олагалось стойбище Сыновей Большой Медведицы, составлявшее ядро лагеря. Вигвамы размещались вокруг свободной площадки, посреди которой был вбит в землю Священный тотемный столб. Земля вокруг него была тщательно утоптана. Здесь воины устраивали ритуальные пляски и празднества. Здесь были установлены самые большие вигвамы: вигвам Совета, Священный вигвам и вигвам вождя. На шесте для трофеев перед входом в вигвам вождя висело множество свидетельств охотничьих и воинских побед. Два коня, привязанных к колышкам возле вигвама, при приближении всадников забеспокоились. Громко залаяли собаки.
На площадке, окруженной вигвамами, собирались возвращающиеся с охоты воины. Три костра отбрасывали на них красноватые отблески.
По древнему индейскому обычаю возвращающихся охотников встречали старейшины и шаманы, и каждому охотнику надлежало отчитаться о своей добыче. Тобиас заметил старейшин племени, пожилых мужчин и даже древних старцев в богато украшенных одеяниях. В мерцающем свете костра лица их словно расплывались; он был утомлен, и зрение ему изменяло. Однако он все же почувствовал, что все в великом, радостном возбуждении ожидают вождя верхом на буланом.
Всадники осадили коней.
Токей Ито поднял руку в знак того, что хочет говорить, и наступила тишина.
– Вожди и воины дакота! Добрый дух ниспослал нам бизонов, наши стрелы попали в цель. Мы убили двести бизонов. Завтра, с восходом, наши женщины и девушки отправятся за мясом. В наших вигвамах не будет голода и нужды!
Восторг, который охватил при этих словах дакота, захлестнул и разведчика, он тоже не мог удержаться от радостных криков, влившихся в гул множества голосов.
Участники охоты стали выезжать из стройного ряда. Они поскакали к своим вигвамам или отвели коней на пастбище у ручья. К ним тотчас подскочили несколько мальчишек, чтобы отвести на луг коней без седоков. Пегого, который привез Четансапу и Тобиаса, взял под уздцы стройный, худощавый мальчик. Тобиас с трудом соскочил с коня, стоял, пошатываясь, и, хотя кое-как собрался с силами, опасался, что вот-вот самым жалким образом рухнет на траву.
У костра группы важных лиц разделились. Вождь Токей Ито вернулся к Тобиасу. Тобиас вздрогнул, когда дакота обратился к нему и с изысканной вежливостью попросил быть гостем в его вигваме. Разумеется, разведчик принял приглашение. Токей Ито взял раненого под руку и отвел к своему жилищу. На кожаных стенах принадлежащего вождю вигвама были начертаны большие четырехугольники – магические знаки, призванные уберечь от всяческого зла. У входа Тобиаса обнюхал темного цвета волкодав, дакота отвел в сторону полог, и они вошли. Разведчик был рад, что теперь сможет избежать любопытных взглядов.
Он оказался в большом полутемном шатре. По мягким одеялам и шкурам, устилавшим пол, вождь провел Тобиаса к расположенному посреди вигвама очагу. Возле него разведчик даже не сел, а почти упал на пол.
Еще не поднимая глаз, он различил потрескивание, которое доносилось от очага. В маленьком костре хрустели и трещали хорошо высушенные поленья, в круглом углублении горел огонь. Он служил одновременно нескольким целям: у этого огня грелись, на этом огне готовили еду, этим огнем освещали вигвам. С трудом разлепляя отяжелевшие веки, усталый разведчик заметил котел для варки, висящий на раздвоенных колышках над огнем. Пахло жирным собачьим мясом.
Вождь закутался в одеяло из бизоньей шкуры и вышел из вигвама. Разгоряченный и запыленный после охоты, он хотел искупаться в ручье. Журчание ручья, омывавшего индейский лагерь, вызывало в воображении сладостную картину: волны уносят пот и пыль с уставшего, изнеможенного тела. Шеф-де-Лу внезапно тоже ощутил едкую, язвящую пыль на коже, и ему нестерпимо захотелось нырнуть вслед за вождем в воду. Однако он был ранен и не смог бы дойти до ручья без посторонней помощи.
Дожидаясь возвращения вождя, он еще раз осмотрелся в вигваме. Как обычно, ему придали круглую форму. Тонкие жерди из сосновых стволов, расставленные кругом, уходили в вышину, смыкаясь посередине под потолком. Они были такие старые, что видели, как растет не только Токей Ито и его отец, но даже, возможно, его дед и прадед. На жерди были накинуты тяжелые полотнища бизоньей кожи, нижний край которых прикреплялся к загнанным в землю колышкам, так что кожа оставалась натянутой. Прочную бизонью кожу так тщательно выдубили за два года непрерывного труда, что она легко переносила влагу, оставаясь мягкой. Она защищала от любой непогоды. В отверстие вверху уходили облачка дыма и пар из котла. Вытяжной клапан, который поддерживали две жердочки, установленные за стенами вигвама, выпускал дым, не давая ему скапливаться внизу, поэтому воздух в вигваме был свежим и приятным. Разведчик прислонился к плетеной циновке, натянутой на треножник, и оперся на нее головой и плечами. На этой подставке обыкновенно устраивали также постель на ночь, и страдающему от раны Тобиасу, который много лет спал на голой земле, это приспособление показалось особенно удобным.
Кроме Тобиаса, в вигваме находились еще две индианки, пожилая и молодая. Обе они тихо сидели в глубине шатра. Только один раз пожилая подошла к очагу, чтобы снять с огня готовое собачье мясо и поставить вертел с нанизанными на него кусочками бизоньего мяса для жарки.
Открылся входной полог. В вигвам вошел вернувшийся после купания Токей Ито и тотчас же принялся хлопотать о госте. Разведчик не привык, чтобы о нем заботились, и с благодарностью принимал помощь. Токей Ито помог ему снять разорванную рубаху и коричневые вельветовые штаны и велел женщинам подать миску медвежьего жира, чтобы очистить кожу разведчика от пыли и пота. Едва касаясь, вождь осмотрел рану.
– Шеф-де-Лу поправится, – объявил он, – но для выздоровления ему потребуется не менее одной луны соблюдать покой, лежа в вигваме. Не хочет ли он заснуть прямо сейчас?
Разведчик пренебрежительно махнул рукой; он был слишком горд, чтобы признаться, насколько утомлен и измучен.
– Тогда я попрошу Шеф-де-Лу принять участие в трапезе, на которую я пригласил еще нескольких гостей.
Тобиасу ничего не оставалось, кроме как согласиться. Вождь отвел его поближе к огню и усадил на землю. Он поднял с пола одеяло из бизоньей кожи, расписанное затейливыми узорами, и накинул разведчику на левое плечо, оставив правую руку свободной. Кожа была скроена таким образом, чтобы получалась накидка, хорошо прилегавшая к телу. Какое-то мгновение Шеф-де-Лу попытался рассматривать нанесенные на ней рисунки. По-видимому, они изображали охотничьи и воинские подвиги Токей Ито. Поскольку раненый с трудом поднимал руки, вождь сам причесал его. Щеткой из игл дикобраза он пригладил его черные пряди и вместо зеленого платка подвязал их на лбу у разведчика ремешком из змеиной кожи.
Когда Токей Ито удалился вглубь вигвама, чтобы самому облачиться в праздничные одеяния, молодая индианка вышла в центр шатра и разложила вокруг очага цветные лубяные циновки. Гость украдкой следил за движениями девушки. На ней было длинное кожаное платье с круглым вырезом у горла. Рукава и подол были отделаны длинной бахромой. На поясе у нее висели нож в футляре и расшитые кошели, в которых хранились всевозможные мелочи. Вместо чулок индианка носила вышитые леггины, доходившие до мокасин. На плечи ее ниспадали длинные, иссиня-черные, шелковисто блестящие косы. Пробор был обведен киноварью. До Шеф-де-Лу доходили слухи, что у вождя есть сестра по имени Уинона. Она была еще достаточно молода, чтобы оставаться в девицах, и Шеф-де-Лу не особенно-то удивлялся тому, что и вождь еще не женат. По обычаю свободных дакота воин редко начинал искать среди девиц своего племени жену, не достигнув двадцати трех лет. Разведчик попытался уловить сходство между Уиноной и ее братом. Мягкие черты молодой индианки, на которых лежала тень тайной грусти, мало напоминали мужественное лицо вождя. Однако брата и сестру объединяло чувство собственного достоинства и неприступная надменность, составлявшее самое их существо. Десять лет несли они тяжкое бремя, считаясь детьми изгоя, и из-за этого вынуждены были отдалиться от своего окружения именно в те годы детства и юности, когда человек более всего склонен искать и обретать друзей.
Разложив вокруг очага плетеные лубяные циновки, она поставила для каждого гостя по одной большой глиняной миске и по две чаши поменьше, вырезанные из твердого дерева. В деревянные чаши она положила изящные ложки, выточенные из рога горного барана. К огню подошла и пожилая индианка. Одну из деревянных чаш, приготовленных для пиршества, она наполнила желтоватым жиром, в котором Шеф-де-Лу распознал вареный костный мозг бизона, другую же – чем-то похожим на темную пыль; это было высушенное досуха и растолченное в порошок бизонье мясо, так называемый пеммикан. В большие глиняные миски женщины пока ничего не положили. Девушка принесла еще десять кожаных кисетов, в которых, кроме табака, лежало по кусочку твердого бобрового жира, предназначенного улучшить аромат табака. Девять кисетов она положила к столовым приборам, а один – отдельно. Потом она вместе с пожилой женщиной опять скрылась в глубине вигвама. Безмолвно и неподвижно ожидали женщины дальнейших указаний, которые, возможно, соблаговолит дать им повелитель, хозяин вигвама. Теперь Тобиас мог хорошо разглядеть и лицо старшей. Глаза у нее глубоко запали, лоб был высокий и выпуклый.
Тем временем Токей Ито облачился в длинную, богато расшитую юбку и леггины из лосиной кожи, в мокасины из козловой кожи. Из оружия он оставил при себе только нож с резной рукояткой. Обеими руками поднял он головной убор из орлиных перьев, венец с длинным ниспадающим «шлейфом», и водрузил его себе на лоб. В этом венце не было ни одного пера, которое не имело бы своего особого значения и не повествовало бы о подвигах своего обладателя. Многочисленные пучки красного пуха на концах перьев говорили о количестве убитых врагов, а форма, приданная краям перьев, и выполненные красной краской рисунки сообщали знатоку о том, сколько раз Токей Ито ранил знаменитых противников или сам был ранен ими. Подобранные по размеру, орлиные перья были необычайно красивы. Крепились они к особой повязке, украшенной шкурками белого горностая.