– Что случилось? Ты спрыгиваешь? Не надо! Долго я не продержусь!
– Держись, во что бы то ни стало!
Старик запнулся, его вырвало прямо девушке на руки, и она ощутила тепло. Она почувствовала, как по ее ладоням сбегает кровь!
– Кейт! Мне конец. Поезжай вперед! Осторожно, смотри на мулов, а не на меня!
На губах у Тома снова выступила кровь. Тут Кейт заметила, что в боку у него торчит стрела. Он пошатнулся и рухнул в траву.
Кейт, словно окаменев, сидела на облучке бросаемого из стороны в сторону фургона. Она судорожно сжимала в руках вожжи упряжки, стремительно уносившейся от опасности в непроглядную безлунную ночь. Повозка отчаянно неслась по долине, вперед и вперед, не останавливаясь! Мулы неутомимо бежали. Они тоже пребывали в страхе и растерянности и инстинктивно продолжали от испуга нестись галопом. Кроме как по дну долины, бежать им было некуда. Кейт могла бы и отпустить вожжи, во всем положившись на них.
Она ехала все дальше и дальше. Ее обдавало брызгами из луж, последний весенний снег скрипел под колесами. Фургон катился без передышки. Постепенно девушка ощутила некоторую уверенность. Мулы тоже успокоились и пошли рысью. Подгонять их длинным кнутом Кейт не могла, ведь ей приходилось держать поводья обеими руками. Потому-то мулы и бежали как им вздумается.
Девушка вновь собралась с мыслями. Как ей описывали дорогу? По луговой долине ехать до берега реки. Как только покажется Найобрэра, можно будет разглядеть и пограничный пост с его блокгаузами. Тогда она спасена. Спасена! Кейт с трепетом, не смея до конца надеяться, молила судьбу пощадить ее, уносясь мыслями к спасительному форту, которым командовал ее отец, майор Смит. Внезапно она, в мечтах устремившаяся к спасительному видению, словно отпрянула от него. Ведь в блокгаузе, к которому катилась сейчас ее повозка, был жестоко убит отец… того самого индейца, что напал сейчас со своими людьми на колонну. Неужели это он – тот заклятый враг, о котором говорили конвойные в ночные часы, перед нападением? Кейт почувствовала, что ее вот-вот снова парализует страх, и усилием воли заставила себя отвлечься от этих зловещих мыслей. Ей надо было следить за мулами.
Вдруг до нее донесся какой-то шум. Это был стук копыт! За ее фургоном скакали лошади. Неужели ее догоняют какие-то всадники? Друзья это или враги? Или это кони, потерявшие седоков, бесцельно носятся туда-сюда и, может быть, завидев фургон, по привычке решают держаться поблизости?
Мимо нее пролетели две лошади без всадников. Они проскакали галопом. Они чувствовали, что их преследуют? Когда стук их копыт затих, Кейт стала различать только грохот колес собственного фургона и по-прежнему доносившиеся откуда-то отдаленные выстрелы. По обеим сторонам долины, тесно обступив ее, тянулись холмы; эти холмы справа и слева пугали Кейт, ведь за ними легко могли спрятаться враги. Она вспомнила о Томе. Неужели сейчас снова беззвучно прилетит стрела, на сей раз избравшая целью ее?
Повозка все катилась и катилась, и никто не пытался остановить спасающуюся бегством девушку. Ей казалось, что прошло уже много времени. Разве по небу и по земле не разлился постепенно какой-то неясный утренний свет? Точно ли она едет уже много часов? Беглянке отчаянно хотелось, чтобы наступил белый день. Воспаленное воображение играло с ней злые шутки: ей казалось, будто она слышит плеск речных волн, приближаясь к переправе, за которой ждет маленький форт. Она прищелкнула вожжами, снова подгоняя мулов. «Отец, – думала она, – отец, если бы ты только знал!»
Неожиданно она вздрогнула, очнувшись от своих мыслей. Разве она снова не услышала стук копыт? Может быть, ей отпустить вожжи и схватиться за пистолет?
– Эй! – окликнул ее кто-то сзади.
– Это я! – ликуя, крикнула в ответ Кейт.
Ей показалось, что до нее донесся голос жениха.
Рядом с фургоном появился всадник, и Кейт поняла, что не ошиблась. Это был лейтенант Роуч. Шляпу он потерял, волосы его прилипли к потному лбу, лицо было искажено. Он возбужденно дергал поводья.
– Поезжай дальше! – крикнул он девушке. – Кажется, кроме нас, никого в живых не осталось. Я поскачу вперед, к погранпосту, и выйду тебе навстречу с подкреплением.
– Возьми меня с собой!
– Ты с ума сошла! Моему коню не снести нас обоих. Враг гонится за мной по пятам!
Лейтенант так пришпорил коня, что тот стал на дыбы и, робко сделав один прыжок, сорвался с места и скрылся в редеющем мраке.
– На помощь! – еще раз из последних сил крикнула Кейт.
Но всадник больше не обернулся.
Девушка растерянно глядела ему вслед, пока он не скрылся за ближайшим изгибом долины. Вскоре стих и стук копыт его коня.
Девушка стиснула зубы. Она снова начала, как могла, погонять мулов. Если она правильно поняла лейтенанта, весь конвой, сопровождавший колонну, перебит. А за Энтони Роучем, а значит, и за ней тоже гонится враг.
Проходили минута за минутой. Однако они таили в себе вечный, неизбывный страх.
На востоке медленно забрезжил рассвет. На западе потускнели последние звезды. Скудная, бесприютная и безобразная раскинулась степь под постепенно светлеющим небом. Сколько хватало взгляда, повсюду простиралась только бурая, пожухлая зимняя трава да снег, подтаявший за день и вновь замерзший от холода за ночь. Кейт поняла, что осталась одна, совершенно одна, в пустой, зловещей и жуткой прерии. Ее охватил страх.
Мулы внезапно заупрямились. Бесси, послушная Бесси, отказалась идти дальше. «Бесси, разве я всегда не угощала тебя хлебом? Бесси, пожалуйста, иди, прошу тебя, иначе нас догонят!» Кейт осознала, что произнесла это вслух, и испугалась собственного дрогнувшего голоса.
Степи, казалось, не будет конца и края. Повсюду, насколько хватало глаз, ее окружали песок и трава, трава и песок, и всю ночь, и сейчас, утром. Было что-то зловещее и жуткое в этой пустынной земле, не оживляемой ни единым деревом, ни единым кустом, ни присутствием человека или животного. Как же ей хотелось услышать человеческую речь! Кейт вспомнила о золотоискателе, лежавшем позади нее в фургоне. Но он тоже не издавал ни звука и не шевелился. Один раз она обернулась, чтобы взглянуть на него. Казалось, он умер. Лицо его покрывала мертвенная бледность, глаза закатились. Кейт осталась в этой глуши в совершенном одиночестве, она устала, пальцы ее замерзли и онемели, платье промокло от росы. Она дрожала от холода.
Словно черные пятна, кружились перед ее внутренним взором призрачные образы всадников, появившихся из ночной тьмы. Она знала, что это индейцы. «Бесси, ты же правая пристяжная, беги, тогда и остальные за тобой побегут!» Но мулы так устали, что могли идти только рысью.
Кейт прислушалась. В третий раз ей показалось, будто откуда-то сзади доносится стук копыт: какой-то всадник явно догонял ее фургон. Если бы ей только удалось успокоиться и унять бешеное биение сердца, которое она мучительно ощущала в висках! Она изо всех сил заставляла себя сохранять хладнокровие и прислушиваться.
Если она не ошибалась, то к ней опять приближался именно всадник, а не лошадь, потерявшая седока. Она ясно различала спокойный равномерный галоп. Девушка сама не отдавала себе отчет в том, почему внезапно надежда пересилила ее страх. Может быть, сама равномерность доносящегося звука отчасти успокоила ее до предела напряженные нервы. Кто так скачет, явно не спасается бегством. Кто так скачет, явно правит конем по своей воле и усмотрению. Всадник вот-вот должен был предстать перед Кейт.
«Стой!» – раздался оклик.
Девушка не знала этого голоса, однако тон вызывал доверие. Она попыталась последовать указанию незнакомца и остановить повозку. Однако мулы почувствовали слабость и неуверенность возницы, натянувшего вожжи. Они стали на дыбы, принялись лягаться и понесли. Сколько бы Кейт ни натягивала вожжи, все было без толку. Она поняла, что всадник догоняет ее фургон. В следующее мгновение он доскакал до мулов и предстал перед девушкой.
Кровь застыла у нее в жилах. Это был индеец. «Отец!» – пронзительно вскрикнула Кейт. Она выпустила из рук поводья, выхватила пистолет и выстрелила.
В тот же миг всадник-индеец с быстротой молнии увернулся, и пуля пролетела мимо него. Осадив коня возле двух головных мулов, он схватился за волочащиеся по земле поводья. Мулы и фургон тотчас же остановились. Кейт по-прежнему сжимала в руке пистолет. Индеец повернул коня, остановился и сверху вниз устремил взгляд на девушку. Кейт не решилась выстрелить во второй раз. На мгновение она встретилась с ним взглядом: ей показалось, что глаза его почти закрыты, и она уронила руку, сжимающую пистолет.
Хотя тогда она едва ли не теряла сознание, впоследствии она могла в мельчайших деталях описать тот ужасный миг. Сумрак рассеялся, светило солнце. Мулы стояли в упряжке, опустив головы; один тотчас же принялся пощипывать траву. Индеец по-прежнему сидел верхом на коне возле фургона. Конь его был буланой масти. Это был мощный, сильного сложения жеребец с темной гривой, в глазах его читалась норовистость и непокорность. На мустанге не было уздечки. Только на его нижней челюсти был закреплен свободно свисающий ременный повод. Всадник тем временем выпрямился. Все его одеяние составляла набедренная повязка, его смуглая гладкая кожа поблескивала. Через плечо по груди его наискось проходил ремень патронташа, не скрывающего глубоких шрамов на груди и под обеими ключицами. Черные волосы, заплетенные в косы, ниспадали на спину. За налобной повязкой из змеиной кожи красовались три орлиных пера. Рукоять ножа была искусно выточена в форме птичьей головы.
Кейт боялась еще раз посмотреть врагу в лицо. «Пощади!» – тихо произнесла она. По описаниям конвойных она узнала в индейце Харри Токей Ито.
Дакота не отвечал. Кейт почувствовала, как быстрым, уверенным движением он вырвал у нее из рук пистолет. Ей показалось, будто к ней прикоснулись каленым железом, – так она испугалась. Не оказывая ни малейшего сопротивления, она закрыла лицо руками, не желая более н