Ветер шуршал в кронах изуродованных деревьев. Свистел между замерших лопастей трех мачт ветрогенераторов, которые торчали закрепленные за стену полуразрушенного здания общежития. Гонял опавшие сухие листья и, заставляя высокую траву тереться друг об друга. Вечерело. Спускающееся к морю солнце подсвечивало землю сквозь пену плывущих облаков, то и дело, выныривая в просветах и обжигая зрение. Стечкин рассредоточил своих бойцов вокруг ангаров и входа в бункер. Сделал он это так, чтобы каждый боец мог видеть ближайших и обмениваться по цепочке информацией посредством жестов. В трех местах скрытно сосредоточены по одному бронетранспортеру. Стечкин то и дело поглядывал с холма, на котором выбрал себе позицию в сторону каждого из них, желая еще раз убедиться, что сухой кустарник и свисающие ветки надежно маскируют технику.
— Зараза, еще минут пять, и солнце будет светить в прицел. — Проворчал майор после того, как светило в очередной раз подмигнуло в разрыве облаков.
— Что? — шепнул Колесников, повернувшись к нему.
— Мне бленда нужна подлиннее на прицел. Иначе засветим зайчиком так, что все равно как с оркестром встречать и шариками.
Борис снял свою перчатку и принялся орудовать ножом. Уже через пару минут он надел на оптический прицел СВД командира цилиндр, скрученный из резины этой самой перчатки.
— Так лучше?
— Ты кой хрен вещь казенную испортил?
— Казенную? — Борис тихо засмеялся в маску. — Ну, ты шутник, Василич. Да ничего. Гостей положим тут костьми, я у них возьму. У них они пятипалые.
— Вот было бы занятно, если шестипалые, да? — ухмыльнулся майор и тут же затих, вслушиваясь в далекий звук. — Ты слышал это, капитан?
— Что?
— Да сними ты капюшон. Взрыв не слышал?
— Нет кажись. Я подумал про шестипалую ладонь и…
Стечкин заметил, что один из бойцов лежавший в кустах на склоне чуть повернул голову в том направлении. Значит, тоже услышал. Значит, не показалось.
— Хреново дело. Конвой Скворцова туда ведь отправился. И взрыв.
— Ты думаешь, что…
— Боюсь даже думать.
Они замолчали, вслушиваясь в шелест ветра и любые иные звуки, которые могли пронзить влажный воздух янтарного края.
— Вот! — громко шепнул Борис. — Точно! Еще взрыв. Или два сразу.
— Тише ты! Твой шепот в наморднике слышно почище этих взрывов.
— Ребята в засаду попали…
— Это очевидно. Тихо… Стреляют. О… КПВТ. Так… Стихло все.
— Последним стрелял, кажись КПВТ?
— Именно. Значит наши засаду перебили. Надеюсь. Так. Все. Ползи на свое место. Дальше только жестами.
— Слушай. Василич.
— Ну чего еще?
— Может… в самом деле зря ты того на пляже положил?
— Ну, давай я пойду, извинюсь, а? — раздраженно бросил Стечкин.
— Да нет… Но…
— Они пришли к нам. Скрывали свою численность, идя след в след. Пришли с оружием. Отрыли по нам огонь. Мы им должны были выставить ноту протеста, подставить другую щеку, задницу и уступить территорию?
— Ты слышал про инстинкт указательного пальца?
— Чего? Какого еще к хренам пальца?
— Ну, ты всю жизнь военный. На твоих глазах мировая война прокатилась. А ты так никого и не убил. И тут возможность. Оружие, палец на спусковом крючке. Есть в кого пострелять… Убиваешь и находишь этому обоснование…
— Слышь, Колесников, ты часом желтый мох не куришь как эти в пятом форте, а? Инстинкт указательного пальца, говоришь? А про эффект отбитого копчика ты не слышал?
— Да чего ты кипятишься, командир…
— Вали на свою позицию, Махатма Ганди, тоже мне.
— Кто?
— Пшел отсюда я сказал!
— Ухожу, ухожу, — проворчал Колесников и перекатился на пятнадцать метров вниз по правому склону.
На левом склоне боец снял с руки перчатку и поднял кулак. Это означало внимание. Боец сигнализировал далее по цепи, что ему передают информацию. Разжал кулак и указал ладонью в сторону. Значит в том направлении… Поднял четыре растопыренные пальца. В том направлении четыре человека. Снова сжал кулак и указательным пальцем сделал «стреляющее» движение… Значит эти четверо вооружены.
Стечкин прильнул к окуляру прицела. Вскоре четверку, вышедшую из зарослей, заметил и он. Оказавшись на открытом пространстве, они присели, оставаясь в пределах подступающего к территории базы кустарника. Долго оглядывались. Всматривались в следы ПТС-ки. Решиться выйти из скрывающего леса было не просто, и противник долго этого не делал. Смущали их большой холм над бункером и остатки зданий. Тот самый холм, на вершине которого расположился Стечкин и по склонам несколько его подчиненных. Однако едва ли заметят. К тому же их маски сильно ухудшали видимость, как впрочем, и противогазы обороняющейся стороны. Наконец, противник стал осторожно выдвигаться. Теперь стало очевидно, что их не четверо, а пара десятков. Как минимум. Движение неприятеля было слаженным. Причем когда одни приседали, распределяя сектора обстрела своим оружием, другие тут же начинали двигаться на некоторое расстояние. Потом приседали они и роли менялись. Майор заметил что они одеты, так же как и убитый им. И тоже свастики на левом рукаве комбинезона. На правой руке тоже были повязки. У одних черные, у других белые. Так. Ясно. Это первые и вторые номера. Первые присели, вторые идут. И наоборот. Так. А кто командует ими? После недолгого наблюдения, Павел заметил, что у двоих черные перчатки, тогда как у остальных они серые под цвет комбинезонов. И они подают руками какие-то знаки. Ясно. Это командиры. Стечкин сжал кулак. Затем приподнял этой рукой свою перчатку и осторожно покачал перед собой. После этого опустил ее и средним и указательным пальцем три раза постучал себе по плечу, словно показывая на погон, которого конечно на ОЗК не было. Это был сигнал остальным. Обратить внимание на перчатки. У кого они отличные от остальной массы, тот командир. А значит, приоритетная цель для огня на поражение.
Однако пока никто не стрелял. Бойцы знали, что первый выстрел сделает командир. А уж потом… Но Стечкин медлил. Указательный палец поглаживал спусковой крючок снайперской винтовки.
«Хренов Боря», — Подумал Майор. — «Пацифист, етить твою». И было отчего. Он вдруг ясно ощутил колебания в своем всегда холодном, рассудительном и всегда трезво оценивающим обстановку разуме. Теперь он думал о том, что сказал Колесников. Возможно, не стоит сейчас стрелять? Может, стоит предупредить для начала? Может они, просто не поняли друг друга, а то убийство на пляже было именно убийством, а не актом самообороны? Ведь впервые за долгие годы в мире, где не было никого кроме общины пятого форта и Красноторовской колонии «Блок-6» появился кто-то третий. И первое что произошло при этом контакте, это перестрелка и убийство. Он допустил ошибку? Роковую ошибку? Может сейчас крикнуть, дескать, стойте, давайте поговорим, опустите оружие или стреляем? А эти свастики… Просто свастики. Древние символы, не имеющие никакого отношения к нацистам, столько горя принесшим его народу и Родине? Но… Нет. Они первое, что сделали, ступив на эту землю — водрузили свой флаг на первом встреченном здании. На ПУРе. Свой флаг. Это демонстрация своих намерений. Они объявили эту землю своей, даже не удосужившись разобраться, есть ли тут выжившие и что они по этому поводу думают. Нет. Сомнений никаких быть не должно. Перед ним, в прицельной шкале СВД, агрессоры. Захватчики. Враги.
Рука твердо обхватила рукоять. Холодный ствол бесстрастно уставился на первого в черных перчатках. А палец плавно начал ход, давая винтовке понять, что пришел ее черед выполнять свою прямую обязанность. Лишать жизни. Она исполнила предначертанное ей создателем безукоризненно. Выстрел, подобный удару плетки, разорвал ветреную тишину, и пуля влетела в голову цели.
И бойцы тут же открыли огонь. Эффект неожиданности сделал свое дело. В первые секунды положили восемь человек. Остальные бойцы, что высматривали другие направления, на случай если враг берет это место в кольцо, в бойне не участвовали, терпеливо ожидая своей очереди на стрельбу.
Ждать им долго не пришлось. Пока авангард, встреченный огнем защитников «Блока-6» стал спешно отступать в заросли, со стороны бывшего города Янтарный начался шквальный обстрел стрелковым оружием. Стечкин предусмотрел подобное развитие событий. Офицером он был не просто так. Поэтому выбранные для стрелков позиции не были чрезмерно оголены с правого фланга, откуда начался обстрел второй группой пришельцев. Бойцы, ответственные за этот сектор, отметили для себя места дислокации противника и открыли ответный, прицельный огонь по вспышкам выстрелов в зарослях, сдабривая порции свинца «посылочками» из подствольных гранатометов. Враг явно не ожидал такого горячего приема и, на перегруппировку и смену тактики им потребовалось значительное время, которое они несли потери. Но спустя некоторое время ситуация стала меняться. На склон упало две гранаты. Затем справа возникла стена огня. Огненное облако врезалось в правый склон, разбрызгивая капли пламени и поджигая сухую траву и кустарник.
— Отходим! — Заорал Колесников. Четверо бойцов и он сам бросились к вершине, чтобы найти укрытие за холмом. ОЗК одного из них горело. Тут же ожесточилась пальба из штурмовых винтовок врага.
Стечкин инструктировал. Если что-то пойдет не так. То обороняющиеся должны сменить позиции по линии: Общежитие, штаб, казарма, ангары, холм. А резерв должен был отойти на тыловую территорию, где раньше был автопарк. То, что враг принялся метать гранаты и использовать огнемет, было сигналом к тому, что пошло что-то не так. Они не отступили и не были перебиты, как ожидалось. Они продолжали теснить оборону. Следовательно, пошел наихудший вариант. Бойцы не дожидаясь команды, принялись отходить на новые рубежи. В это время в бой вступил скрытый боевой резерв, занявший позиции на нижних, уцелевших этажах общежития и казарменного здания. Они прикрывали отход. Правило был простое. Поток свинца, льющийся на врага не должен иссякать, даже во время отступления. Майор убедился, что горящего бойца потушили и последняя группа, прикрывающая правый