Хапеде пришлось пройти немалое расстояние, и вот наконец он наткнулся на кого-то, свернувшегося клубком прямо в снегу. Часке окопался, словно пес. Когда Хапеда остановился рядом с ним, Часке поспешно сел, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и уставился в пространство.
– Часке Увалень! В тот месяц, когда созревает земляника, мы назвались побратимами, а сегодня мой отец сказал, что будет отцом и тебе. Пойдем со мной!
Не говоря ни слова, Часке неуклюже встал и следом за Хапедой зашагал в лагерь. Часке был коренастый и приземистый, ростом он уступал высокому, стройному Хапеде. Часке привык стоять, широко расставив ноги, и ходить вперевалку, и потому заслужил прозвище Часке Увалень. Однако он умел не только прочно стоять на земле: если требовалось, он мог проявлять и недюжинное проворство, а когда мальчики состязались в беге наперегонки, его побеждал один только Хапеда. Но сегодня его быстрота и сила словно исчезли куда-то. Он шел тяжело, с усилием, как старик. Нерешительно остановился он у ложа Четансапы, куда привел его Хапеда. Воин поглядел на мальчика.
– Мой второй сын!
Тут Хапеда взял брата за руку, мальчики улеглись и вместе закутались в меховое одеяло. Одеялом они накрылись с головой. Они почувствовали, как их мать Монгшонгша забрасывает их снегом, чтобы им было теплее. Даже не разжигая огня и не укрываясь в вигваме, можно было до известной степени насладиться уютом. Сон тотчас же одолел их обоих.
Когда Чапа внезапно откинул одеяло, мальчики вскочили, удивляясь про себя, что проспали целых три часа. Им казалось, будто они едва успели задремать. Однако, вероятно, все было именно так, как со смехом объявил им Бобр, ведь луна уже взошла, а лагерь ожил. Женщины привели из лесу лошадей и принялись снова навьючивать на них поклажу. Лошади упрямились, потому что еще не успели отдохнуть.
– А не искупаться ли нам прямо сейчас, ночью? – предложил Чапа. – Утренним купаньем это не назовешь, но почему бы теперь не освежиться? Или вы продрогли до костей и совсем изголодались, и вам не до купанья?
Почему бы и нет? Каждый из них съел по вороне и решился нырнуть в холодную воду. Они радовались предстоящему купанью, ведь в резервации им не хватало даже воды для омовений.
Вместе с воином, который, несмотря на свою хромоту, шагал на удивление быстро, они спустились к реке. Мужчины и мальчики у них на глазах уже прыгали в ледяную воду, которая быстро неслась на стрежне. Мальчики отбросили одеяла, закутавшись в которые явились на реку, пробежали, поднимая брызги, до промытого посредине глубокого «желоба» и, как щуки, кинулись в ледяную воду. Саженками проплыли они немного вниз по течению, а потом снова вышли на берег. Вода стекала, искрясь, по их смазанным жиром телам. Они натерлись песком, чтобы очистить кожу, и снова завернулись в одеяла. Тепло закутанные, они побежали к тому дереву, возле которого расположилась их семья, и там вытерлись досуха. Монгшонгша приготовила им горшочек медвежьего жира, чтобы после купанья они могли как следует смазать себя. Они натянули леггины – совмещенные с гамашами не сшитые вместе штанины, которые соединялись на поясе, обернули себя набедренной повязкой, спереди и сзади пропускавшейся сквозь пояс, и обули подбитые мехом мокасины. Потом надели куртки мехом внутрь и уже ощутили, как горячая кровь их побежала по жилам, согревая все тело блаженным теплом. Шапки или шляпы им не понадобились. Даже в самые суровые зимы дакота обходились без головных уборов. Густые, смазанные жиром волосы хорошо защищали их от холода, снега и бурь. Лысых среди дакота не водилось, даже между столетними стариками.
Мать разрешила мальчикам выбрать среди вьючных лошадей, которые везли большой вигвам Черного Сокола и его пожитки, тех, что больше всего пришлись им по нраву. Хапеда вскочил на молодого рыжего коня, верхом на котором уже дважды выигрывал скачки на Конском ручье, а Часке взобрался на надежного пегого. Все приготовления завершились, начался ночной переход. Месяц на ущербе освещал уединенную лесную долину, и в самом его облике индейцам виделось что-то насмешливое и зловещее. Час за часом длился монотонный, утомительный путь.
Только около полудня решено было снова сделать привал. Солнце высоко стояло в небе, и тени деревьев отливали синеватым блеском. Хапеда Щеголь и Часке Увалень вместе с остальными спешились и сели на шкуру барибала. Всеми уважаемый воин Чотанка и двое молодых Воронов этой ночью успели сходить на охоту. Они добыли двух волков и енота. Добычу освежевали и поделили между всеми членами племени. Разводить огонь не решились, поэтому изголодавшиеся мужчины, женщины и дети ели сырое мясо, и оно казалось им необычайно вкусным. Хапеда сумел еще наловить рыбы и, посовещавшись со своим побратимом Часке, великодушно отдал половину Грозовому Облаку и Ящерке. Мальчики с радостью смотрели, как «молодые ворóны» наслаждаются свежей рыбой. Белочка Грозового Облака сбегала в лес в поисках пищи. Сейчас она снова сидела на плече у хозяйки, грызя орешек.
Приятно было заснуть под полуденным солнцем после двенадцатичасового перехода. Не так приятно было проснуться вечером, когда старшие стали трясти и будить. У Чотанки был припрятан кусок солонины, и он поделился мясом с мальчиками. Вкус у солонины был отвратительный. «От нее пахнет резервацией», – решил Хапеда.
– Я уже не могу поверить, что мы побывали в резервации, – сказал Часке, – и больше туда не вернусь. Ни за что. Лучше умереть.
– Хау, – согласился Хапеда.
Следующей ночью их путь пролегал по той же самой местности. Мальчики дремали, сидя в седле. С наступлением сумерек они встряхнулись, прищурились и окинули окрестности более внимательным взглядом. Хапеда заметил, что Часке тоже поднял голову, прислушиваясь к доносящимся издали звукам.
Мальчики вскоре поняли, откуда исходит шум. Кто-то мчался следом за индейской колонной, двигаясь вверх по течению реки. Это снова пытался добежать до поезда арьергард. Токей Ито, Чапа и Тобиас догнали соплеменников и понеслись вдоль колонны к ее голове молча, не произнося ни слова, да и предводители ни единым возгласом не призвали к себе вновь явившихся. Никто не хотел криками привлекать лишнего внимания. Поравнявшись с Хавандшитой, Токей Ито дал сигнал остановиться и спешиться. Когда Токей Ито распределил между мужчинами добытое оружие и объявил, что на всем пути от резервации Медвежье племя никто не преследовал, среди индейцев воцарилось безмолвное ликование. Теперь, пожалуй, можно было устроить привал подольше. Все надеялись пережить последние холодные недели зимы здесь, в лесу, а после таяния снегов с наступлением весны отправиться дальше.
Поляну, на которой остановился индейский обоз, все давно знали: место это как нельзя лучше подходило для палаточного лагеря. До того как тринадцать лет тому назад дакота под предводительством отца Токей Ито перекочевали на Конский ручей, именно здесь стояли их шатры. Именно здесь нынешние воины и предводители своего народа в детстве играли и учились охотиться. Теперь в их душах внезапно ожили воспоминания о прошлом.
Вождь, Чапа и Тобиас сняли с себя белые волчьи шкуры. Хавандшита, Старый Ворон и Чотанка присоединились к ним. Воины и вожди собрались на берегу реки. Все взгляды были прикованы к Четансапе, который впервые за долгое время смог подняться на ноги и, еще неуверенными шагами, но держась прямо и двигаясь без посторонней помощи, подошел к своим соратникам. Ихасапа, молодой человек, обыкновенно исполнявший обязанности разведчика и вестника, чуть в стороне ожидал указаний, которые должен был дать ему вождь.
– Поставить всего восемь вигвамов, всем нам хватит места переночевать. Не разводить костры, чтобы нас не выдал дым. Не стрелять, не кричать! Мы должны затаиться.
Ихасапа удалился, чтобы передать отданный тихим голосом приказ вождя всем остальным. Однако Токей Ито пока не упомянул в своем приказе о важной детали, и именно о ней спросил сейчас делавар:
– Сколько мы здесь пробудем?
– Нам нужно мясо. Мы будем охотиться на оленей и на медведей. На восьмую ночь двинемся дальше.
Этот последний выбор явно произвел на воинов различное впечатление. Тобиас кивнул, он был совершенно согласен с таким решением. Чапа испытующе глядел на вождя, словно бы спрашивая, уж не знает ли он о каких-то опасностях, заставляющих так скоро сняться с лагеря и идти дальше. Разве врагов не удалось сбить со следа? Четансапа нахмурился и, казалось, ждал, что вождь обоснует свой приказ по крайней мере ему одному. Чотанка и Старый Ворон пожали плечами, выражая осторожное сомнение. Токей Ито, видимо, уловил эти невысказанные вопросы и колебания и пояснил:
– Как бы мы ни устали, мы не имеем права медлить и предаваться праздности. Я уже говорил вам, даже по снегу мы должны идти дальше. Вачичун стремятся окружить нас и устроить на нас облаву. Здешний лес защитит нас от метели и холода, но не от Длинных Ножей!
Шаман выпрямился, приковав к себе внимание всех участников совета. Медленно, словно произнося заклинание, начал он свою речь:
– Вачичун снова забились к себе в норы. Мы остались наедине со своим лесом и со своей дичью. Зачем нам еще идти дальше, на север, в неизвестные прерии, в охотничьи угодья наших врагов сиксиков? Здесь наша земля, здесь наш дом. Эти горы – средоточие мира, родина Большой Медведицы. Они священны для всех воинов племени дакота. Мы более их не покинем. Мы останемся здесь! Большая Медведица защитит нас.
Лицо Старого Ворона просияло. Он преисполнился умиления при мысли о том, что вновь обретет свою родину.
– Здесь стояли наши вигвамы, здесь мы разобьем их снова! – принялся вторить он шаману. – Еще когда мы ушли из этих гор в первый раз, когда нас увел отсюда твой отец Маттотаупа, это навлекло на нас одни несчастья, вождь Токей Ито.
Четансапа стал на сторону Хавандшиты:
– Наше старое надежное пристанище! Отсюда мы, воины, ночью, вооруженные ножами, можем совершать вылазки в солдатское поселение. Пяти скальпов не хватит, Токей Ито, чтобы отомстить вачичун. Останемся здесь и будем сражаться дальше. Новую жизнь мы уже начали с победы…