Во дворе послышались шаги. Кэт подалась назад, к лестнице. Шаги отдалились и стихли.
— Теперь иди! — сказал узник. — Ты была достаточно смелой.
— Я иду. Когда будешь на свободе, приходи в Канаду. Там тебя никто не будет преследовать. Мы будем недалеко от границы, около поросших лесом гор.
— Скажи Тобиасу: я буду бороться за свою жизнь. Хау.
— Прощай!
Кэт быстро поднялась наверх и втащила лестницу.
Дакота обдумывал новости, которые сообщила Кэт Смит. Ему было только двадцать четыре года, и он снова видел перед собой цель. С этого момента он решил бороться за свою жизнь, бороться до тех пор, пока Роуч не вынужден будет освободить его…
Через четырнадцать дней в сумрачное послеобеденное время в неурочный час к узнику заявился охранник, церемонно извлек из кармана два ключа, показал их дакоте.
— Ты должен явиться к коменданту, — сказал он, — к кэптену Роучу, Веди себя прилично. От этого зависит твоя жизнь.
Он разомкнул кандалы и цепь, снял путы с ног. Дакота не показал вида, какое он почувствовал облегчение.
— Теперь вперед, — приказал конвоир, вытаскивая револьвер. — Наверх по лестнице. И чтобы мне без фокусов.
Дакота молча подчинился.
Он вступил в рабочую комнату коменданта и узнал за письменным столом Роуча. Четыре драгуна с револьверами наготове охраняли капитана. Роуч по своему обыкновению откинулся в кресле и держал в пальцах сигарету. На его лице было написано все, что может чувствовать злобный карьерист в момент своего торжества. Он сморщил нос, когда перед ним остановился индеец в покрытой грязью и кровью одежде. Он посмотрел на дакоту, как на животное, которое оценивают на рынке.
— Ты, кажется, серьезно болен, воспаление легких или что-то в этом роде. — Роуч не скрывал своего злорадства. — Фельдшер сказал — воспаление легких. В Вашингтоне не высказывают опасений по поводу твоего освобождения, если ты образумился и распишешься в том, что беспрекословно отправишься в резервацию. — Роуч поиграл бумагой. — Ну как? Подумал ты об этом?
— Что я сам отправлюсь в резервацию?
— Ну конечно. За свое племя тебе расписываться уже не требуется. Оно давно там.
— Я обязуюсь беспрекословно идти в резервацию.
— Великолепно. Вот что сделало несколько месяцев подвала! — Роуч пододвинул дакоте документ. — Подписывай!
Индеец внимательно прочитал документ. Он содержал действительно не более того, что сказал Роуч. Дакота подписал его.
— Своего оружия ты, конечно, больше не получишь. Ты будешь теперь превращаться из дикаря в цивилизованного человека. Завтра Тобиас везет письмо на форт Робинсон, он может взять тебя с собой. Своего коня забирай, эту бестию никуда не приспособишь. И смотри же, чтобы ты избавил нас и от другого хищника — черного волка, который сделал округу небезопасной. Это, должно быть, твоя собака?!
Дакота пожал плечами.
Роуч посмотрел вокруг.
— Где же Тобиас? — спросил он присутствующих. — Ему было приказано прийти. Дверь открылась.
— Ага, Тобиас! Вот твой подопечный. Он завтра отправится с тобой в резервацию. Сегодня он может переночевать в казарме.
— Хау.
Индейцы вышли. На дворе смеркалось, наступал вечер. Тобиас повел Токей Ито в блокгауз-казарму. Две керосиновые лампы слабо освещали мрачное помещение. Делавар порылся у себя в углу. Он дал дакоте немного пеммикана. Легкая улыбка скользнула по лицу Токей Ито, когда он получил от него свою старую трубку.
Вечером в блокгаузе собрались солдаты, они болтали, курили, играли в карты. Большинство не обращало никакого внимания на индейцев, но кое-кто из старых солдат бросал в их сторону недобрые взгляды.
— Что нужно тут у нас этой свинье?
— Может быть, он расскажет, как убил Джорджа и Майка!
— Надо отобрать у него огниво, не то мы сегодня ночью опять взлетим на воздух!
Дакота старался не показать вида, что он понимает. Делавар молчал, не подавая повода к столкновению.
— Пойдем к лошадям! — предложил он.
Дакота поднялся, и они покинули блокгауз. Вахта у ворот выпустила Тобиаса с его спутником. Снаружи в загоне несколько лошадей щипало серую зимнюю траву. Буланый жеребец стоял с опущенной головой. Дакота тихонько позвал его. Буланый навострил уши и в несколько прыжков был у изгороди. Он прикоснулся своими мягкими ноздрями к щеке единственного человека, которого терпел на своей спине. Дакота погладил его по шее.
Индейцы поняли друг друга с единого взгляда. Тобиас отодвинул жердь, закрывающую выход из загона, и они, взяв своих коней, поехали прочь от форта. Почувствовать простор прерии было первым желанием освобожденного.
Когда форт остался далеко позади и их уже не могли ни увидеть, ни услышать оттуда, они остановились. Дакоте пришлось резко осадить Буланого, который изо всех сил рвался вперед.
В воздухе, сверкая, проносились снежинки. Между облаками мерцали звезды. Полная луна, госпожа ночи, поднималась по небосводу, рассеивая тьму своим оранжевым светом. Вокруг лежала безлюдная земля. Ее сыновья — дакоты — были изгнаны отсюда. В последний раз видел вождь родной край. И он вдруг запел. Негромко, глухо звучала эта грустная песня о бескрайней прерии. Звуки ее мешались с хриплым дыханием ветра. Вождь пел о судьбе своего народа, пение его временами прерывалось приступами кашля. Безродный делавар слышал в песне и свою собственную печаль.
Индеец словно бы разбудил спящую землю. На освещенном лунном светом склоне холма появилась непонятная тень. Она приближалась. Черное большое животное шаг за шагом двигалось на голос. Глаза у него горели.
Вождь не пошевелился, он продолжал петь. И песня притягивала зверя своей чарующей колдовской силой. Животное стало ползти, издавая ворчащие звуки. И вот это ворчание перешло в визг. Зверь узнал вождя.
— Охитика!
Собака бросилась к индейцу с такой радостью, что тому пришлось напрячься изо всех сил, чтобы не упасть. Буланый узнал черного волкодава. Он зафыркал и стал щипать чахлую траву.
— Ну вот, он снова ест, — сказал делавар.
Потом индейцы поехали назад к форту. Они остались снаружи палисада, в загоне у лошадей, и караульный не обращал на них никакого внимания.
Делавар вернул дакоте обоюдоострый нож с резной рукояткой.
Дакота сунул привычное оружие в ножны.
На следующее утро, еще не успели проснуться обитатели гарнизона, а оба индейца уже стояли на берегу реки. Они собирались купаться. Караульный при лошадях подошел к ним. Это был пожилой мужчина с окладистой бородой.
— Оставь это, — сказал он дакоте. — Вода в реке ледяная, а ты больной. Ты что же, решил околеть после того, как тебя освободили? Иди в блокгауз! Я тебе дам теплой воды! И никому до этого нет дела!
Вождь не ответил ему и не внял предостережению. Он прыгнул в воду и поплыл.
— Видали ли вы такое безумие! — Бородатый с сожалением покачал головой. — У дикарей нет никакого рассудка.
— Дакоты иного не признают, — объяснил Тобиас. — Даже побывав в потельне, они всегда потом плавают в реке.
— Ну что с вами, индсменами, поделаешь, — сказал добродушный мужчина и пошел назад к лошадям.
Тобиас вслед за дакотой прыгнул в неглубокий поток. Затем оба потерлись на берегу песком. Дакоту трясла лихорадка, и сердце его билось порывисто, но, когда он соскоблил с себя всю грязь, он почувствовал себя человеком, вырвавшимся из-под пытки. Делавар дал дакоте новые легины, мокасины и поясной платок. Молодой вождь взял это все. Однако свой пояс вампума и запятнанную кровью нарядную куртку он надел тоже.
— Как могло мое имя достичь Вашингтона? — спросил дакота.
— Художник Моррис, которого вы, дакоты, называли Далеко Летающей Птицей, Волшебной Палочкой, хлопотал за тебя. Он всегда был другом дакотов, и раз уж он ничего другого для вас был сделать не в силах, решил попытаться спасти хотя бы тебя.
— Что делает Кэт Смит?
— Десять дней назад она уехала с семьей торговца. Роуч был рад от нее избавиться. По пути ее встретил вольный всадник Адамс. Я думаю, он возьмет ее в жены.
Когда окончательно рассвело и форт ожил, индейцы уже были в пути. Черный волкодав бежал с ними, и, хотя Тобиас указывал дорогу, дакота ехал ведущим, чтобы Буланый, как ему было привычно, бежал первым.
Когда всадники около полудня дали лошадям немного отдохнуть и Токей Ито бросился рядом с Тобиасом на меховое одеяло, разведчик сказал:
— Если ты хочешь убежать, прежде чем мы достигнем резервации, я тебе не помешаю.
— Ты думаешь, из резервации я убежать уже не смогу?
Тобиас посмотрел в глаза дакоты. Была в его взгляде какая-то сила и решимость. И не мог делавар отчетливо представить себе, что они означают. Он только и сказал в ответ:
— Бежать могут многие. Но никто не знает, куда.
— Где стоят палатки моих братьев? Тебе это известно?
— В северо-западной части резервации, в Бэд Ленде.
— Недалеко от границы резервации и недалеко от Блэк Хилса?
— Да.
Дакота прикрыл глаза. После того, что он теперь услышал, он не хотел больше ни задавать вопросов, ни отвечать на них.
Возвращение
После полудня они подъехали к агентуре резервации. Совсем новые или еще недостроенные дома и заборы, привязанные лошади, снующие повсюду люди — все это производило впечатление созидательной деятельности. Перед главным зданием стояли фургоны, легкие повозки, запряженные мулами. Выгружали мешки, ящики, бочки и вносили в помещение. Мужчина, необыкновенный рост которого и полнота бросались в глаза даже на расстоянии, наблюдал за работой. Дакота узнал в этом толстяке торговца и букмекера Джонни, которого он видел в форте Рэндол.
Разгруженный фургон отъехал к длинному, низкому строению, животные были там выпряжены. Большой Джонни, проследивший также и за этим, пошел к главному зданию и исчез в дверях.
Индейцы въехали на территорию агентуры. Вместе с ними прибежала и черная собака. Тобиаса здесь знали, и постовой, пропустив их, больше уже не обращал на них внимания. Они пустили своих лошадей в загон, затем Тобиас направился