– Отлично! Я уже договорился о том, чтобы ближайшим транспортом вас доставили на Миссури. Соберите вещи и будьте готовы уехать через две недели. На наследство или какое-либо иное обеспечение вы рассчитывать не можете, отец ничего вам не оставил. Может быть, найметесь куда-нибудь прачкой или найдете себе другое подходящее ремесло…
– Я не нуждаюсь ни в вашей помощи, ни в ваших советах, капитан.
Девушка отвернулась и еще раз обвела глазами комнату: здесь прошлой весной разыгралась сцена предательства, здесь в нарушение всех договоренностей был взят в плен индеец-парламентер, здесь произошло последнее решающее столкновение между отцом Кейт, майором Смитом, с одной стороны, и Красным Лисом, Энтони Роучем и покровителем Роуча, полковником Джекманом, – с другой.
Тогда в этом скудно обставленном кабинете еще не было кресла. Чтобы освободить для него место, Роуч приказал с одной стороны дубового стола вынуть из стены скамью. Казалось, весь форт отравлен возней и самим дыханием Роуча. Она вышла из кабинета.
Буря немного поутихла. Кейт накинула на голову шаль и пошла по двору к большим воротам, прорезанным в палисаде. Часовой пропустил девушку без лишних вопросов. Все солдаты, стоявшие на часах, привыкли к тому, что Кейт каждый день ходит на могилу отца за стенами форта.
Туда она направилась и сегодня. Могила была самая простая, без цветов и без венка. Девушка остановилась у деревянного креста. На плечи ее и голову уже садились снежинки. Взгляд ее терялся в пустоте. Она и вправду не замечала ничего вокруг, погруженная в воспоминания об отце.
Она внезапно очнулась, когда ее окликнул Тобиас, и почувствовала, что руки у нее совсем похолодели и что все ее тело дрожит от нестерпимой стужи.
– Идите в дом, мисс Кейт, – заботливо, как старший брат, обратился к девушке разведчик. – Я узнал важную весть и сегодня вечером приду сообщить ее вам. Вы должны нам помочь.
– Хорошо, Тобиас.
Кейт вернулась в форт, к себе в каморку. В этой комнатке умер ее отец. Она взялась за шитье. Чтобы как можно скорее уехать из форта, ей надо было поторопиться, а дел у нее еще оставалось немало.
Устав от шитья, она убрала работу. Она посмотрела на рисунок, на котором изобразила могилу отца, а потом достала из тайника письмо, написанное корявым, но разборчивым почерком. Это было послание от вольного всадника Адамса, который поддержал Сэмюэля Смита и хотел освободить индейца, ставшего жертвой предательства. Адамсу вместе с его закадычными приятелями Томасом и Тео пришлось бежать от Роуча. В письме он просил Кейт ждать следующего послания. Адамс обещал взять ее под свою защиту, как только она покинет форт.
Письмо было написано несколько месяцев тому назад. Тогда Тобиас передал ей это послание тайно. Вспоминает ли ее еще Адамс, не забыл ли о ней?
Девушка принялась за новую работу. В ожидании вестей день казался ей скучным и томительным. Однако и этот день подошел к концу. Тускло поблескивая, еще несколько снежинок опустились с затянутого облаками неба на темную землю. Кейт расслышала, как рядовые отправились на ужин, вот они перекликаются, вот зовут друг друга, вот раздаются тяжелые шаги, а потом все стихло. Девушка, не зажигая лампы, в неосвещенной комнатке стала дожидаться Тобиаса.
Наконец отворилась дверь, и в каморку неслышно проскользнул разведчик. Он прижался к стене, подальше от окна. Кейт закрыла занавеси.
– Что говорит Уотсон о дакота? – спросил Тобиас. – Вы же наверняка подслушали, люк-то был открыт. Вы ведь сидели в кабинете, пока Уотсон с Роучем были у Токей Ито в подвале.
– Не нужно меня убеждать, Тобиас. Я расскажу тебе все, что слышала. Зачем бы мне что-то от тебя утаивать? Если Токей Ито пробудет еще несколько дней в подвале в оковах, то умрет. Но по крайней мере они снова будут приносить ему воду.
– Получен приказ о его освобождении. Этого добился Моррис, художник. Он познакомился с Токей Ито, когда тот был еще мальчиком, в вигваме его отца Маттотаупы. Роуч намерен отправить начальству послание, в котором будет спрашивать, правильно ли понял приказ об освобождении. Так он постарается выиграть время и распространить ложь. Я доставил этот приказ, и я знаю бледнолицых. Они всегда исполняют приказы, а уж письменный-то приказ никогда ни за что не отменят. Они подтвердят приказ, а Роуча поставят на место.
– Но до освобождения Токей Ито не доживет.
– Индеец умирает, только когда сам того захочет. Кейт, ваш отец до начала переговоров поклялся вождю, что он сможет покинуть форт и его никто не попытается задержать. Теперь вы должны сказать Токей Ито, что получен приказ о его освобождении. Тогда вождь захочет жить.
– И это я должна сказать ему, что его хотят освободить?
– Да, вы! Вы единственная, у кого еще есть ключ от комендатуры. Наверное, вы нашли его среди вещей отца.
– Да, это правда. Я могу тебе его отдать.
– Нет. Роуч посылает меня с письмом в форт Рэндалл; мой мустанг уже оседлан. Я и так потерял много времени, чтобы поговорить с вами перед отъездом. Сходите сами в комендатуру ночью и спуститесь в подвал. Ключ от люка хранится в стенном шкафчике, вы и сами видели. Если столкнетесь с кем-то, скажите, что вас-де призвал дух вашего отца, что он вас преследует. Если что-то пойдет не так, никто не сделает вам ничего плохого. Вас просто вышлют из форта, вот и все, но вам и так велено уехать. Только будьте осторожны ради узника. Роуч ищет повода убить дакота, он ни за что не желает его выпускать.
– Тобиас! Мало того что над подвалом у себя в комнате спит Роуч, в комендатуре еще стоит на часах солдат!
– Сегодня его не будет. Я дал ему знать, чтобы ночью он не появлялся на посту, потому что таково желание Роуча: он-де хочет принять вас у себя ночью перед вашим отъездом.
– Тобиас! Ты совсем обезумел?!
– В комендатуре сегодня никого не будет, можете не сомневаться. У вас есть второй ключ. Никто вам не помешает.
Разведчик не догадывался, что происходит в душе Кейт, и не мог различить в темноте, как меняется выражение ее лица.
– Попробую, – наконец произнесла она. – Мой отец хотел бы, чтобы я это сделала.
– Хорошо.
Тобиас помедлил. Он достал из-за пазухи письмо и протянул его Кейт со словами:
– Адамс ждет, когда вы уедете из форта. Он хочет жениться на вас, если вы согласитесь перебраться вместе с ним на север, в Канаду. Адамс ведет себя честно. Доверьтесь ему и внимательно прочитайте письмо. Да вы и сами его знаете. Он всегда принимал сторону вашего отца.
– Ты прав, Тобиас, так все и есть, – с облегчением вздохнула Кейт. – Ты встретишься с Адамсом еще раз?
– Я могу передать ему ваш ответ.
Когда Роуч с фельдшером снова закрыли люк, узник пошевелился. Он сдвинулся с того места, откуда мог заглянуть через окно во двор, и отступил к стене. Цепь его зазвенела. Он ни за что не хотел ложиться на грязный пол и прислонился к стене, чтобы ночью спать стоя, как научился делать, сталкиваясь с опасностями в прерии. Но теперь это давалось ему труднее, чем прежде. Силы его иссякали.
За стенами форта вздыхал и завывал ветер. Во тьме парили мерцающие снежинки. Несколько заблудившихся снежинок медленно, нерешительно заплыли через окно в подвал. Узник следил за ними взглядом, пока они не растаяли на полу.
Хотя пленник и был сильно истощен, он не смог заснуть. Привалившись исхудалой спиной к стене, он в полузабытьи предавался своим смутным мыслям и горячечным фантазиям. Он вспоминал свой вигвам, свою мать и сестру. Ему виделся его мустанг и широко раскинувшаяся прерия. Он думал о своих соратниках, но более не чаял с ними свидеться. До узника дошла весть, что его народ потерпел поражение, что он изгнан со своей родины и что порабощен совершенно; все это в подробностях злорадно живописал ему тюремщик. Он слышал, что сам он болен и что жить ему остается всего несколько дней. Уже давно перестав есть, потому что желудок его, сдавленный тяжелой цепью, был не в силах более принимать пищу, и отказываясь проронить хоть слово о том, что его мучает жажда, и попросить воды, пленник и сам верил, что дни его сочтены и что он не просто со спокойным равнодушием принимает муки, которым подвергают его враги, но преисполнился совершенного безучастия. Однако, когда в подвал к нему спустились Роуч с фельдшером, узник осознал, что в душе его еще живо что-то, о чем он и не подозревал. Он не испытывал ненависти к самому бородатому фельдшеру. Но едва тот дотронулся до него по приказу капитана, как узником овладело неистовое, безумное желание прикончить Энтони Роуча. Индеец был еще не настолько сломлен, чтобы слышать голос и выносить присутствие капитана Роуча, не ощутив приступа всепоглощающей ярости.
Когда время уже приближалось к полуночи, узник стал замечать что-то необычное: его тюремщики отошли от заведенного порядка. Роуч очень рано улегся спать, как заключил дакота, расслышав шаги и скрип межкомнатной двери; этот шум был ему хорошо знаком. Капитан храпел, и узник с трудом подавлял приступы кашля, различив какие-то непривычные звуки и желая прислушаться. Часовой, который обычно ночью заступал на пост в комендатуре, только что снова вышел из дома. В тишине до индейца донеслись его удаляющиеся шаги и стук запираемого замка. Время шло, но часовой не возвращался.
В душе пленника проснулись те же подозрения, что, в сущности, не оставляли его день и ночь. Он думал, что Роуч приказал его убить. Втайне он постоянно ожидал прихода убийцы. Почему сейчас ушел часовой? Уж не замышляется ли что-то, о чем коменданту «забыли» доложить по службе и о чем он узнает только «задним числом»?
Вероятно, уже наступила полночь. Роуч по-прежнему храпел.
Дверь в комендатуру снова открылась. Кто-то вошел в комнату и затворил ее за собой. Раздались шаги. Но это был не часовой. Осторожно, едва ступая, кто-то ощупью пробирался по комнате. Заскрипела кровать. Шаги тотчас замерли, словно этот кто-то боялся себя выдать.
Дакота повернул голову. Из-за головных болей, терзавших его вот уже несколько месяцев, он не мог воспринимать мир с прежней остротой, однако усилием воли заставил свой слух и свой мозг в нужный миг подчиниться. Он принялся напряженно вслушиваться и расслышал следующий робкий шаг.