Мел тут был нужен вовсе не с ритуально-магическими, а с сугубо практическими целями. Колонка сосредотачивала сигнал в определенном радиусе вокруг объекта, и полезно было отметить его границу, чтобы случайно не влезть внутрь. Плюс, конечно, объект знатно орал, а точней, вибрировал в инфразвуковой области и отчасти в слышимых частотах. Этот сигнал вначале давили затычками, потом научилась и сама колонка, но опять же в ограниченном радиусе действия. Ну а бурсак (дес, отвяжись уже, поганое деревенское прозвище) тут нужен был с одной-единственной целью. А именно — в качестве приманки. Выброс хотел покинуть мертвое разлагающееся тело и переселиться в другое, живое и функциональное. Только проделать эту нехитрую процедуру в сельской местности было сложно, а точнее, не с кем. Нейросеть могла законнектиться только с чипированными.
Юрек подошел к гробу вплотную, даже ненужно близко. Для того чтобы запустить колонку и начертить круг, такая близость не требовалась. И все же… тянуло что-то, болезненное какое-то, тошнотворное любопытство, отдаленно похожее на голод. Тянуло взглянуть на ведьму в реале. Действующих ведьм он никогда раньше не видел, только записи и тренажеры. Сейчас ведьма была еще безопасна, до заката оставалось около четверти часа. Открыть, не открыть?
От гроба несло холодом, плесенью и цветами. Очень сладкий, перебивающий аромат ладана запах. Лилии. Крышка была, разумеется, наглухо заколочена. Препятствие для селян, пожелавших (хотя с чего бы) взглянуть на покойницу, для него тоже, но меньшее. Чипированные не приобретали сверхсилу, как в старых комиксах. Но сконцентрировать усилие, чуть превзойти возможности обычного человека — почему бы и нет. Он стиснул холодные ручки и резко дернул. Затрещало. Запах цветов многократно усилился. Юрек отставил крышку, заглянул в гроб — и его затошнило. То, что он увидел, не фигурировало в полицейском рапорте, местные тоже как-то забыли упомянуть одну важную деталь.
…Их занимательный разговор о луддитах тогда продолжился, но уже без Женьки. В клубе «Акация», где в реале подавали неплохие коктейли и треки, а в вирте, для избранных, подавали кое-что поэксклюзивней. К избранным, впрочем, студенты не принадлежали, даже Масляков с его внушительным банковским счетом и связями в разных кругах. Поэтому сидели на барных табуретах, жмурясь от пульсирующих огней, тянули вискарь и пялились на пляшущих девок.
— Насчет их девчонок, кстати, — вокализировал Масляков, будто они и не прерывали разговор, — и контрацепции. Можешь вообще не бояться. Знаешь, как они себя называют?
— Ну как?
— Чистые.
— А мы типа грязные?
— А мы типа чипированные. Заразные, значит.
— Экскюзе муа, с чего это мы заразные? Боты не передаются половым путем.
— Это мы знаем. А они считают иначе. Короче, мы с моей Оксанкой трахались в двух презиках, а целоваться она отказывалась. Вообще никакого обмена физиологическими жидкостями.
— Вот это у вас высокие чувства.
— Ну, какие есть, — развел руками Масляков. — На безрыбье, знаешь. Ты же со своей Женькой на стадии платонической анемии?
Юрек не очень знал, на какой стадии они с Женькой. Может, вообще ни на какой. Зыбкая френдзона все время пыталась перерасти во что-то большее, только никак не перерастала, как эта пульсация света и музыки никогда бы не переросла в органную симфонию. В тот единственный раз, когда Юрек набрался смелости и спросил, в чем, собственно, проблема, Женька отвела взгляд и пробормотала: «Извини, но ты страшный».
«Страшный?!» — чуть не завопил он и даже прикусил палец.
«Нет, не в смысле внешности, — быстро поправилась девушка. — Ты очень даже симпатичный. Но Николь тебя боится, разве ты не замечал — при тебе она никогда не показывается».
«Какая еще Николь?» — уже действительно заорал он, но ответа не получил.
Лучше уж было сменить тему.
— Так что, они считают, что ты их чипируешь через поцелуй?
— Ну, типа того. Я ей и образовательные ролики вкатывал — все добровольно, персонализированно, все после совершеннолетия, через плацентарный барьер не прошмыгнет, в разлуке с хостом сразу зачахнет… Нет, не берет их это. Темный народ. Суеверный.
— Зато спокойный и простой.
— Вот это да. Ну, за простых и спокойных, не чокаясь!
Простые и спокойные проделали в животе ведьмы — при жизни или пост-мортем — здоровенную дыру. Как будто хорошо поворошили там колом. Возможно, именно так и было. Юреку хотелось взглянуть в лицо мертвой, но невозможно было оторвать взгляд от этой дыры, из которой мучительно пахло лилиями. Что еще хуже, девушка явно была на шестом или седьмом месяце беременности. Картина вырисовывалась жесткая и простая — залетела-таки от городского (ей, чипированной, уже нечего было терять), что-то не срослось, решила вернуться к родным. А родные, чистые то есть, простые и спокойные, ее колом в живот. Если, конечно, не предположить, что в животе был зародыш чужого и наружу он вырвался сам, но тогда и рана бы выглядела иначе, все-таки немного их анатомии учили. И главное, суки, ни в рапорте, нигде, тишком, и даже стерва малолетняя Ганна ни словом. Заболела и быстро исчахла. Лихорадка невыясненной природы, проведем анализы — определим, так, кажется, выразился этот их опер из райцентра. Зашибись. Понятно, по крайней мере, почему она встала. После такого Юрек бы и сам встал. Выбрался бы из гроба и отомстил обидчикам, как умел. Отобрал бы то, что отобрали у него, — детей. Высшая, по сути, справедливость.
«Нельзя это так оставить, — угрюмо думал он, отступая от гроба и механически выполняя все, как учили: активировать колонку, нарисовать круг. — Тут вся полиция повязана, значит, надо завтра вызвать отряд из города. Пусть разворошат их гнилое гнездо. Чистые, а то как же. Славные обычаи старины».
Тут колонка издала резкий, дребезжащий звук. Пора. Где-то там, снаружи, день угас необоримо и окончательно, до последней световой капли, и наступила ночь. Время магии и колдовства, как верили эти, спокойные и незамутненные. Время ведьм.
Колонка мигнула синим огоньком полного заряда и зависла примерно в четырех метрах над полом, чтобы ни в каком диком прыжке мертвая до нее не дотянулась. А она будет. Юрек не сомневался. Видел в учебных записях. Как только выбросы ни раскорячивались, лишь бы добраться до колонки. Изломанные фигуры пытались карабкаться по стенам или по воздуху в реале, а их виртуальные двойники, распластываясь пауками, ползли по лестницам из горящих символов, ползли и скатывались, обжигаясь и сгорая почти целиком.
Дес сморгнул, и глаза закрылись мембранами, прозрачными с его, внутренней стороны и абсолютно непроницаемыми с внешней. Хотя, если посмотреть со стороны, ничего не менялось. Та же серая с зеленью радужка. Это в старых аниме десенситезаторов изображали сначала в темных очках, а потом с зеркальными или абсолютно черными глазами, чтобы нагнать крипоты. На самом деле менялся только узор сетчатки. С врожденного и определенного генами на, так сказать, корпоративный портал. QR-код, ведущий выброс в его личную цифровую бездну. В мешок из кода, ловушку, где беглеца расчленяли и приступали к тщательному изучению.
Юрек оглядел пустые ряды скамей, деревянных, с прямыми неудобными спинками, да еще и заставленных теперь горящими свечами. Подпалить себе волосы не хотелось, так что он поджал ноги и уселся прямо на пыльный церковный пол в паре метров от границы круга. В первую ночь по инструкции предлагалось впасть в медитацию. Юрек знал, что раньше вместо медитации десы в основном резались на носимых устройствах в пауэр-крафт и другие игрухи, ну или включали музыку, фильмы — все что угодно, чтобы заглушить ведьмин вой.
Играть не хотелось. Впадать в медитацию тоже не особо. Он взглянул на гроб.
Пока все было тихо.
Может, эту ведьму все же основательно упокоили местные и он зря сюда притащился? Нанесли, так сказать, несовместимые с двигательной активностью повреждения физической оболочке выброса?
Тоже действенный способ, если не хочешь отловить и проанализировать беглеца. Просто сжечь труп. Просто сжечь…
В гробу завозилось. Колонка наверху мигнула и тихонько загудела.
Из-за кромки показались бледные пальцы.
Юрек сглотнул.
Одно дело учебка, другое — ощущать себя героем старого черно-белого ужастика.
Пальцы шарили, словно пытались нащупать крышку, словно обитатель гроба недоумевал — куда делось? Дес ощутил глупейшее желание подскочить и вернуть крышку на место, оказать ведьме эту небольшую услугу.
Гудение стало отчетливей, в нем прорезались слова, мешанина старославянского, арамейского и латыни — или вообще какого-то четвертого, машинного языка, в сетевую нейролингвистику Юрек никогда особо не вдавался.
Вспорхнуло и голубиными крыльями затрепетало под сводом эхо. Шарящие пальцы втянулись внутрь, и ведьма торчком села в гробу.
Между лопатками защекотало. Ведьма завращала головой, сначала медленно, потом быстрей, неестественно быстро, нашаривая… взгляд?
На фольклористике Ищенко рассказывал им про Вия. Мол, заплутали бурсаки в малоросской степи, наткнулись на какую-то мазанку, где заседала ведьма, еще из архаичных, несетевых. Бурсаки ведьму отбурсачили, а потом выпало одному из них счастье покойницу отчитывать. Три ночи просидел Хома Брут в церкви, три ночи, пока не явился Вий и не заглянул ему в глаза.
— Что было раньше, курица или яйцо? — обычно интересовался в этом месте Ищенко.
— Динозавр! — обязательно вопил кто-то из аудитории.
Ищенко сухо ухмылялся. Его голубые, неестественно голубые глаза на пожилом лице вспыхивали искорками. Поговаривали, будто Ищенко постоянно носит мембраны, такие вот экзотические, другие говорили, что это вообще искусственная радужка и что препод когда-то лишился глаз на оперативном задании. Девчонки заглядывались, несмотря на возрастной гэп лет примерно в пятьдесят. Парни наливались тихой злобой.