Майор вздрогнул.
– Мы поговорим об этом позже, Кейт. А сейчас ложись, отдохни и не задерживай меня более. Меня ждут служебные дела.
И с этими словами майор ушел к себе в кабинет.
Кейт осталась одна. Поведение отца испугало ее, а молчание Роуча глубоко опечалило. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она стала прислушиваться к звукам, доносившимся из соседней комнаты. Судя по всему, майор получил от Томаса и Тео куда более точный и достоверный отчет о ночной вылазке индейцев, чем от Роуча. Слово взял Томас, и майору никак не удавалось заставить ковбоя выражаться кратко. Томас излагал события чрезвычайно пространно, словно сидел у костра на привале в прерии или где-нибудь в фактории, столь наглядно, с таким обилием деталей, что сам явно наслаждался своим рассказом, хотя у майора и выступила от нетерпения на лбу испарина. Насколько Кейт знала отца, тот только потому заставлял себя слушать Томаса, не перебивая, что каждое его слово, каждое замечание, каждая подробность свидетельствовали о том, что он по-простецки, безыскусно, без прикрас говорит хотя и неприятную, но правду.
Не успел Томас завершить свой рассказ, как Кейт овладело физическое и душевное изнеможение. Она опустилась на походную койку и, не заснув по-настоящему, погрузилась в забытье.
Придя в себя, она в первое мгновение не могла понять, где находится. Но почти тотчас же воспоминания о событиях прошлой ночи нахлынули на нее, ожив с новой силой.
Она снова прислушалась.
Сейчас в здании царила тишина. Из соседней комнаты, кабинета ее отца, тоже не доносилось ни звука. Кейт поднялась с постели. В каморке с походной койкой она особенно остро ощущала собственное одиночество и неприкаянность. Она прошла в соседнюю комнату. Однако там оказалось пусто, что только подтверждалось прежней тишиной. Девушка села за большой дубовый стол и выглянула в окно. Во дворе снова закипела жизнь. Раздался сигнал тревоги. Драгуны и вольные всадники стали строиться.
Кейт встала и подошла к окну. Она принялась рассматривать драгуна, который держал под уздцы рыжую кобылу ее отца. Она увидела, что белокурый молодой человек, встретивший ее и ее спутников, разговаривает с вольными всадниками, готовыми выехать за стены форта. Вдруг она заметила лейтенанта Роуча.
Волосы у него снова были аккуратно расчесаны и приглажены, униформа снова сидела на нем безукоризненно. Он тоже отдавал приказы скрипучим голосом. По-видимому, ему предстояло командовать строящимся взводом драгун. Девушка поняла, что происходит. Ее отец еще до ее возвращения хотел со всеми имеющимися в его распоряжении силами выступить в поход, чтобы перехватить похитителей и во что бы то ни стало не дать им прорваться с украденным оружием на запад, в их охотничьи угодья.
Внезапно от наблюдений и размышлений девушку отвлек стук в дверь.
– Войдите! – крикнула Кейт.
На пороге появился Тео. С дружелюбной и смущенной улыбкой он поставил на стол тарелку дымящегося горохового супа и подошел к окну, у которого стояла Кейт.
– Поешьте, маленькая мисс, это придаст вам силы!
– Спасибо. Большое спасибо. Суп еще слишком горяч. Скажите, мой отец выступает со своим отрядом, чтобы наказать похитителей оружия?
– Конечно! Сейчас уж индейцам достанется. Вы же видите, все идут в бой, весь гарнизон. Только двенадцать человек останутся защищать форт и вас.
– Да-да.
Внезапно Кейт почувствовала, что воспоминания последних часов обрушились на нее всей своей невыносимой тяжестью. Пытаясь бессознательно забыться, она вновь впала в некое подобие прострации. И вдруг снова вздрогнула.
– Там индеец!
– Не бойтесь, мисс, этот индеец совершенно безобидный, он прикован и носит христианское имя Тобиас. Ешьте, а то суп остынет.
Кейт послушно села за стол и помешала суп, хотя он уже и не был таким горячим.
– А зачем вы привязали индейца? – принялась выспрашивать она.
– Ну, он служит у нас в форте разведчиком. Мы его отправили на вылазку, проверить, все ли спокойно, он сказал, что да, а потом уверял, что не заметил дакота. Больше от него ничего не добьешься. Он даже майору не отвечает. Ждет заслуженной порки.
Кейт посмотрела в окно. Индеец, высокий и стройный, стоял, сгорбившись, потому что был прикован за руки к низенькому столбику. Его черные волосы были стянуты на лбу зеленой повязкой; на нем были вельветовые штаны, хлопчатобумажная рубаха и расшитый жилет.
– Лучше бы сняли с него рубаху, – посетовал Тео, – по голому-то телу будет чувствительнее. Только наш Адамс, которому поручили его наказать, не очень-то хочет брать на себя роль истязателя.
– А кто это – Адамс? – поинтересовалась девушка.
– Белобрысый, тот, что встретил нас у ворот. Простите, мисс Кейт, мне надо показаться во дворе!
Тео ушел. Кейт отставила тарелку с супом и вернулась к своим наблюдениям за происходящим во дворе.
В это время там как раз появился ее отец. По-видимому, он еще раз сам обозревал окрестности с вершины сторожевой башни, ведь он вышел из башни через дверь, ведущую непосредственно во двор. Быстрыми шагами прошел он к драгунам и вскочил на свою рыжую кобылу. Для всех это послужило сигналом к выступлению.
Привратник широко распахнул большие створки ворот.
В эту минуту со сторожевой башни вновь раздался предупредительный свист. Кейт узнала этот резкий звук. Несколько часов тому назад он возвестил гарнизону и их собственное приближение. Она смотрела на Адамса, который не сел на лошадь, а значит, вместе с еще одиннадцатью гарнизонными солдатами должен был остаться в форте. Светловолосый вольный всадник, задрав голову, крикнул дозорному:
– Эй, Джим! Что там?
– Прямо к нам скачет краснокожий! – прозвучало в ответ.
– Просто так скачет – как ни в чем не бывало?
– Да, как ни в чем не бывало, вроде как в мирное время или как парламентер.
– А он точно один?
– Совершенно точно.
Кейт увидела, как Адамс бросился к ее отцу. Майор, не спешиваясь, выслушал рапорт Адамса и его личные предложения по этому поводу с явным нетерпением.
Вольный всадник Адамс
– Предлагаю, – сказал Адамс, обращаясь к коменданту, осадившему лошадь у ворот, – предлагаю лично выехать навстречу этому краснокожему, прежде чем тот приблизится к форту.
Именно в эту минуту майор Смит предпочел бы, чтобы его не задерживали, однако согласился на предложение подчиненного.
– Хорошо, поезжай. Делай что хочешь, лишь бы мы не теряли времени и этот индеец не заметил, как нас мало и какие у нас планы. Смотри, выведай у него что-нибудь и, если сможешь, пристрели прямо в прерии. Да берегись, все эти дакота очень коварны.
Выслушав этот приказ, Адамс сделал кислое лицо, но не стал перечить, а тотчас же вывел из конюшни своего гнедого и выехал за ворота. Он пересек реку вброд и рысью проскакал небольшой отрезок долины, знакомой ему вот уже два года, с того самого дня, как он впервые проехал верхом по этой местности. Вскоре он завидел всадника, о котором сообщил дозорный на башне: тот скакал ему навстречу размеренным галопом. Вот индеец пустил коня шагом. Адамс остановился и стал ждать. Внимательно, с затаенным напряжением, оглядел он противника. Конь у индейца был буланый, с темной гривой и темным хвостом. Сам он, несмотря на весенний холод, был почти наг. За поясом у него виднелись нож и револьвер. Винтовку он вез в ярко расшитом кожаном чехле, словно и не ожидал никакой схватки. Черные волосы его были разделены на пробор и заплетены в косы. Повязка из змеиной кожи удерживала на затылке три орлиных пера. Индеец был высок ростом и строен, как и все представители его народа. Во всем его облике ощущалась скрытность и холодность, нежелание общаться с бледнолицым и надменность.
Адамс вздрогнул от удивления. Он узнал своего противника.
Если бы в это мгновение вольного всадника спросили, что он чувствует, тот затруднился бы ответить. За прошедшие два года он нередко вспоминал индейца, который сейчас осадил коня рядом с ним. Харри Токей Ито был опасным врагом. Он сражался за свою землю, за свой народ и стремился отомстить за убийство своего отца. Адамс не сомневался, что и он сам запечатлелся в памяти дакота как бывший пособник Красного Лиса.
Индеец спешился, и Адамс последовал его примеру. Дакота достал из-за пояса трубку, выбил искру и затянулся. Адамс закурил сигарету. Хотя майор велел ему не задерживаться, он не мог знать, что замеченный со сторожевой башни индеец – не кто иной, как вождь наводящего страх Медвежьего племени. Чтобы хоть что-нибудь выведать и хоть чего-нибудь добиться, Адамсу надлежало вести себя спокойно и вежливо.
Адамс молчал. Поскольку это индеец прибыл на переговоры, нарушить молчание первым полагалось ему.
– Приветствую белого человека, – начал вождь. – Я приехал спросить, почему белые люди селятся здесь, на землях дакота, и привозят сюда ружья, из которых будут в нас стрелять.
Адамс провел рукой по белокурым волосам.
– Черт побери, что мне ответить на это? Так уж получилось, что мы сюда переселились. Нас так много, а дома нам, беднякам, места нет. Мы голодаем и бедствуем, а потом садимся на большой корабль и плывем в свободную страну Америку. И думаем, что там нас ждет лучшая жизнь.
Дакота курил, лицо его оставалось непроницаемым.
– Вы не давали нам никакой земли, так почему хотите отобрать у нас нашу?
– Потому что вы со своей землей ничего не делаете. – Тут Адамс, фермерский сын, оседлал любимого конька. – Как поступаете вы с прериями и лесами? Да никак. Вы охотитесь, может быть, иногда сажаете кукурузу, там, где она хорошо приживается, да выращиваете рис, там, где бог пошлет, а в целом у вас все остается по-старому, глушь да дичь, заросли да чащобы. Но так не годится. Нужно взять в руки плуг, и возделывать землю, и выращивать скот.
Вождь опустил глаза.
– А ты так поступаешь?
Адамс покраснел.
– Мне пришлось уехать, – выдавил из себя он.
– И кто тебя прогнал?