Токей Ито подошел к огню, и Тобиас восхищенно поднял на него глаза. Этот человек стоял перед ним на фоне трофеев, подвешенных на жердях вигвама и свидетельствующих об удачных охотах и победах, одержанных им самим и его предками: здесь были бизоньи черепа и рога, огромная шкура медведя гризли с головой, ожерелья из медвежьих когтей и клыков, дубинки с гибкими или жесткими рукоятями, луки и расписные колчаны, толстостенные круглые щиты, обтянутые семью слоями бизоньей шкуры, которые не под силу было пробить даже ружейным пулям. Огнестрельного оружия среди трофеев не оказалось. Те ружья, что вождь захватил в качестве добычи, он наверняка раздал своим воинам, а собственные, что не взял с собой на охоту, вероятно, хранил где-то в полной исправности.
Как только женщины приготовили все к приему гостей, а хозяин облачился в праздничные одеяния, Токей Ито вышел из вигвама встретить особенно почитаемых приглашенных у их собственных шатров. Входной полог остался отброшенным, и до слуха делавара донеслось пение мужчин и юношей, собравшихся под открытым небом у костра. Свободные индейцы часто и много пели охотничьи, боевые, любовные, заклинательные песни.
Вернувшись к себе в вигвам, Токей Ито привел под руку старца, столь согбенного под бременем лет, что спина его сгорбилась, а затылок бессильно опустился. Старец с белоснежно-седыми волосами был хранителем священных тайн и шаманом племени, неизменно вызывавшим благоговейный трепет; в Совете он пользовался влиянием, не просто равносильным влиянию вождей, но даже превосходившим его. Рядом с ним шагал весьма примечательный человек с яркой, выразительной внешностью. Черты его лица свидетельствовали об уме и необычайной, несгибаемой силе воли. На плечах его тоже лежало расписное покрывало из бизоньей кожи. Голову его украшал венец из орлиных перьев со «шлейфом» и убор из бизоньих рогов, носить который дозволялось лишь избранным воинам и вождям, отличившимся в равной мере на поле брани и в Совете мудрейших. Рога эти, прилаженные к шапочке из горностаевых шкурок, не имели своей природной длины. Напротив, они были разрезаны вдоль, укорочены и заострены; закреплены они были не неподвижно, а скользили и поворачивались, стоило только их обладателю повернуть голову. «Шлейф» из орлиных перьев помещался на затылке, на горностаевой шапочке.
Шеф-де-Лу не надо было шепотом пояснять, кто это; он тотчас узнал Сидящего Быка, самого влиятельного в то время вождя и шамана дакота. Выходит, и он пока пребывал здесь, а не в Черных холмах. С затаенным, но оттого не менее острым интересом стал разведчик разглядывать этого человека, имя которого прославилось за несколько лет по всей Америке, от Атлантического до Тихого океана.
Токей Ито проводил обоих самых важных своих гостей на почетные места. После них в вигвам вступили и заняли свое место у очага остальные приглашенные, в том числе посланец племени пауни, у которого прямо на темени, на выбритом наголо, до блеска натертом черепе подрагивал единственный оставленный длинный чуб. Был среди них и богато одетый абсарока, носивший распущенными свои прекрасные густые волосы, удлиненные за счет добавленных чужих прядей; они ниспадали ему едва ли не до пят. Хозяин опустился на землю в кругу своих гостей. Пожилая женщина принесла ему длинную трубку с искусно выточенной в форме затейливых фигур чашей. Токей Ито набил ее подобием табака из ивовой коры, добавив чуть-чуть бобрового жира и щепотку сухого бизоньего навоза. Эта смесь служила жителям прерии жалкой, негодной заменой того табака, что индейцы некогда выращивали и курили в плодородных областях, давным-давно отнятых у них бледнолицыми. Трубку вождь зажег не от пламени очага, а, как того требовал обычай, прибегнув к огниву. Оно состояло из двух палочек, вырезанных из дерева двух пород, твердой и мягкой; мягкая была выдолблена внутри и заполнена древесными опилками. Трением твердой палочки об опилки искусные руки индейца высекли искру почти так же быстро, как бледнолицые – камнем, сталью и трутом. Легко воспламеняющийся бизоний навоз загорелся. Сделав две глубокие затяжки, вождь передал трубку дальше, и она пошла по кругу, пока не вернулась к нему. Можно было начинать пир.
Токей Ито открыл трапезу жертвоприношением, бросив в огонь кусок мяса. Потом хозяин вигвама снял с вертела поджаренные бизоньи ребра и стал собственноручно раздавать их гостям, а те положили большие куски в приготовленные глиняные миски, взяли свои ножи, стали резать его на маленькие кусочки и есть. Шеф-де-Лу тоже с удовольствием впервые за несколько дней угощался горячей едой. В качестве гарнира к мясу вместо хлеба или картофеля в деревянных чашах был подан бизоний костный мозг и молотое сушеное бизонье мясо, приправленное сушеными же ягодами. Иными словами, трапеза состояла из одних только мясных блюд, по-разному приготовленных. Иного пропитания на скудной местной земле, непрерывно терзаемой ураганами, найти было нельзя.
Токей Ито, по индейскому обычаю, не принимал участия в пиршестве. Все свое внимание он посвящал гостям. Когда бизоньи ребра были съедены, настал черед самого лакомого блюда, жирной собачины, которую вкушали только по большим праздникам.
Гости еще не завершили трапезу, а Токей Ито уже снова набил и раскурил длинную трубку, и напоследок она вновь еще раз пошла по кругу. Потом каждый взял приготовленный ему кисет и закурил собственную трубку. Затягиваясь табаком, гости устраивались поудобнее и грели у огня ноги. Женщины убрали миски и чаши, и началась неспешная мужская беседа.
Прежде всего всем хотелось узнать, как прошла охота на бизонов. Особенно не терпелось услышать всем присутствующим рассказ Токей Ито о главном приключении – победе над вожаком стада. Однако молодой вождь дал слово Тобиасу и попросил его поведать об охоте. Тот не стал скрывать, что бык обратил его в бегство. Дойдя до вмешательства Токей Ито, который спас его от смерти, он оживился и красочно изобразил необычайную борьбу и ее исход. Внимая повествованию, слушатели заметно преисполнились благосклонности к рассказчику и восхищения – к вождю.
Когда Тобиас умолк, гости принялись делиться своими охотничьими рассказами. У огня ожили сотни воспоминаний об опасности, погонях, трофеях, давая повод все новым и новым рассказам о подвигах и смешных случаях. Увлекательные и веселые охотничьи истории доставляли индейцам не меньшее удовольствие, чем бледнолицым. Различие между ними, особенно обращавшее на себя внимание слушателя, заключалось в том, что бледнолицые, описывая свои геройские деяния на охоте, любили преувеличить, тогда как индейцы предпочитали говорить правду, не боясь выставлять себя в невыгодном свете. Один из гостей помоложе, Хитрый Бобр, называемый также Чапой Курчавые Волосы, оказался хорошим рассказчиком. Живо и красочно, сопровождая свое повествование выразительными жестами, он описал, как схватил за хвост подстреленного бизона, собиравшегося спастись бегством, как тот десять раз проволок его по кругу, а он, подпрыгивая выше головы, защищался от бизоньих копыт и как наконец ему удалось прикончить добычу. Тобиас Шеф-де-Лу вспомнил, что на какой-то миг стал свидетелем этой сцены. Всеобщий смех не умолкал долго-долго.
Лишь постепенно разговор перешел к более серьезным темам, и Тобиас Шеф-де-Лу почувствовал, что Сидящий Бык все чаще, пусть и ненадолго, останавливает на нем взгляд. В конце концов жрец и шаман особенно глубоко затянулся трубкой и проговорил, обращаясь к посланцу Длинных Ножей:
– Мой младший брат принес говорящие бумаги?
По тому, как был задан вопрос, разведчик понял, что Токей Ито уже посвятил Сидящего Быка во все подробности, и одновременно из почетного обращения «младший брат» сделал вывод, что влиятельный шаман склонен начать беседу.
Честь, выпавшая Тобиасу, в собственных глазах словно уравняла его с собеседниками.
– Мои глаза счастливы видеть предводителей храброго племени дакота. Прошу вождей выслушать послание Длинных Ножей.
– Вожди дакота завтра в вигваме Совета огласят это послание своим воинам, – ответил Сидящий Бык со свойственным ему достоинством, взяв письма, которые вручил ему Тобиас.
– Из какого племени происходят отцы Предводителя Волков? – спросил великий шаман разведчика.
– Мои отцы и братья принадлежат к племени ленни-ленапе, которое бледнолицые именуют делаварами.
– А где живет это многочисленное и могущественное племя? Наши старейшины передали нам предание из уст своих отцов и отцов их отцов о том, что храброе племя ленни-ленапе живет на берегу великой воды в краях рассвета. Вождь ленапе по имени Таманенд, мудрейший из мудрых, заключил с вачичун договор на вечные времена.
– Это правда. Мы заключили договор с вождем бледнолицых, и он и его люди держат слово. – Делавар теперь тоже глубоко затягивался, набирая полные легкие дыма. – Однако на наши земли приходило все больше чужеземцев, которые ничего не знали об этих договорах, и нашим вождям приходилось заключать все новые и новые договоры. Вот так мои предки и переселялись с реки Делавэр на реку Саскуэханна, а с реки Саскуэханна в Аллеганские горы, а с Аллеганских гор на реку Огайо, а с реки Огайо на реку Иллинойс, а с реки Иллинойс на Миссисипи, а с Миссисипи их в конце концов прогнали на Миссури! Снова и снова не по своей воле переходили они с места на место, летом и зимой, когда наши женщины и дети умирали от холода и голода!
Делавар говорил, все более и более воодушевляясь. Слушатели прониклись к нему сочувствием, а внимая его последним словам, ощутили глубокое волнение, ведь и дакота в нарушение всех ранее заключенных нерушимых договоров было приказано посреди самой суровой зимы вместе с женщинами и детьми переселиться за сотни миль в резервацию.
– Мои отцы, – продолжал делавар, потрясенный тем, что впервые за много лет ему представился случай обратиться к людям, которые его понимают, – мои отцы последовали за вождем Текумзе, который призвал к себе воинов всех свободных племен; к нему пришли также храбрейшие из числа дакота, и вместе они сражались против бледнолицых в великой битве при Типпекану