Виктор толокся в шиномонтажке на просторном въезде в город. Дул ветерок, и наносило сероводородом из какой-то развороченной теплотрассы. С узлом и ногой от мотора в мешке Виктор кинулся к Жене:
– Здорово!
– Здорово!
– Ни хрена – агрегат! Дорого небось отдал? – Не дороже денег… Здорово, зимогор! Здорово! – они долго стучали друг друга по спинам.
Потолклись у машины, загрузили в «собачатник» узел, из которого Витя сразу достал плотную котомку со свёртками.
– Ну чо, всё? Поехали?
– Поехали! – Витька довольно уселся, отладил сиденье, всё кряхтел, гнéздился. – Ты с востока? Чо там? Как сам? Как здоровье?
– Нормально. По пробегу здоровье. Щас заправимся только. Ты голодный?
– Да нет, у меня тут всё… вот… Сало тут, кульбаны копчёные…
– Водки хочешь, Вить, владивостоцкой? А?
– Давай! – обрадовался Витька. – А то тут с этой нервотрёпкой… Короче, вчера…
– Ну, погоди, ладно, намахни сначала, успеешь рассказать… там вон кружка… а вот здесь бутылка… под седушкой пошарь… Ну чо… Есть?
– Е-есть… Куда денется! Ну ёлки… А нож есть? Хотя нет, постой, у меня тут свой – с рельсовой пилы, щас покажу… бриткий, главное, такой, зараза. Ну хорошо…
– Ну вот и давай!
– А ты?
– Ты чо – я же… – Женя похлопал по рулю.
– Тьфу ты, – шлёпнул себя по голове Шейнмайер. – Я совсем уже прибурел с этой катавасией! От Витька – прибурок дак прибурок! Так-так-так… Чо-то ведь хотел… Во! Мужикам отзвониться, сказать, что всё, еду…
– На с моего.
Витька позвонил, подуспокоился, потом ещё выпил владивостоцкой, и его прорвало…
– Ну, хоть ты забрал меня. А тут, видишь, чо, ты в курсе же, наверно, что у меня творится тут?! Короче – надо в Красноярск срочно, а денег вообще ни копейки, всё потратил на свистопляску эту. И никто, как назло, не едет. А тут мужики наши из Кодинска как раз поехали катер продавать в Братск… Ну, продавать-то, в смысле, не в Братск, а одному, там, на Байкал. Ну, который-то берёт, коммерсант – он сам в Иркутске живёт, а катер надо было только до Братска… – Женя не успевал за Виктором и только кивал. – А им самим потом в Красноярск. Ну, короче, у них там… – Всё это лилось из Витьки, переложенное хорошими маткaми.
– А чо они, порожняком до Красноярска?
– Ну да. Вернее, нет. У них от Канска. А они кенты мои. Ну, и я с ними, дай, думаю, уеду, день-два потеряю, зато хоть с места пошевелюсь. Сюда приехали вчера. Все. Главное, в город заехали… и представляешь, шесть утра, и вдруг, клац, удар такой сзади, мы даже не поняли, чо к чему. Короче, пацан в дымину кривой с девкой на «хондарe» со всего маху в задний мост! Представляешь, балку, ба-алку! – пополам! Это с какой скоростью лететь надо! «Хондарь» в хлам – сами живые, правда. Девка ревёт, а этот артист в автобус – всё это на остановке – в автобус полез. Удират с места. Хорошо, Колька его уцепил за шкварник – тот трясётся, ничего не соображает, ещё и обколотый, видать. Оказалось, сынуля чей-то, батя у него зубные клиники держит. Приехал на «крузаке» – всё на себя взял. А я Данилычу звонить, чтоб денег на дорогу выслал…
– Н-да… история. А ты точно сытoй?
– Да сытoй… – и он перешёл к главному. – Ну всё, а нас перевозят, ты в курсе? Дома пожгли на хрен! Все деревни: Мозговая, Паново… и главное, смотри, падла, – кричал Виктор, – прислали каких-то утырков чуть не с Москвы, чтоб не свои, чтоб не знали никого… Народ собрали со всех деревень на баржу, всё это врастопырь, нахрапом, погода ещё такая, низовка дерёт чуть не со снегом. Ну и потом чтобы в Кодинск, а там квартиры не готовы ни хрена. И такой бардачина на барже на этой, всё впопыхах… шмотки все поперепутались, никто ничо найти не может путём… Давай жрать на костре готовить… У меня всё на камеру заснято, я тебе покажу…
– А у тебя-то у самого чо? За картина?
– У меня картина-задолбaная-плотина: гараж, два сарая, лодка-обяшка с булями, мотоцикл, буран, вот только каретки перебрал, мотор «вихорь»… А кому они теперь на хрен там нужны? Я их даже продать не могу. Сын в Хабаровске… Так вот всю жизнь пропахал, и, сука, на тебе на старости лет медаль Сутулова! Подляна такая! Ухожья все с избушками, с путиками, пять избушек, центрально зимовьё с баней – тоже никому… Вернее, так-то возьмут, потому что видят, человеку деваться некуда. А за деньги нет. И собаки ещё! Кобель, главное, такой гавкий по зверю… Да, ёлки!
Звучал знакомый кежемский говорок: ухожья – охотничьи угодья, ночевка на сендухе – то есть в тайге у костра, кульбан – язь, низовка – север (ветер). Подкруживать – подвирать…
– Я ещё жахну, наверно!
– Конечно, Вить, чо спрашивашь!
– Ладно, Женька! Спасибо, что не бросили меня! Спасибо! – сказал он с силой и тронул за плечо, закусил хлебом, посопел. – Я не хочу никуда переезжать, это мой дом, я – ангарец! Мне по хрен! Когда это всё началось переселение, тут насулили чуть… не новых квартир в Красноярске, в Сосновоборске на крайняк. Пока суть да дело, все шишки нахватались, ну и кто поближе к начальству… А как остальные-то чухнулись, началось – Ачинск, Шарыпово, Минусинск, Кодинск… Причём хлам всякий предлагают… Доброго ничего…
Старьё одно… А я так считаю: вы нас топите, а не мы вас. Это вам надо. Поэтому – или давайте мне путнее жильё в путнем месте! С гаражом! С сараем! – Витя орал. – С погрёбкой! Так? Давайте мне все потери оплачивайте, будьте любезны, давайте переезд оплачивайте! – он с жаром загибал пальцы. – А нет – значит, под воду пойду к налимам и не пошевелюсь! Я сказал! Я всё равно добьюсь! Я и дом свой не дал палить, вышел с эскаэсом – пошли на хрен, козлы, не вы меня ссылали, не вам и высылать! Вы вообще здесь не местные! Токо, сука, подойди – как стегану, б…, по кишкам! Я кежмарь, мне по хрен! Ооой, сил нет! – прохрипел Витя, качая головой. – Давай ещё вмажу!
– Обожди, я ещё в газету напишу… – вязко проворчал он сквозь сало.
– Зачем?
– Чтоб им стыдно стало!
– Ви-тя! Ты чо такой? Им стыдно не станет. У них в том сила вся… Братан, если б им могло быть стыдно, всё не так было бы… Тут брату старшему на совет письмо с края пришло за подписью: почту им невыгодно держать, либо сами содержите, либо закроют, понял, да? Начальник почтамта – прикидываешь? В добрые времена после таких писем – или в отставку шли, или пулю в лоб пускали… А этим… по хрен! Сты-ыдно! – Женя раздражённо замолчал… – Не смеши мои подмётки, махни вон лучше стопаря ещё…
В Покосном перекусили, несмотря на отнекивания Виктора, который тут же набросился на борщ и пельмени, добрав под них владивостоцкую. Двинулись дальше, Витя заклевал носом, и Женя переселил его на заднее сиденье, где он моментально заснул.
От Тулуна неслись по лесу по широкой жёлтой дороге из смеси песка, глины и льда. В Нижнеудинск приехали рано. Расслабленно стали на постой в большом деревенском дому Серёги. Вечером смотрели кино. Сначала хозяин поставил фильм, снятый его знакомым, томским промысловиком.
Там был смешной эпизод розыгрыша охотника. Автор надел специально изготовленные чоботы из медвежьих лап с подушками и когтями и, встав на четвереньки, пересёк лыжню, по которой вот-вот собирался идти другой охотник. Здесь же спрятался оператор с камерой. И вот появляется долговязый мужик с двумя мерзлыми соболями в руках (ружья почему-то у него не было – видимо, решил просто по-быстрому пробежаться по путику). Увидав следы, он озабоченно замедляет ход, всматривается, водит головой и вдруг резко разворачивается и, пытаясь убежать, путается в тальниках скрестившимися лыжами, падает, роняет шапку и соболей. В это время автор фильма рычит из засады, и охотник, выпростав ноги из лыж, позорно удирает. Автор выходит, подбирает соболей и говорит в камеру:
– Вот как, ребята, промышлять надо!
Потом смотрели Витины ангарские съёмки. По большей части это были записи разных людей, в основном пожилых. Одна бабушка рассказывала, покачиваясь на лавке, на фоне ковра и жёлтых фотографий:
– Приехали… Заходят… «Кто такая? Ты в списке есть? Так… Усольская?» – «Ково Усольская… – Усольцева!» – возмущённо передразнила бабушка. – «О-о-о… Не признала свинья своего поросенка!» Переселять он меня приехал! Я грю, ты меня селил сюда? Так я и поехала… Как переселять?! Как переселять-то удумал меня, со стайкой, что ли, да с огородами? С картошной ямой? Ой-ой-ой… А оне, веришь ли, Ветя, оне как тут по кладбишшу зачали ровнять этим… бульдозером, – черепа, сына, каталися поверху катком… катком каталися…– она махнула рукой и заплакала…
– Я, ты, грю, уродова рожа, знашь, как мы жили? В ямщину как ходили… Тут конна дорога была в Эвенкию… В войну на Ванавару обозы муку да зерно с Кежмы возили. Тут станки через пятьдесят кило метров были… Мороз не мороз, а дорога она есть дорога, – то нéкать, то рóпухи… а морозы такие ране стояли… Калач токо из-за пазухи вынешь, идёшь грызёшь. А ты тут мне… «Усольская»… Я грю, люди страх совсем потряли… Если б старики посмотрели, упали бы замертво.
Татьяна, хозяйка, вытерла рукавом глаза. Она готовила стол и всё смотрела на экран. Её оставшийся от родителей дом сгорел в их отсутствие. Подожгли соседний, но был ветер, и пожар перекинулся. Погибли все вещи, лодка, мотор, снегоход, «уазик».
Когда сжигают под затопление, прибирают вокруг, чтоб потом не плавало. Виктор снял такой дом. Прекрасный сосновый пятистенок стоял, обставленный палками, досками, рулонами бересты, черешками от лопат, бастриками. Так у путнего хозяина вдоль стены сарая выстроены лопаты, лома, грабли, пешни вверх остриём, чтоб не гнили, не тупились о землю.
Так и стоял дом с обречённо строгим видом, будто готовый в дальний путь, смиренно ожидая участи и докладывая: к сожжению готов. И глаза смотрели тихо своими вековыми переплётами, с заботливо согнанными рамами, с подоконниками, у которых специально сделаны желобки для талой воды со стёкол. С сенями, ещё недавно заставленными таким живым, нужным, насущным – кадушками, пестерями, туесами, канистрами. И сама на листвяжном окладе изба, белёная, штукатуреная, со стенами из сосны, которые в лесу поди свали, отсучкуй да раскряжуй безо всяких бензопил. Да привези на коне по снегу, да шкури, да руби. Пази, углы заделывай, да ворочай, одно – хоть семьи большие были в прежные времена. И на аховые работы, вроде подъёма самого тяжёлого, подмогу звали. А так – брёвна приготовь на балки, на матицы да на стропила, да стропила подыми, да на обрешётку напили продольной пилой, да на полы, да на потолки, да тёс на крышу или дранку сосновую, да по тёсу ещё канавки прогони водосточные… Да печку глинобитную набей, да глиной стены обмажь, да извёстку выжги на костре плавничном на берегу – это сколь камня натаскать надо! А косяки, а рамы, а двери, а наличники… и пока строишь, сколько ещё каждодневного надо успеть.