Дакота выбрался из ивняка и пополз вверх по склону, по той его части, где раньше стояли лагерем женщины и дети, на вершину холма. Наконец он дотащился до «бизоньей купальни», которая два дня и три ночи служила ему убежищем. Связанный понка по-прежнему лежал на том же месте. Токей Ито посмотрел вдаль. Тихая и опустелая раскинулась перед ним земля. Вскоре здесь соберутся на пиршество стервятники и волки, и не останется ни следа от ночного боя. Токей Ито заметил рядом, в низине, ружье Красного Лиса с разбитым прикладом и поднял его. Он сможет заменить его ложу дома, в вигваме.
Вождь принялся и дальше обозревать окрестности. Далеко-далеко вверх по течению он заметил своего Буланого и рыжую кобылу; они мирно паслись рядом. Пал ли его соратник, который выстрелом из бухты прикончил Шарлеманя, жертвой охотников за скальпами или смог спастись от них? Если он еще жив, то непременно объявится. Токей Ито знал, кто это: его побратим Горный Гром, сиксик. Ему было проучено наблюдать за боем Токей Ито с врагами и передать Медвежьему племени весть о его исходе.
Постепенно светало. Из травы на гребне холма вынырнула какая-то фигура. Это оказался индеец. Он не скрываясь двинулся к вершине. Был он высок и прям, словно копье.
Токей Ито тоже поднялся на ноги, побратимы приветствовали друг друга, и к ним присоединилась Унчида.
– Наши враги приняли тебя за Токей Ито, – сказал дакота, обращаясь к Горному Грому. – Они знают, что ты остался в живых?
– Нет, не знают. Они думают, что я был смертельно ранен. Я бросился в Мутную воду, потом тайком снова выбрался на берег и проследил за врагами. Они взяли с собой твой костяной лук и скальп краснокожего разведчика, которого я застрелил, когда они кинулись за мной по пятам. Этот скальп вместе с луком они выдадут за твой. Ускакали они довольные.
– Вот, – указал Токей Ито на пленного понка, – это единственный из наших врагов, кто знает, что Токей Ито еще жив. Он не должен меня выдать. В глазах вачичун Токей Ито навсегда должен остаться мертвым.
– Ты заставишь его замолчать?
– Пусть выбирает: смерть или жизнь в наших вигвамах.
Дакота взглянул в глаза своему пленнику. На лице молодого человека читалась борьба: ненависть и упрямство не хотели уступать здравому смыслу.
– Ты пришел из ваших вигвамов или состоял на службе у милаханска? – спросил его Токей Ито.
– Нет больше вигвамов понка, – с горечью отвечал молодой индеец. – Наших воинов убили дух болезни, которую принесли с собою бледнолицые, голод и стрелы и пули дакота. Последние из нас ушли в резервацию. Я одни остался в прерии и ловил бобров вместе с одним бледнолицым.
– Твоя сестра Монгшонгша живет у нас. Не хочешь ли тоже прийти в вигвамы Медвежьего племени и вместе с нами разводить пестрых бизонов и растить злаки?
– Кукурузу?
– Да, наподобие кукурузы.
– В резервации?
– Нет, на свободе и на собственной земле. Почва здесь плодородная, – сказал Токей Ито, бросив взгляд на поросшие густой травой луга и красноземные холмы. – На свободе нам не придется больше голодать и убивать друг друга.
– Хорошо, я согласен.
– Понка, как и дакота, принадлежат к большому племени сиу. Мы всегда были братьями, но теперь по-настоящему осознали свое родство. Мой младший брат может первым отправиться в Лесистые горы и передать дакота весть о том, что Токей Ито, Горный Гром и Унчида скоро вернутся в родные вигвамы.
Шудегатшу освободили от пут, и он отправился в дорогу. Он проворно сбежал вниз, в долину, и оба вождя, стоя на холме, могли увидеть, как он переплывает реку и добирается до северной прерии.
Токей Ито посмотрел ему вслед. За долиной, в которой клубился утренний туман, за широкой, холмистой прерией возвышался на горизонте горный кряж. Издали он казался темным; он порос лесом. Вот куда перебраться посоветовал он своим вигвамам. Там стояли сейчас шатры Медвежьего племени, где-то между лугом и лесом, у чистого, прозрачного ручья. Кожаные пологи вигвамов были подняты, горели костры, на которых готовили утреннюю трапезу. Лошади начали пастись, поблизости бродили голодные псы.
Когда Токей Ито подумал о предстоящем возвращении домой, на лице его едва заметно изобразилась радость. Ни один враг не стоял более между ним и его родичами. Ни одного вачичун не беспокоило больше существование и судьба горстки индейцев, укрывшихся за Миссури. Втайне Сыновья Большой Медведицы могли вступить на новый путь, чтобы когда-нибудь снова примкнуть к великому племени дакота, которое они вынуждены были покинуть в неволе.
Уверенно и смело звучала песня Унчиды, которая вместе с вождями отправилась на новую родину, к своим вигвамам.
Заключение[17]
Это произошло летом 1926 года. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как племя дакота, побежденное из-за нехватки патронов, ушло в резервацию, и лишь нескольким мужественным, дальновидным индейским семьям удалось найти новую родину в Канаде. Последние силы сопротивления в резервации, в том числе шаман и «хранитель Священных Тайн» Сидящий Бык, погибли в 1890 году в ходе жестоко подавленных восстаний, поднятых адептами движения Пляски Духов. Переселившиеся в Канаду дакота исчезли из поля зрения политики и экономики Соединенных Штатов.
В 1926 году, с приближением пятидесятой годовщины битвы на реке Литтл-Бигхорн, последней великой битвы индейцев за свою свободу, предприимчивые менеджеры поспешили устроить на бывшем поле брани «праздник примирения». На него пригласили ученых-историков и вождей индейцев дакота, живших в резервации. Железные дороги продавали со скидкой «памятные билеты в честь генерала Кастера». Чтобы сделать праздник особенно привлекательным в глазах публики, на него из Канады пригласили также внука Сидящего Быка. Сам Сидящий Бык не принимал участия в этой битве, но был вдохновителем сопротивления. Перед собравшимися белыми и вождями дакота, которые прибыли из резервации в старинных венцах из орлиных перьев, выступил профессор истории. Он указал, что было бы интересно услышать из уст внука Сидящего Быка ряд подробностей битвы, ход которой дакота до сих пор упорно не желают обсуждать.
Тут на трибуну поднялся дакота из Канады и положил перед собой несколько купюр. Он обратился к публике со следующей речью: «Бледнолицые, которые пригласили меня сюда, просили меня произнести несколько слов в знак примирения. Я не могу произнести ничего подобного перед бледнолицыми, пожелавшими за деньги услышать от меня слова примирения. Поступив так, я запятнал бы память своего деда. Я возвращаю деньги. Пусть их возьмет кто хочет. Это слова свободного дакота, живущего в Канаде и зарабатывающего на жизнь своим трудом. Хау».
На том выступление дакота и закончилось.
Это празднование годовщины битвы на реке Литтл-Бигхорн обернулось для предприимчивых менеджеров катастрофой. Американская пресса обошла его молчанием.