– Да.
Красный Лис притопнул от досады.
– Все пошло прахом, вся сделка загублена… Ну разве смогу я уговорить Токей Ито так быстро?.. Так быстро мне не суметь… Мне надо убираться, пока Тобиас еще о чем-нибудь не догадался… Но потерять такую прибыль? Черт возьми, просто так взять и смириться с тем, что мое лучшее дело расстроилось…
Бобр тем временем дружелюбно и сочувственно улыбался.
Красный Лис побледнел, волнение и ярость, владевшие им в последний час, мгновенно сменились унынием. Но потом в нем с новой силой вспыхнул гнев. В приступе ярости схватил он пригоршню рассыпанных по вигваму долларов и швырнул их о стенку вигвама.
– Тысяча чертей! Но за это проныра Тобиас мне заплатит!
И с этими словами Красный Лис выбежал из шатра.
Шеф-де-Лу припал ухом к полу и прислушался. Вскоре он различил затихающий топот копыт.
Делавар отогнул одеяло.
– А неплохо ты все разыграл! – восхищенно сказал он Чапе. – Он ускакал.
Хитрый Бобр кивнул:
– Но теперь он тебя ненавидит.
Шеф-де-Лу пренебрежительно махнул рукой:
– Меня только обрадует, когда бледнолицые станут меня истязать, ведь я буду знать, за что претерпеваю муки.
– Хорошо. Тогда я приведу остальных. Можешь больше не прятаться. – Чапа подошел к Басерико. – Гляди-ка, – заметил он, – Монито опять открыл глазки. Хорошо. Мы снова начнем с ним переговоры.
Чапа Курчавые Волосы ушел из вигвама, но пропадал недолго. Уже через несколько минут он вернулся в сопровождении двоих бородатых контрабандистов. Оба они, один постарше, другой помладше, оба в кожаных куртках, на вид были настоящими охотниками из прерий. Кожа у них едва ли не задубела от солнца и ветра, старая одежда пестрела заплатами, но ружья сияли как новенькие.
– Что ж, – начал Чапа, – поговорите с Басерико. Вот он сидит.
Бородачи подошли к Басерико.
– Ну а теперь скажи, – потребовал у Обезьянки старший, – скажи-ка нам, сколько ты собирался нам заплатить и сколько заработать на этой сделке сам. Только не лги, кровопийца, ведь мы уже знаем, что ты задумал.
Басерико уставился на своих людей.
– Подлые псы! – заверещал он. – Я обещал по десять долларов каждому, если сделка состоится. Но она провалилась. Поэтому я ничего вам не дам. Ничего, ни гроша, разбойники и лентяи!
– Ты можешь нам ничего не давать, Обезьянка! – гневно воскликнули контрабандисты. – То, что нам причитается, мы возьмем сами!
И они принялись подбирать рассыпанные доллары.
Басерико вскочил, воздев в воздух стиснутые кулачки.
– Не смейте их трогать, обманщики! Я сломаю вам шею, мерзавцы… Я…
Младший контрабандист вплотную приблизился к Обезьянке:
– Закрой рот, Монито, или это мы сломаем тебе шею. Мы в прерии, здесь всем распоряжаемся мы, а не ты, запомни! Оружие принадлежит нам, и мы договорились о сделке с этим краснокожим, или с этим негром, или кто бы он там ни был… В любом случае он оказался неплохим парнем и нас надоумил… А сейчас заползай опять под одеяло и закрой пасть, а не то пожалеешь!
– Предательство! – завопил Басерико. – Убийство! Шантаж! На помощь…
Но никто не услышал его, никто не явился на его зов, никто не пришел ему на помощь.
– Лучше тебе и правда заткнуться! – крикнул ему Хитрец Чапа. – Посмотри, кто еще в этом вигваме. Вон там лежит Тобиас. Если не замолчишь, он на тебя донесет, и тебя повесят, как только вернешься в город…
Лицо Басерико исказилось.
– Но этим двоим… – простонал он, – этим разбойникам, этим вымогателям тоже придется вернуться в город!..
– И не подумаем, – рассмеялись бородачи. – Нам в городе делать нечего, мы останемся в прерии, где нас никто искать не станет. А вот ты, голубчик, верно, не пожелаешь здесь остаться, тебе придется вернуться в город, а там и на виселицу, если и дальше будешь нам докучать…
Басерико обмяк. Руки его судорожно сжались, он закашлялся, на губах у него выступила кровь. Потом голова его упала на грудь. Он бросил на своих врагов последний взгляд, исполненный алчности и ненависти, и глаза его закатились. Сердце его остановилось.
Бобр накрыл покойного одеялом.
Контрабандисты не удостоили и взглядом тело человека, который долгое время коварно и расчетливо обманывал и использовал их.
Они подобрали монеты и вместе с Чапой вышли из шатра, чтобы в вигваме Совета разделить деньги со своими собратьями.
На сей раз, вернувшись в вигвам вождя, Чапа глубоко вздохнул. Снаружи донесся топот копыт удалявшегося верхового отряда. «Они ускакали, – сообщил хитрец делавару, – а оружие и мулы остались у нас. Мы победили».
Он сел к огню и закурил трубку.
Возвратившись к себе в вигвам, вождь сначала сел напротив Бобра.
– Ты потребовал, – через некоторое время произнес он еще суше, чем прежде, – чтобы я дал тебе свободу действий, не мешая поступать по твоему разумению. А теперь скажи мне: что ты сделал и что случилось? Почему все эти люди скачут прочь, оставив нам оружие?
Чапа Курчавые Волосы доложил все как есть.
– Я купил оружие на деньги Токей Ито, – заключил он, – это была честная сделка. Не моя вина, что эти люди так спешили и забыли подобрать несколько монет. – Он показал на две кучки долларов, которые сложил из тех, что нашел на полу. – Токей Ито может снова взять их себе.
– Они принадлежат тебе, Бобр. Ты очень помог моему племени.
– На что они мне? Они мне ни к чему. Пусть лучше Токей Ито подарит мне нежнейший бизоний окорок, чтобы я, вкусив его, набрался сил для борьбы с духом, который вселился в мать моей матери и заставляет меня в моем вигваме есть мясо старого-престарого быка.
– Я дам тебе целого молодого бизона! – объявил Токей Ито, мимолетно улыбнувшись.
Позвали Уинону и Унчиду. Вместе с ними явился и Четансапа. Еще долго после того, как обитатели других вигвамов погрузились в сон, у очага в шатре вождя не смолкала беседа.
– Здесь ты видел разницу между дакота и бледнолицыми, – начал Токей Ито, обращаясь к делавару. – Чапа Курчавые Волосы отказывается принять золото, которое я хочу ему подарить. А бледнолицый готов поставить на карту тринадцать лет своей жизни и даже больше, только бы его заполучить.
– Интересно зачем? – крикнул Четансапа, хотя его мнения никто не спрашивал. – Что делают вачичун с золотом? Никогда не мог этого понять.
– Оно служит им средством обмена, – объяснил делавар. – На золото они обменивают все, что нельзя из него изготовить.
– Как странно, загадка какая-то.
– Вот именно. Но пусть Четансапа вспомнит, что когда-то нашим воинам средством обмена служили раковины. А они тоже ни на что не годятся.
– Ты прав. Но я слышал, будто некоторые вачичун тысячами копят золотые слитки, просто чтобы обладать ими… Но ни одному дакота никогда не приходило в голову доверху набить свой вигвам раковинами.
– Бледнолицым нужно выменивать больше товаров, чем нам, и потому им нужно больше золота, чем нам требовалось раковин, – предположил делавар. – Всего-то жилья у нас – вигвамы, а у них дома. Мы едим мясо, а они едят мясо, рыбу, сахар, молоко, муку, травы и еще многое другое. Мы надеваем одно платье, а они носят по крайней мере три платья одно поверх другого. У нас в вигваме горит всего один огонь: он освещает наше жилище, согревает нас и поджаривает нам мясо. У бледнолицых для этих целей предназначены три разных огня. Мне понадобилось бы много дней и ночей, чтобы перечислить все, чем владеют бледнолицые, а всем, чем они владеют, они постоянно обмениваются.
Четансапа покачал головой:
– Странное племя, эти вачичун. Я все-таки не могу постичь, зачем одному-единственному человеку столько золота. Хорошо, он должен кормить и одевать себя и своих женщин, иметь крышу над головой, а еще-то зачем?
– Ты не прав, они находят золоту разное применение, – вставил Токей Ито, – и в этом кроется истинная разгадка тайны того золота, что копят вачичун. Тот, у кого есть золото, может не только есть и иметь крышу над головой, он может купить себе землю, много земли. А еще он может купить или нанять мужчин, женщин и детей, которые не имеют земли сами и будут работать на него. Тот из бледнолицых, кто владеет золотом, не только живет в роскоши, но и становится вождем других. В прошлом я видел на строительстве «Юнион-Пасифик», как одни вачичун командуют, а другие им повинуются, и те, что вынуждены подчиняться, объяснили мне это.
– Да, это так, – подтвердил Чапа. – Мой отец тоже мне это говорил. Один бледнолицый купил его за золото. Он не разгибая спины работал на плантации, что принадлежала бледнолицему, и его часто били.
Четансапа приподнял с пола одно из кожаных покрывал и пощупал скрывавшуюся под ним землю прерии.
– Покупать землю? – недоверчиво переспросил он. – Покупать людей?
Он покачал головой.
– Именно так, – вернулся к своему рассказу Шеф-де-Лу. – В форте на Найобрэре служит молодой воин с волосами светлыми, как маис. Он не может заплатить могущественным бледнолицым, имеющим золото, за землю, на которой его отец выращивает пшеницу, и поэтому ему пришлось уйти с собственной земли и наняться воевать за деньги. Он только потому воюет с дакота, что продал себя Длинным Ножам, а не потому, что ненавидит вас.
– Скверно, ничего не скажешь, – откликнулся Четансапа. – Но ведь земля общая. Ее хватает на всех.
– А бледнолицые не могут пользоваться землей сообща, как это было заведено у нас, – сказал Токей Ито. – Они обирают и обкрадывают не только дакота, они обирают и обкрадывают и своих соплеменников.
– А разве краснокожие умеют сообща охотиться на бизонов? – вставил Шеф-де-Лу. – Дакота, собравшись вместе, – еще да, но горе им, если бизоны перейдут границу и окажутся на землях пауни или сиксиков.
Бобр, глубоко задумавшись, провел рукой по своим курчавым волосам.
– И все-таки вачичун умнее нас. Ведь они умеют использовать золото себе во благо, а мы только владеем золотом и не получаем от него никакой пользы. Зачем мы сражаемся за свои охотничьи угодья? Дадим за них вачичун золото и будем жить в мире!