Хозяин салуна унес два оставшихся окорока и не спешил налить вольным всадникам бренди. Посетителям, которые не могли заплатить, не приходилось рассчитывать на его внимание и предупредительность. Он кивнул Тобиасу и снова отправился к секретарю с его бумагой.
– Теперь, может быть, и застану Чарли на месте, – предположил он.
На сей раз отсутствовал он довольно долго.
Делавар предложил канадцу табака. Луи пересел к индейцам, радуясь, что есть с кем поговорить.
– Странно, что Фредди Красный Лис вас распускает, – вернулся к прерванному разговору Тобиас.
– О мон дьё, мой краснокожий брат! Фредди ангра и вилэн, неблагодарный и подлый. Дакота силой затолкали в резервацию, мы тоже помогали их приструнить, а теперь мы больше не нужны.
– А что с Сидящим Быком?
– Не знаю. Может быть, он ушел в Канаду, может быть, отправился в Вашингтон, на переговоры с Великим Отцом всех бледнолицых, как знать? Слухи ходят разные.
– А что сталось с Неистовым Конем и его воинами, где они?
– Дорогой мой друг, генерал Майлз со своими стрелками разбили Неистового Коня наголову, их заставили зимой пройти пятьсот миль до наших мест. Два дня тому назад они пришли в форт Робинсон. У них больше нет оружия, они потеряли много вигвамов и одеял, они голодают, их дети отчаянно мерзнут. От всего этого их мучает усталость и грусть, мой краснокожий друг, но что им остается? Им придется подчиниться точно так же, как и дакота.
Токей Ито пододвинул канадцу стакан с бренди, который поставил перед ним Джонни, но к которому он даже не притронулся.
– Мерси, мерси, спасибо! – произнес канадец и осушил стакан.
– Выходит, Тачунка-Витко, которого бледнолицые называют Неистовым Конем, еще жив и пребывает сейчас совсем близко? – спросил Токей Ито.
– Да недалеко, к западу от нас. Его стерегут, мон дьё, неусыпно стерегут! Неистовый Конь не может сделать ни шагу; многим не терпится застрелить или заколоть его и его людей на месте.
Последовала пауза.
Тут вернулся Джонни, но не один. Вместе с ним в салун медленно, с достоинством, держась очень прямо, прошествовал индеец и тоже уселся за большой стол у скамьи, напротив Тобиаса и Токей Ито. На нем был венец из орлиных перьев, низко надвинутый на лоб. Судя по лицу, это был типичный дакота с бронзовой кожей, крючковатым носом и выраженными скулами. Отличительной чертой его были маленькие глазки; он постоянно жмурился. Лоб его был широк, но низок. Молодой вождь узнал этого индейца. Это был Кровавый Томагавк. Нельзя было понять, узнал ли, в свою очередь, новый верховный вождь дакота молодого предводителя Медвежьего племени или плен, болезнь и лишения сделали того, исхудалого и истощенного, совершенно неузнаваемым. Кровавый Томагавк сухо поздоровался только с Тобиасом.
С Кровавым Томагавком явился сопровождающий, очень странный малый. То был молодой индеец, худощавый и долговязый; в чертах его читалась непроходимая глупость. Он красовался в цилиндре и синем мундире с золотыми кистями и галунами. На портупее у него висела длинная кавалерийская сабля, а в руке он с видом одновременно фатовским и нелепым сжимал хлыст для верховой езды с серебряной рукоятью. Жеманно выступая, он несколько раз прошелся туда-сюда вдоль стола, видимо полагая, что все им любуются.
Тем временем в салун вошли еще семеро индейцев, в том числе Шонка. Тобиас, который прежде видел этого человека всего однажды, тоже тотчас узнал его. Раньше Шонка входил в состав Медвежьего племени. Он подсел к Кровавому Томагавку и принялся бесцеремонно, вызывающе разглядывать освобожденного узника, своего бывшего вождя. Однако Токей Ито воспринял эту дерзость совершенно невозмутимо, и взгляд Шонки словно натолкнулся на непроницаемую стену.
Джонни передал Тобиасу бумагу:
– Вот, возьми, все улажено, Харри может ехать.
Тобиас кивнул в знак благодарности и пододвинул хозяину салуна деньги. По-видимому, Джонни очень обрадовался.
– Здесь значится, что Харри в сопровождении лагерной полиции может вернуться в Медвежье племя и снова поселиться там у себя в вигваме. Это все Чарли написал ниже, в конце письма.
– Предъявите письмо мне! – потребовал Кровавый Томагавк, который понял слова Джонни. – Я верховный вождь, и я командую всей полицией при наших вигвамах!
Тобиас протянул бумагу индейцу. Тот расправил ее и приказал Джонни зачитать ее вслух.
– Бледнолицый опять написал то, что написать не имел права, – возмущенно заявил Кровавый Томагавк. – В каком вигваме будет жить Токей Ито, решают не бледнолицые, а дакота. А собрание Совета Медвежьего племени приняло решение не пускать его более в свои шатры. Его вигвам разрушен. Сын Маттотаупы не вернется домой. Хау.
Кровавый Томагавк говорил громко. Не только за его столом, но и за тем, где играли в карты, при этих словах все стихло, и все посмотрели на него и на молодого дакота, сына Маттотаупы.
Бывший узник не двинулся с места и не проронил ни слова.
– Ты подчиняешься? – с угрозой спросил Шонка.
Токей Ито по-прежнему безмолвствовал.
Делавар отдавал себе отчет в том, что скрывается за его молчанием. Сам Тобиас родился в резервации и с четырнадцати лет жил среди белых. Тем не менее этот потомок славных Мужей Совета всегда ясно представлял себе, как мыслит и поступает истинный воин и вождь. Он ощущал растущее напряжение между Шонкой и Токей Ито и догадывался, что их вражда, вероятно, зародилась много лет тому назад и имеет глубокие, неистребимые корни. До Тобиаса нередко доходили неясные слухи о том, как она началась. Еще в детстве Токей Ито, носивший тогда имя Харка, неизменно побеждал во всех детских играх Шонку, который был на несколько лет старше, не потому, что превосходил его физической силой или весом, а благодаря своей молниеносной реакции и решительности, а также ловкости и проворству. Шонка принадлежал к числу противников, не умеющих проигрывать. В свою очередь, Токей Ито ни в юные годы, ни в зрелом возрасте не щадил чувства злобного поверженного врага. Может быть, в этот миг Шонка впервые в жизни ощутил, что одержал над своим соплеменником и бывшим вождем уверенную и окончательную победу. В самом деле, кто теперь помешает ему поквитаться со старым врагом и обрушить на него тягчайшее возмездие, может быть, даже обречь его на новый плен, а то и на гибель?
В любую секунду Токей Ито мог утратить самообладание, заново начав борьбу.
– Только не обсуждайте важные дела, не промочив горла! – прозвучал в напряженной тишине оглушительный бас Джонни. – Не годится приступать к переговорам без выпивки. Сначала осушите по стаканчику, а уж потом препирайтесь себе всласть, пока не надоест. – Он подмигнул, и Тобиас в мгновение ока сунул толстяку-трактирщику две монеты в карман штанов. Джонни незаметно ощупал их, и сумма его вполне удовлетворила. Тотчас же перед лагерными полицейскими появились полные стаканы. Шонка отвернулся от Токей Ито и занялся бренди. Кровавый Томагавк тоже взялся за спиртное.
– Вы только посмотрите, – принялся подтрунивать Луи Канадец, – мистер агент запретил сиу пить бренди. А тут, как я погляжу, месье не прочь промочить горло!
– Начальнику полиции двойную порцию! – поддержал своего покровителя и опекуна Филипп, и по выражению его лица было заметно, как он презирает этих индейцев.
Шонка ограничился тем, что бросил на бледнолицего гневный взгляд, но Кровавый Томагавк почувствовал себя оскорбленным, ведь была задета его чиновничья честь, и решил не оставлять этот выпад без ответа:
– Кровавый Томагавк сам знает, как надлежит себя вести. Не уволенным наемникам его учить.
Между тем Джонни уже осушил свой стакан и поставил на стол, пожелав здоровья всем гостям. Кровавый Томагавк вознамерился перед всеми присутствующими восстановить свое достоинство таким же образом. Он тоже поднял стакан бренди, чокнулся со всеми и опрокинул стакан. Судя по легкости, с которой он его осушил, пил он сегодня явно не первый раз. Фат в мундире с хлыстом в руке благоговейно воззрился на своего начальника, мгновенно преисполнившись решимости ему подражать.
Однако он поперхнулся и, закашлявшись, оплевал себя спиртным. Он облился, наставив пятен на свой роскошный мундир, а соседи его высмеяли. Юнец покраснел до корней волос.
– Джонни, а ну, принеси мне воды почиститься! На генеральском мундире не должно быть пятен!
– Надо же, у моего приятеля генеральский мундир! – поддразнил его Канадец. – Кто его подарил? Может быть, он проявил беспримерную храбрость и этот мундир одолжил ему Великий Отец всех белых, что правит в Вашингтоне?
– Не одолжил! – вскипел юнец. – Меня зовут Татокано, Антилопа, и я младший сын Старой Антилопы. Этот мундир я обменял на множество бобровых шкурок.
– Неужели Великий Отец всех белых продал этот генеральский мундир моему маленькому краснокожему приятелю так дорого? За сотню украденных бобровых шкурок, которые ищут дакота?
– Генеральский мундир, умру со смеху! – воскликнул Питт с Изуродованным Носом, которому только что повезло в кости. – Эдди, красавчик, знаешь, кто ты? Ты полковой музыкант, а не генерал! Кто это тебя так надул?
У Эдди-Татокано задрожали губы.
– Ты ничего не понимаешь, – выпалил он, отчаянно не желая признать очевидное, но уже смутно подозревая, что Питт прав. – Этот мундир я получил из Вашингтона, и раньше его носил генерал от кавалерии из тридцать первого полка. У меня есть письменное подтверждение!
Тут весь салун взорвался от хохота.
– Письменное подтверждение? А ну-ка, покажи!
У красавчика Эдди от ярости уже выступили на глазах слезы.
– Вот!
Он вытащил из-за пазухи маленький листок бумаги, на котором было что-то напечатано.
– А вот это уже интересно! Дай-ка сюда! – Канадец протянул руку к бумажке.
– Нет, не дам. Пусть бледнолицые читают у меня из рук. – Эдди-Татокано расправил листок на столе и снова поднял вверх. – Здесь написано…
– Тридцать первое января тысяча восемьсот семьдесят шестого года! – вслух прочитал Джонни. – И еще: кто высоко заносится, тому не ми