Сам Харка Твердый Камень первым среди своих друзей заметил старого шамана и словно прирос к месту. Наконец остальные мальчики пришли в сознание. С криками ужаса бросились они врассыпную.
То, что происходило в последующие дни и недели, мальчики запомнили на всю жизнь. Никогда прежде и никогда потом не подвергали их родители столь суровому наказанию. До начала лета отцы не сказали своим сыновьям ни единого слова. Хавандшита настоял, чтобы Маттотаупа на двенадцать дней и двенадцать ночей отдал ему Харку в Священный вигвам. Он жаждал вернуть себе, отнять у дерзкого мальчишки свою колдовскую силу. Он жаждал узнать от него самого, как он похитил ее у шамана. Однако мальчик отчаянно сопротивлялся и, как ему казалось, говоря правду, стоял на своем: он-де хотел только поиграть в шамана, только притвориться, что камлает, а другим мальчикам нравилось изображать испуг и подчиняться его воле. За те двенадцать ночей, что Харка провел в Священном вигваме, Хавандшита ни разу не увидел во сне великого змея. Это было самое ужасное, что могло случиться со стариком. Он решил во что бы то ни стало покорить Харку и вернуть себе отнятую волшебную силу. Но мальчик остался несгибаем. Никому, даже собственному отцу, Харка никогда не рассказывал, каким образом шаман пытался сломить его.
А Хавандшите перестал являться в сновидениях великий змей. Великий змей никогда более не говорил с ним.
Год спустя мальчики избрали Харку своим предводителем, и военный вождь дал на то согласие.
С тех пор Хавандшиту мучил страх, что у него навеки отнята волшебная сила, в которую он твердо верил. Но никто, никто не должен был узнать об этом! Ночи напролет старик бил в барабан; он заклинал духов и пытался погрузиться в вещие сновидения. Иногда ему это удавалось, но сны духи ниспосылали ему путаные и бессвязные. Ни один воин и ни один юнец не подозревал об этих страданиях шамана, хотя по временам мужчины племени выражали недовольство своим жрецом. Детей строго наказали за неподобающую шалость, и для всех, кроме Хавандшиты, заслуженной карой дело совершенно исчерпывалось. Его, однако, преследовал страх, что воины рано или поздно обнаружат утрату им колдовского дара, и потому шаман, притворяясь могущественным, как прежде, жил в постоянном, неизбывном ужасе. Если воины исполняли ритуальную пляску и молились о ниспослании бизоньих стад, а бизоны так и не появлялись, то племя голодало, а Хавандшита бился в судорогах у себя в вигваме, мучимый сознанием своего мнимого бессилия. Он решался на самые удивительные и рискованные уловки и обманы, лишь бы убедить племя в своем колдовском могуществе. Ему еще раз удалось ввести всех в заблуждение. Потом он истязал самого себя и до изнеможения бил в барабан, моля великого змея явиться. Он начал ненавидеть и преследовать Харку и Маттотаупу, отца мальчика. Ему удалось изгнать Маттотаупу. Однако ему не удалось помешать возвращению сына изгнанника, и спустя десять лет тот снова был принят своим племенем. Татанка-Йотанка, более могущественный и влиятельный шаман, не дал Хавандшите принести Харку в жертву у позорного столба.
В конце концов старик взял себе в ученики и преемники Шонку, врага Харки. Но Шонка в сущности оказался слабым, а теперь перебежал к бледнолицым. Хавандшита ненавидел бледнолицых за то, что они не верят в Священные Тайны. Но он знал также, что сами они владеют тайнами, которые он считал истинным волшебством. Он страстно жаждал приобщиться этих тайн и сумел это сделать. Но на что ему это тайное знание в резервации? Воины уже не требовали волшебства столь настойчиво, как прежде, ведь они знали, что это не шаман пригоняет им бизонов, а всего-навсего агент резервации – бычков.
Хавандшита некогда умел не только погружаться в вещие сны и околдовывать своих соплеменников. Он был также храбрым воином и за свою долгую жизнь успел многому научиться, многое испытать. Однако он редко вспоминал о том, что и вправду знал. Все его помыслы были направлены только на то, чтобы вернуть прежнюю волшебную силу и могущество, в реальность которых он свято верил.
А теперь этот сын Маттотаупы вернулся живым.
Хавандшита вновь растерялся, ибо прежде не верил видениям Уиноны. Но и она сейчас была сильнее него. Да к тому же Унчида перебралась в Священный вигвам, по-видимому лишь для того, чтобы излучать собственную магическую силу. Он не мог подчинить себе эту женщину, которая три года тому назад подняла всю индейскую деревню на борьбу за возвратившегося из изгнания Харку.
А теперь этот сын Маттотаупы, живой и невредимый, как ни в чем не бывало расположился неподалеку в вигваме Четансапы.
Хавандшита пребывал в растерянности и смятении. Он долго и мучительно размышлял, не зная, как поступить, но вот наконец его осенило, как заразить своей растерянностью и смятением всех воинов, чтобы они сочли собственным тот выбор, который он за них сделает. Резким, каркающим голосом он потребовал от Чапы Курчавые Волосы, до сих пор безмолвно ожидавшего его суда, чтобы тот созвал собрание Совета, как хотел молодой вождь.
Тем временем Токей Ито, судьбу которого решал его старый враг Хавандшита, по-прежнему сидел в одиночестве у огня в вигваме Четансапы.
В конце концов полог вигвама приподнялся, и на пороге вырос Чапа. Вид у него был нерадостный. Он опустился на пол напротив Токей Ито, достал трубку, но не закурил. Он долго молчал, не отваживаясь заговорить.
– Хавандшита объявил, что готов созвать собрание Совета, – наконец сообщил он. – Если ты настаиваешь, старейшины сойдутся сегодня же ночью. Но только в том случае, если известят Четансапу и он тоже примет участие. Другие члены Совета опять не могут с этим согласиться. Четансапа находится в бегах. В глазах Длинных Ножей он убийца. Если Четансапа примет участие в нашем собрании, оно превратится в сборище мятежников. Но наши воины не могут поднять восстание и не хотят даже пытаться. У нас нет оружия; наши ножи слишком коротки, чтобы помериться с винтовками бледнолицых, и мы слишком долго вели тщетную борьбу. Своим приговором Хавандшита снова завлек тебя в ловушку.
Токей Ито не ответил на это.
– А можете вы привести Четансапу сюда, в его собственный вигвам? – только и спросил он.
– Можем, но он подвергнет всех нас опасности, и никто из нас от этого не выиграет. – Чапа с трудом заставил себя произнести эти слова. – Нам придется спрятать и тебя, брат мой, подобно тому как мы прячем Четансапу. Нам запрещено давать тебе приют. – Чапа Курчавые Волосы беспомощно взмахнул рукой и обвел взглядом стены вигвама, словно ища, но не находя выхода. – О мой вождь! Твоя нога переступила порог наших шатров лишь для того, чтобы снова их покинуть!
– Нет, Чапа. – Вернувшийся домой Токей Ито говорил едва слышно, однако с той решимостью в голосе, которую придает непоколебимое сознание собственной правоты. – Я не покину более вас и ваши вигвамы. Я возьму вас с собой. Мы уйдем из резервации.
Чапа Курчавые Волосы в изумлении воззрился на своего собеседника:
– Что ты сказал? Мои уши, верно, тебя не расслышали.
– Нет, ты все понял правильно.
Токей Ито затушил трубку, чтобы говорить без помех.
– Сегодня ночью вы свернете свои вигвамы. Ваши женщины и дети соберут все имущество. Красный Лис распускает вольных всадников. Границу здесь не охраняют. Глаза и уши Длинных Ножей следят только за Тачункой-Витко. Если мы уйдем, то сегодня ночью они не смогут нам помешать. Я хочу перебраться вместе с вами в Канаду: там мы найдем новую родину, там мы обретем свободу. Хау.
Чапа Курчавые Волосы поглядел сначала в огонь, а потом на изможденного человека, сидевшего напротив.
– Ты собираешься выгнать наших женщин и детей из шатров и заставить их идти по снегу невесть куда, потому что сам не можешь остаться с нами? Это твоя месть или в тебе говорит горячечный бред?
Кровь бросилась Токей Ито в лицо, он потемнел от гнева.
– С тобой говорит твой вождь!
Чапа вскочил на ноги:
– Наших славных вождей побеждают на поле брани и приговаривают к изгнанию. Неужели ты более велик, чем они?
– Я их сын и младший брат.
– По-твоему, мы должны покинуть свое великое племя?
– Мы не забудем своих отцов.
– По-твоему, мы должны бросить все, что еще не отобрали у нас вачичун?
– Мы бросим все, откажемся от всего, кроме собственной свободы!
– Нам придется многому учиться, Токей Ито.
– Мы будем учиться, чему захотим и как захотим.
– Это все в прошлом.
– Нет, пока я жив… Мы отправимся на север за Миссури!
– В охотничьи угодья наших заклятых врагов из племени сиксиков?
Токей Ито подошел к Чапе почти вплотную и пристально посмотрел ему в глаза.
– Чапа Курчавые Волосы! Я не могу сказать тебе больше, чем уже слышали твои уши. К тому же у меня нет времени. Нам остается всего несколько часов, чтобы опередить врагов и сделать первые шаги на пути к свободе. Уйдем в Канаду!
– Вачичун явятся и туда, перестреляют все бизоньи стада и запрут нас в резервации. Мы никогда больше не сможем охотиться, вождь!
– Ты прав. Бизоны перебиты. Нам придется жить как-то иначе. Здесь ты, пленник Длинных Ножей, прозябаешь на скудной почве, которая ничего не родит. Разве не лучше найти плодородные земли и научиться разводить там скот, сеять и собирать урожай, сохранив свободу?
Друг потрясенно воззрился на него:
– Ты знаешь, я тоже давно мечтал об этом, но сейчас мы побеждены. Дакота постигла такая же судьба, что и некогда чернокожих, моих предков. Мой отец бежал к дакота, чтобы обрести свободу, а я вместе с вами снова попаду в рабство!
– Уйдем отсюда!
Вождь схватил своего товарища за плечо и сильно сдавил.
– Долгие годы мы сражались бок о бок. Сегодня ты не должен бросать меня, Чапа!
Тот судорожно сжал кулаки.
– Ты все говоришь правильно, – снова прошептал он, – но у нас нет больше сил.
Чапа Курчавые Волосы стал медленно отходить от вождя, пока не уперся в стену вигвама. Тогда он прижался лбом к сосновой жерди, удерживающей полотнища шатра. Черты его исказились от невыносимой душевной боли, но взгляд больших черных глаз с тоской пытался прозреть будущее, где исчезнут ужасы угнетения и воцарится свобода.