меньшее количество.
Зато куча сахарной пудры ни у кого вопросов не вызвала — была бы пудра, а применение найдется.
Кристина пересаживалась уже в третий автобус. Ночные бдения с Васей привели к тому, что она чудовищно проспала, и корпоративный транспорт уехал без нее.
«Все сожрут», — грустила Кристина, сидя в ожидании автобуса.
Масленицу провожали в ресторане «Березка», в русском стиле. Место было хорошее, да и привычное всем. По всей территории стояли небольшие домишки, сделанные под срубы, в некоторых могло поместиться человек шесть максимум, как в небольшом предбаннике, а другие, побольше, могли спокойно вместить человек двадцать.
В обычное время между домиками разъезжали официанты на роликах и разносили шашлыки. Но сейчас во дворе было пусто.
Кристина вошла на территорию ресторана, услышала крики и громкую музыку — пошла на звук. Она опоздала на полтора часа и уже готовила извинительную речь. Постаралась принарядиться, чтобы Василий оценил. Мягкий нежный ветерок теребил волосы.
Не успела Кристина дойти, как нежный ветерок стал теплеть и вот уже обдавал жаром, а вдохнуть стало невозможно — все превратилось в едкий удушливый дым. Кристина увидела, что люди не радостно кричат, а бьются в истерике в двери избушки. На крыше бушевало пламя.
В воздух поднялась мука, превращаясь в смертоносное облако. Она легко воспламенялась, разлетаясь по избе.
Мука, много муки в воздухе. Она помогала огромному большеротому огненному демону быстрее расправиться с человеческой плотью. Внезапный взрыв снес часть крыши и впустил живительный кислород внутрь, но было слишком поздно. Оставшимся в живых не повезло, они просто страдали дольше. Кристина рвала на себя двери, била в окна и кричала — успела заметить, как корчится на полу Лиза. Подруга — вся черная, обугленная, билась в конвульсиях — сражалась за жизнь. Кристина вцепилась в ручку двери, она была слишком горячей.
— Пошла вон, дура! — Что-то мелкое и черное вцепилось в Кристину и оторвало от дверей. Она обернулась и увидела начальника, Семена Палыча. Его маленькие темные звериные глаза смотрели на нее с ненавистью. Шеф с нечеловеческой силой оторвал ее от ручки, оттащил, усадил на землю.
Кристина зажмурилась и мгновение спустя услышала, как подъезжает машина.
О, чудо! Пожарные!
«Только почему без сирены», — промелькнула где-то на краю сознания мысль.
Семен Палыч волок Кристину к выходу, попутно влепив ей звонкую пощечину. Это быстро привело ее в чувство. «Вася, — пронеслось в голове. — Где Вася?» Обожженные ладони так и саднило.
Из пожарной машины вышли люди в штатском.
— Эта проверяла, — быстро сказал Семен Павлович и заслонил своим тщедушным тельцем Кристину. — Она проверяла…
Только сейчас Кристина увидела, в каком на самом деле состоянии Семен Павлович: весь в копоти, дышит тяжело, рука на сердце, глаза навыкате…
Еще несколько пожарных, тоже без защитных костюмов, шли в сторону горящего домика. Спокойно пошли, как в будний день на работу.
— Все в норме, — брякнула Кристина.
— Куваты собрали? — услышала она чей-то оклик и словно обледенела.
— Теперь дуй писать отчет.
Кристина застыла.
— Пошла!
Семен Павлович рявкнул так, что Кристина очнулась, только когда уже вбежала в метро. Люди оглядывались на нее и отходили подальше.
Не помня себя, опять проделав тот же сложный маршрут с пересадками, Кристина вернулась на работу. Состояние было абсолютно сомнамбулическое — как в детстве, когда ее закрыл собой Волшебник.
Она поплелась в здание номер 6. К Правдорубу. У козырька курил Василий. Он выглядел как нездешний принц из сказки, слишком красивый для этого мира. И настроение у него было отличное, сразу видно. Сияя, он грелся в лучах скупого солнца.
— Приветули!
Кристина не нашла в себе сил ответить, а Василий, как обычно, не обратил на ее состояние внимания.
— Пошли, я на тебя пропуск выписал. Палыч успел отдать последнее распоряжение, я ему признался, что ты помогала! Там такое!.. — задорно сказал Василий.
Кристина даже не поняла, как оказалась на нужном этаже. Василий протиснулся вперед. Люди внимательно следили за работающим аппаратом. На разных частях ствола то зажигались, то гасли символы, а потом это интерпретировалось и выводилось на экран. Народу было много, и публика собралась весьма разношерстная: парочка военных, несколько совсем молодых людей, серьезные дяди в костюмах.
— Представляешь, сегодня Палыч уехал на скорой. Инсульт, — сдерживая улыбку, сообщил Василий. — Похоже, все. Кирдык.
Кристина с трудом подняла голову и взглянула в эти невероятные небесные глаза — такие глаза могли принадлежать герою, они были над этим миром, над его горестями и радостями…
— А почему? — наконец-то выдавила она. Ее била мелкая дрожь.
— Да сверху сказали запустить аппарат, а он ерепенился, саботировал типа. А вопрос важный был, про дамбу. Короче, этого старого пердуна увезли, а Правдоруба только что покормили. Говорит, что дамбу строить можно! Это же стройка века! Круто, да? Ты самое интересное пропустила!
Василий улыбнулся непропорционально огромным ртом.
— Его только что покормили, — пробормотала Кристина и бессильно опустилась на пол.
— Ага! Я и запустил процесс, — горделиво сообщил Василий. — На этот раз был красный куват, ядреный такой. Огонь ваще.
Кристина свернулась калачиком на полу под ногами Василия и, не обращая внимания на толпу, завыла.
Максим Кабир«Японец»
Понедельник, 10.30
— …Эту идею! — закричала Шилина.
— Что? — Андреев вцепился в собственные колени, надеясь, что выглядит более-менее бодро и провожающие не развернут моторную лодку, испугавшись за самочувствие пассажира.
Шилина качнулась к нему и повторила, перекрикивая шум мотора:
— Вообще-то мы слямзили эту идею!
— Вот как?
Ветер заливал холодной моросью, сдергивал капюшон дождевика. Хлипкое суденышко боролось с волнами, а ведь до отплытия, на территории бывшей погранзаставы, их «капитан» сказал, что погодка сегодня «шик». Жилистый паренек, здешний, сахалинец, высокомерно озирал столичных гостей и поблескивал золотой фиксой.
— Гетенборгский фестиваль, — проорала Шилина на ухо. — Проходит в Швеции!
— Знаю! — отворачиваясь от жалящего ветра, так же криком подтвердил Андреев. Он собирался упомянуть Ингмара Бергмана, но стихия кляпом заткнула рот.
Не услышав его «знаю», Шилина закричала отрывисто:
— Они провернули это прошлой зимой! На острове Хамнескер! Все прошло отлично! — Шилина продемонстрировала большой палец. Четвертый член команды, фотограф, щелкал камерой. Пейзаж захватывал дух. Земная твердь, некогда принадлежавшая префектуре Карафуто, вылезала из пучины наподобие серо-зеленого дракона, какого-то чудища в стиле кайдзю. До Японии было рукой подать: девяносто километров через пролив Лаперуза. Лодка неслась вдоль величественного, окуренного мглой мыса. Охотское бурлило и грохотало. Впервые Андреев очутился так далеко от дома — на краю света.