Прошел день и еще одна ночь. Солнце снова поднялось над горизонтом, осветив и эту пустынную унылую местность. Многие воины молча стояли между вигвамами, ожидая, когда же наконец милаханска отправятся в путь, как обещали они уже два дня тому назад. Однако драгуны и не думали вставать. Только двое из них направили подзорные трубы на юго-восток, – не раньше, чем дакота – невооруженным глазом, – заметив, что оттуда скачут по направлению к ним какие-то всадники. По индейскому обычаю они скакали один за другим, и вскоре стало заметно, что они вооружены ружьями и винтовками.
Все замерли в напряжении. Никто не ждал добра. Мальчики и девочки тоже собирались встретить новое несчастье.
Когда всадники подскакали поближе, стало понятно, кто это. Это были Шонка, Красное Крыло и Татокано, а еще Кровавый Томагавк, пожилой воин, не входивший в состав Медвежьего племени. Вместе с ними приехали еще десятеро вооруженных людей, индейцев и бледнолицых.
Хапеда и Часке побледнели от гнева, подобно тому как недавно побелела от гнева маленькая Грозовое Облако. Держась вместе, стояли они и ждали, что будет дальше.
Добравшись до лагеря, прибывшие спешились у палаток драгун. Казалось, они что-то быстро обсудили и о чем-то договорились; командир драгун дал на что-то свое согласие. На глазах у Хапеды и Часке Шонка, Красное Крыло и Татокано двинулись к вигваму вождя, где по-прежнему находились Унчида и Уинона. Трое вооруженных предателей вошли в шатер и тотчас вывели оттуда женщин. Затем они на глазах у всех поспешно принялись разрушать вигвам Токей Ито. Они сломали жерди. Хапеда и Часке в отчаянии обернулись к Четансапе. Но безоружные мужчины, собравшиеся на деревенской площади, могли лишь беспомощно и безмолвно взирать на происходящее. Уинона и Унчида не шевелились.
Разрушив вигвам Токей Ито, Шонка подошел к Четансапе. Старый Хавандшита выбрался из своего Священного вигвама и присоединился к соплеменникам.
– Созови собрание Совета! – громким голосом приказал Шонка. – Этого требует отец резервации. Старейшинам Совета будет сообщено, что случилось, почему и что еще должно произойти! У дакота теперь новые вожди. Вы больше не будете слушать ваших прежних, ни на что не годных предводителей, а вигвам Токей Ито, опрометчивого и дерзкого, как мальчишка, сына изменника, разрушен отныне и навеки!
– Грязный койот, это ты изменник и трус! – вспылив, крикнул Шонке Четансапа, и вся горечь, которая скопилась в его душе за это время, наконец вырвалась с неудержимой силой. – Ты хочешь покорить нас оружием, которое дал тебе убийца Красный Лис! Не думай, что наши мужчины тебе подчинятся! Неужели мы захотим заразиться от тебя паршой? Не смей подходить к нам! Воистину, это твой вигвам надо было разрушить и тебя изгнать, чтобы не позволить тебе хулить Токей Ито! Я сказал, хау!
Шонка, Красное Крыло и Татокано выхватили пистолеты и прицелились в Четансапу:
– Замолчи!
– Не замолчу!
Все трое одновременно нажали на курок, но Четансапа уже успел высоко подпрыгнуть и так избежал смертельного ранения. Четансапа сбил Шонку наземь, ударил Красное Крыло кинжалом в плечо и с молниеносной быстротой скрылся где-то между утесами и вигвамами. Взревев от ярости, трое вооруженных предателей бросились за ним. Дакота, собравшиеся на деревенской площади, услышали выстрелы. В лагере мгновенно воцарилось смятение и хаос.
Наконец стрельба стихла, улеглись взволнованные крики.
Грозовое Облако и Ящерка, дрожащие от гнева и страха, отыскали в толпе Хапеду и Часке.
Шонка и Татокано, все еще тяжело дыша после погони, вернулись из скалистой пустыни. Красное Крыло отправился к драгунам перевязать рану.
Шонка и Татокано уже успели перезарядить пистолеты. «Этот паршивый койот бежал! – кричал Шонка. – Он подстрекатель к мятежу, изменник и друг изменника! Однако он не уберегся от наших пуль! Пусть сдохнет и сгниет, как последняя падаль, а вы не смейте оказывать ему никакой помощи! Тот, кто поможет ему или укроет его у себя, тоже будет казнен! Я требую, чтобы присутствующие старейшины Совета одобрили наши деяния и наши решения, а не то я попрошу Длинных Ножей, которые стоят лагерем вон там, поодаль, разрушить ваши вигвамы и расстрелять ваших женщин и детей! Я сказал, хау!»
Воины – старейшины Совета, к которым обращался Шонка, опустили глаза долу. Наконец вперед неловко выступил Старый Ворон. «Да будет мир между дакота и Длинными Ножами! Ваши деяния и ваши решения были продиктованы необходимостью. Да обойдет потом трубка, передаваемая из рук в руки, всех собравшихся в вигваме Совета и освятит наше согласие! Я сказал, хау!»
Время еще не приблизилось к полудню.
Не говоря ни слова, Унчида, ко всеобщему удивлению, направилась в вигвам Хавандшиты. Уинона и Грозовое Облако вместе с Хапедой пошли в шатер Четансапы к Монгшонгше. Часке куда-то исчез. Издалека долетала брань драгунов. Шонка и Татокано, видимо, вновь отправились на поиски Четансапы.
В вигвамах все напряженно прислушивались, дожидаясь вестей о Четансапе и надеясь, что ему удастся спастись. Часы бесплодного ожидания ползли медленно, словно улитки. Настал полдень, день, прошли послеполуденные часы, а затем и вечер. В сумерках послышался какой-то шум. Это посланные на поимку Четансапы снова вернулись ни с чем.
На следующее утро драгуны поскакали дальше. Индейские разведчики, исполнявшие одновременно обязанности полицейских, через день последовали за ними. Однако обещанную провизию в резервацию так и не доставили. Хапеду и Часке, Грозовое Облако и Ящерку тошнило от голода, но они никого не терзали просьбами. Щеки у них ввалились, руки исхудали. Какой-то военный из отряда, стоящего поблизости лагерем, подошел к Грозовому Облаку и протянул ей открытую банку тушенки. Ее запах вызвал у девочки отвращение, а сам военный – ненависть, ведь он был из числа врагов. Вдруг потом он станет рассказывать, как кормил молодых дакота, точно голодных собак? С обидой и недоверием Грозовое Облако молча, презрительно отвернулось от «благодетеля». Тот, держа в руке отвергнутую тушенку, вернулся к своим однополчанам и был высмеян.
Эта воинская часть тоже снялась с лагеря и двинулась дальше, а провизию так и не подвезли.
На четвертую ночь, когда вокруг царила мертвая тишина, мальчик Хапеда внезапно привстал в постели. Усталый, он лежал, закутавшись в одеяла, но сон к нему не шел. Тут он заметил, что у входа в вигвам что-то зашевелилось, и понял, что через прорезь в полотнищах внутрь прополз его отец Четансапа. Измученная мать его спала столь глубоким сном, что ничего не услышала, и отец прижал палец к губам, веля ее не будить. Четансапа стал искать лубяные повязки. Мальчик знал, где мать хранит их, и помог отцу перевязать раны. В двух ранах, вероятно, засели пули, ведь они уже загноились. Хапеда принес отцу трех пойманных ящериц, и тот жадно их проглотил. Мальчик тотчас же вспомнил, что отцу понадобится зимняя меховая шуба и одеяло из бизоньей шкуры. Четансапа взял эти вещи и дал мальчику поручение: передать Чапе Курчавые Волосы и Чотанке, чтобы те съездили в агентство и потребовали там выдать дакота провизию. Ихасапе и Острию Копья надлежало отправиться в путь и выяснить, что сталось с верховными вождями.
– Ты еще придешь, отец? – прошептал мальчик. – Или мне прийти к тебе, куда ты скажешь?
– Я прячусь среди скал. Когда предателей и койотов не будет в лагере, я стану приходить каждую третью или четвертую ночь. Если я не смогу прийти, не ищи меня, разве что случится что-то необычайно важное. Тогда дай мне знать возле утеса, похожего на голову коршуна.
Четансапа снова исчез, столь же незаметно, как и появился.
На исходе ночи Хапеда встал. Было это за час до рассвета. Поскольку воды в лагере было совсем мало, Хапеда обтерся снегом. С первыми утренними сумерками он вызвал Чапу Курчавые Волосы из вигвама семи женщин и тайно передал ему послание Четансапы.
«Да, хорошо, хорошо». Теперь, когда у него появилась какая-то ясная цель, черты Чапы снова оживились, он словно приободрился и расправил плечи. «А еще твой отец правильно выбрал людей. Никто из нас четверых не выдаст Четансапу. Возвращайся к себе в вигвам, Хапеда, или иди поиграй. Я передам поручение остальным».
Когда пустынную, неприветную местность залили лучи солнца, четверо воинов приготовились выступить. Чапа Курчавые Волосы и Чотанка повернули своих коней на юг, по направлению к агентству. Там пребывали те бледнолицые, которые считали себя вправе распоряжаться судьбой дакота, словно коменданты большого лагеря для военнопленных. Ихасапа и Острие Копья вышли из резервации пешком. Никто не помешал этим четверым покинуть территорию, отведенную индейцам.
Хапеда разыскал Часке, своего друга и одного из вожаков Молодых Собак. Посовещавшись, они решили, что вместе со своими товарищами по отряду пойдут охотиться на птиц. Они умели и расставлять силки, и сбивать птиц камнями. Племя страдало от голода, и женщины вновь стали забивать собак. Однако, поскольку оба предводителя мальчиков повеселели и стали увереннее смотреть на мир, другие дети тоже приободрились, и это настроение незаметно поселилось и во всех остальных вигвамах.
Прошел день, еще один, потом еще и еще. Мальчишки стали выходить на разведку, рассчитывая встретить кого-нибудь из четверых покинувших резервацию воинов. На утро пятого дня к югу от резервации показалась какая-то точка; она постепенно приближалась. Хапеда и Часке вывели из табуна своих исхудавших мустангов и поскакали навстречу «темному пятнышку». То, что предстало их глазам, показалось им очень странным.
Навстречу им катилась телега с решетчатыми боковыми стенками, а тянули ее весьма неохотно два украшенных рогами, пятнистых худых как скелет существа. Позади были привязаны еще четыре таких животных; они следовали за телегой с явным отвращением, спотыкаясь, вытянув тощие шеи. В телеге сидел Чапа Курчавые Волосы, погоняя упряжных животных. Его мустанга вел на поводу Чотанка, который шагом ехал сзади.
Эта колонна остановилась возле вигвамов. Одно из упряжных животных от слабости рухнуло наземь.