– Дельный совет. Мы с восьмерыми воинами и тремя ружьями сбили со следа пятьдесят воинов с пятьюдесятью ружьями и захватили много лошадей, не потеряв ни одного человека. Токей Ито будет весьма доволен Четансапой. Но теперь и я, Хитрый Бобр, хочу кое-что сделать. Ты знаешь, Черный Сокол, что в резервации, в бедленде, мы с тобой дерзко перечили вождю и даже оскорбили его. Поэтому именно мы с тобой сейчас должны совершить самые славные подвиги. Тебе уже кое-что удалось. Теперь моя очередь. Я помог тебе, теперь и ты должен мне помочь.
– Я готов. Но не довольно ли, что я ради тебя уже несколько часов при свете дня, у всех на глазах, расхаживаю в этом мундире?
– Это только начало. Я посвящу тебя в свой план: ты сам сказал, что Красный Лис скачет к северным фортам, чтобы взять нас в клещи. Это грозит нам большой опасностью. Мы должны что-то против этого предпринять. Я хочу напугать солдат из северных фортов, чтобы они решили, будто мы собираемся на них напасть, пока они рыщут на северо-западе, на Миссури, надеясь нас там перехватить. Тогда они вернутся на свои пограничные посты и оставят нас в покое, ведь история о том, как Токей Ито сжег форт на Найобрэре, еще не забыта.
– Хорошо. Мне не терпится узнать, как ты намерен их напугать и при чем тут мой мундир.
– Сейчас сам все узнаешь. Ты только мне подыгрывай, а больше ничего и не нужно.
Чапа встал и притащил пленного Татокано, который до сих пор не мог слышать этого разговора.
Когда Четансапа увидел распростертого перед ним пленника, на воина невольно нахлынули горькие воспоминания. Этот шут гороховый, с которого сейчас сорвали дурацкий наряд, принял сторону Шонки, когда тот в резервации поработил мужчин Медвежьего племени, подчинив своей воле, и когда его, Четансапу, тяжело ранили. Воин заметно помрачнел.
Чапа стал перед связанным юнцом.
– Татокано, – произнес он, – ты наш пленник. Я могу тебя убить. Я сделаю это. Я поджарю тебя на угольях, как медвежью лапу! Ты предатель. Твоего отца Старой Антилопы давно нет в живых. Думаю, хорошо, что он тебя не видит. Твой старший брат по прозванию Сын Антилопы сражается в отряде Токей Ито и презирает тебя. Ты койот!
Безмозглый хлыщ выслушал все это без страха, но с необычайно глупым и злобным видом.
– Ты меня понял, вонючая крыса?
– Да, – отвечал тот без промедления, но не поднимая головы.
Он старался не смотреть на Четансапу, облаченного в мундир. Возможно, утрата формы причиняла ему немалые страдания.
– Что ж, хорошо, если понял. Ты знаешь, что получаешь по заслугам?
Хлыщ наконец поднял глаза и испытующим взглядом посмотрел на Чапу и Четансапу. Позволено ли ему, пленнику, говорить? Он понадеялся, что да, и снова преисполнился самоуверенности.
– Я воин и скаут Великого Отца, что правит в Вашингтоне! – объявил он. – Длинные Ножи сильны, их никому не победить. Бобр и Четансапа украли у меня мундир! Пусть вернут его мне и немедленно меня освободят, а не то милаханска их повесят! Но если вы вернете мне мундир, то я замолвлю за вас словечко, и Длинные Ножи даже назначат вам жалованье, по нескольку долларов в месяц, если вы станете за них воевать.
– Ага, так, значит, ты предал нас за несколько долларов в месяц, койот! Я сдеру с тебя шкуру и скормлю псам, только этого ты и достоин, а наши псы изголодались! Ты слышал?
Татокано не отвечал. Теперь он бросал гневные взгляды на Четансапу, который заплетал волосы, а между делом поигрывал пуговицами мундира, словно собираясь их оторвать.
– Да-да, смотри, смотри хорошенько, – понукал Бобр пленника. – С тобой то же будет, как с этим мундиром. Ты утратишь все свои побрякушки. Ты пытаешься запугать нас своими бледнолицыми, но они далеко, а я близко! – Бобр на минуту замолчал, чтобы придать своим словам дополнительный вес. – Что ж, выбирай! – воскликнул он. – Либо я сдеру с тебя кожу и зажарю, как медвежью лапу… либо ты перейдешь к нам и возьмешь в свой вигвам девицу Жимолость! Твои уши слышали?
Предложение Чапы вполне соответствовало индейским нравам и обычаям. Тяжелая жизнь, выпавшая на долю индейцам прерии, несчастные случаи на охоте и гибель на поле брани уменьшали число мужчин, которые могли бы прокормить женщин и детей. Охотников в племени часто недоставало. Если узник соглашался войти в племя через брак, то побежденного врага охотно принимали. Впрочем, обыкновенно вступить в брачный союз с индианкой предлагали закаленным в боях, храбрым мужчинам, которые могли принести пользу племени, а не посмешищам. Поэтому, услышав речь Чапы, его соратники снова расхохотались. Но глупый Татокано был настолько горделив и самоуверен, что не понял, почему они смеются. Предложение Бобра он воспринял вполне серьезно, однако долго не решался дать ответ.
– Соображай быстрее, мысли твои ползут, как улитки, – торопил Чапа.
Пленник устремил взгляд на чернокожего воина.
– А если я соглашусь, ты вернешь мне мундир? Это генеральский мундир! – повторял тщеславный юнец, по-прежнему не желая расстаться со своей любимой игрушкой.
– Если позволит наш вождь Токей Ито, – отвечал Бобр.
– Что?! – в ужасе воскликнул Четансапа. – Неужели ты и вправду хочешь вновь притащить к нам в вигвамы этого шута?
– А почему бы и нет? Храбрости ему не занимать. Умом он обделен, иначе бы не попал в когти к Шонке. Но бегает он быстрее антилопы. Если раньше он служил у нас скороходом, то почему бы не доверить ему эту обязанность снова, если позволит Токей Ито?
Черный Сокол не сказал более ни слова, а лишь плюнул от досады.
– Что ж, выходит, договорились: Татокано вернется в наши вигвамы и женится на девице Жимолости? – заключил Чапа, стремясь убедиться, что сделал правильный выбор. – Он будет вместе с нами сражаться против Длинных Ножей!
Тут безмозглый хлыщ испугался.
– Нет-нет, я не могу! – взмолился он.
Казалось, в его не привыкшем к усилиям уме происходит какая-то работа мысли.
– Это еще почему, дырявый горшок, засаленный мокасин? Смотри, а то надену твой «генеральский мундир» на нашего медвежонка, а из твоей шкуры нарежу бахромы, Жимолости на платье!
Татокано умоляюще посмотрел на Бобра:
– Но я же согласился взять ее в жены!
Шеф-де-Лу злорадно усмехнулся.
– Ты еще глупее, чем я думал, – констатировал Бобр. – Почему ты говоришь, что не можешь воевать с бледнолицыми, если согласен на ней жениться?
– Но я не могу остаться с вами и сражаться с Длинными Ножами!
– Почему же нет, посвистывающая луговая собачка? Боишься потерять свои доллары, скунс? Если я тебя зажарю, ты тоже их не получишь! Хоть ты и глупый, это даже ты сообразишь!
– Да, но я принес клятву.
Лицо Татокано застыло. Неумный и суетный, он все же с детства воспитывался в основных принципах воинский чести, почитавшихся всеми дакота, и, сколь бы глуп и безрассуден ни был, не мог с легкостью их отринуть.
– Какую еще клятву? – рассердился Чапа.
– Что буду в должности скаута воевать на стороне Длинных Ножей.
– Жаль, – сказал Бобр, обращаясь к Шеф-де-Лу. – Выходит, придется все-таки его поджарить.
– Спроси-ка у своего пленника, – нашел выход делавар, – какой срок поклялся он служить бледнолицым. У бледнолицых клятва по большей части имеет силу до тех пор, пока им платят доллары.
Бобр осторожно прикоснулся к плечу Генерала, который с грустным видом сидел в окружении своих врагов.
– Ты слышал? Сколько лун ты поклялся служить скаутом?
– Не помню.
– Он не помнит!
– За какую луну ты последний раз получал доллары? – спросил пленника Шеф-де-Лу.
– За нынешнюю.
– Очень хорошо, – одобрил Шеф-де-Лу. – Значит, ты пойдешь к Длинным Ножам и скажешь, что по истечении этой луны больше не будешь им служить и получать от них доллары. Тогда они тебя отпустят.
– Но я не могу сказать Длинным Ножам, что хочу уйти, ведь, прежде чем я к ним отправлюсь, Бобр обещал убить меня и снять с меня скальп!
– Да! – воскликнул Бобр. – Как Шеф-де-Лу это себе представляет? Мне что, прикажете отпустить своего пленника, чтобы тот явился к Длинным Ножам и передал им все, о чем мы тут говорили? Думаете, он не слышал все до последнего слова, хотя я и положил его на самой опушке рощи? Слух у него всегда был острый, пускай он сам и тупой. Он знает, что мы хотим прибегнуть к военной хитрости и только делаем вид, будто направляемся на северо-запад, чтобы отряды Длинных Ножей из северных фортов стали искать нас на северо-западе, а мы тем временем у них за спиной поскачем к фортам на северо-востоке и сожжем их дотла. Продуманный план, хитроумная уловка, – и что же? Пусть теперь этот предатель убежит и все передаст Длинным Ножам? Чтобы получить лишние десять долларов? Нет, уж лучше изрежу его на ремни, это жесткое жаркое, а Четансапа подарит «генеральский мундир» девице Жимолости!
С мрачным видом Чапа Курчавые Волосы утащил своего пленника обратно в кусты.
– Отойдем немного в сторону, – предложил он своим спутникам. – От этого мерзавца слишком разит падалью.
Хотя такое объяснение и показалось его друзьям странным, Четансапа и делавар поднялись и пошли следом за хитрым Чапой, ожидая, когда он объяснит им, что задумал.
Убедившись, что пленник их отсюда не услышит, Чапа остановился.
– Ну вот. Теперь можем и поговорить. Что скажете?
Четансапа покачал головой, на которой по-прежнему красовался цилиндр.
– Не понимаю твоего плана.
– У самых сухопарых воинов еще и мысли под стать бывают, такие же тощие. Все уже идет своим чередом. А Шеф-де-Лу должен сегодня ночью освободить Татокано.
– Я? Ни за что! – возмутился делавар.
– Еще как освободишь! Он тебе поверит, потому что ты служил у Длинных Ножей. Когда ты его отпустишь, он убежит к милаханска северных фортов и передаст им все, что я сейчас ему рассказал, заявив, что случайно подслушал великую тайну. Они поверят ему и поскачут обратно к своим фортам, испугавшись, что мы на них там нападем.
Четансапа снял цилиндр, словно желая проветрить голову, и провел рукой по волосам.