Четансапа лежал рядом с Бобром на одеяле из бизоньей кожи, сложив руки под головой. Чапа Курчавые Волосы и отец Братьев Воронов сидели на корточках возле своего предводителя; оба молодых Ворона присматривали за лошадьми.
– Ловко мы их обвели вокруг пальца! – похвалил Чапа проведение операции, своих соратников да и себя заодно.
Черный Сокол не сказал на это ни да, ни нет. Теперь, когда они избегли смертельной опасности, переправившись по льду через реку, он не мог не вернуться мысленно к своему ночному приключению. Он безупречно выполнил поручение вождя и сбил врагов со следа Медвежьего племени. Неужели ему, победителю, теперь предстоит явиться в лагерь Токей Ито без ружья и без лошади? Неужели так выглядит славное возвращение, о котором он мечтал? Хапеда и Часке поднимут своего отца на смех, а женщины примутся язвить.
– Как по-вашему, – спросил Четансапа у друзей, – кто еще, кроме нас, обретался сегодня ночью у пруда?
– Уж точно не Шонка и его люди, – высказал свое мнение Шеф-де-Лу. – Они все нагрянули в лагерь и не выезжали оттуда, жаждали убивать черноногих. Некоторых и правда убили, а кое-кому удалось бежать. Думаю, спасшийся вождь и двое-трое его воинов тайно подкрались к лагерю и освободили сородичей.
– Тогда выходит, что это какой-нибудь спасшийся черноногий похитил твоего коня и ружье, – сказал Четансапе Бобр. – Может быть, он хотел восстановить свою несколько померкшую славу, предъявив соплеменникам в качестве военной добычи коня и ружье дакота. Сиксики – такие же злобные псы, как и пауни, и наши заклятые враги.
Четансапа погрузился в размышления, бесцельно разглядывая проплывающие мимо по реке льдины. Ледяные глыбы зажали расщепленный древесный ствол и размозжили его. Кое-где на проносимых мимо водой льдинах виднелись старые звериные следы. Четансапа глубоко сожалел о том, что не может отыскать эту дичь. А еще он заметил на островках снега несколько отпечатков конских копыт, свежих следов неподкованных мустангов. Очевидно, кони спотыкались и оскальзывались. Вдруг Черный Сокол увидел оставленный на тающем снегу отпечаток небольшого изящного мокасина.
Четансапа рывком встал на ноги и в следующее мгновение спрыгнул на берег.
– Вон там! – крикнул он, обращаясь к товарищам. – Разве вы не видите?
– Следы спасшихся черноногих, – совершенно невозмутимо предположил Бобр. – Неплохие ребята. Сегодня ночью с женщинами и детьми решились перейти реку по льду.
Черный Сокол, по-прежнему не отрываясь, глядел вслед медленно уплывающей льдине с отпечатками следов.
– Сегодня ночью? – задумчиво переспросил он. – Думаю, только ранним утром. Выше по течению они нашли место для переправы получше нашего. Да вот же, взгляните! Они вели с собой подкованную лошадь! – Четансапа вернулся к своим спутникам. – Я отправляюсь вверх по течению! – объявил он. – Эти воры, наверное, не успели уйти далеко.
– Мы пойдем с тобой!
Четансапа сначала помедлил с ответом.
– Хорошо! – наконец согласился он. – Только пусть наши молодые Вороны останутся охранять лошадей.
Воины двинулись вдоль берега. По траве на склоне струились ручейки талой воды. Солнце согревало лицо. Четансапа возглавил маленький отряд, не предпринимая никаких мер предосторожности, ведь их противниками были не вачичун, а индейцы. Того, кто приближался к ним открыто, они столь же открыто и принимали.
Не успели Четансапа и его спутники отойти далеко, как раздался предупредительный выстрел. Стрелок залег на одном из округлых холмов, возвышавшихся на северо-западе: оттуда открывался вид на всю речную долину. Его укрытие выдал звук выстрела.
Дакота остановились. Четансапа поднял вверх пустую руку в знак того, что не хочет вступать в бой здесь и сейчас. Потом дакота, не сходя с того места, где их застиг выстрел, стали ждать, что будет дальше.
И были весьма удивлены.
Наверху пологого берега, вдоль которого они шли, внезапно появился индеец. Он выделялся на фоне широко раскинувшегося голубого неба, высокий и горделивый. Он был строен и прям, как копье, и, несмотря на свою юность, держался с достоинством. Он тоже воздел правую руку, показывая, что в ней нет оружия. В левой он держал ружье Четансапы.
Черный Сокол и его товарищи медленно двинулись к гребню высокого берега. Подойдя поближе, они остановились примерно в десяти шагах от незнакомца и стали рассматривать его.
Дакота не знали языка черноногих и предполагали, что их враг не владеет ни наречием дакота, ни языком бледнолицых. Таким образом, им придется объясняться на обычном языке жестов. Четансапа показал сначала на самого себя, а потом на застывшего с надменным видом сиксика, давая понять этими знаками, что дело они должны уладить один на один. Незнакомец сухо кивнул, подтверждая, что понял и согласен. После этого дакота назвал свое имя: «Черный Сокол, сын Солнечного Дождя», – а его противник представился грубым голосом, сопроводив свою краткую речь соответствующими жестами: «Горный Гром, сын Горящей Воды».
Дакота привыкли скрывать свои чувства перед незнакомцами, демонстрируя такую сдержанность и бесстрастие, что о них прошел слух, будто они не умеют даже смеяться. Поэтому их бронзовые лица остались совершенно невозмутимыми, хотя только что услышанное имя и произвело на них глубокое впечатление. Горный Гром был молод, но о его воинских подвигах уже ходили легенды, а в те годы, что Токей Ито провел, враждуя с собственным племенем, Горный Гром стал его побратимом. Четансапа сейчас не хотел не только говорить, но даже и думать об этом. Нельзя было допустить, чтобы Токей Ито обрел среди сиксиков брата более храброго, сильного и стойкого, чем среди дакота.
Четансапа потребовал, чтобы его противник Горный Гром вернул ему лошадь и ружье. Но Горный Гром проявил не меньшее упрямство. Он наотрез отказался и воздел томагавк, заявив тем самым, что готов драться. Четансапа дал понять, что принимает вызов на поединок.
Черноногий знаком пригласил дакота следовать за собой, прошел, перейдя гребень холма, немного вверх по течению, а потом обогнал их. Он шагал впереди, ни разу не обернувшись, и повернул направо в прерию. Истошно залаяли собаки. Перед дакота открылась луговая низина, где нашли прибежище немногие спасшиеся черноногие. Обыкновенно лагерь разбивали у воды. Вероятно, черноногие остановились в этой безводной низине, только когда их вождь заметил дакота и выступил им навстречу. Человек десять без вигвамов и одеял сидели прямо на земле, в том числе раненые. Неподалеку паслись две лошади, и в одной из них Четансапа узнал своего красавца Белого. При виде похищенного коня его снова охватил гнев. Вместе со своими товарищами он остановился посреди низины. Женщины и дети черноногих безмолвно отодвинулись, образовав круг побольше. Все они были хорошо одеты в наряды из светлой, мягкой кожи, украшенной изящно выполненной вышивкой. Дакота обратил внимание на девушку, державшую на руках убитого мальчика. Когда она вновь села и, скорбя, положила тело ребенка себе на колени, взгляд воина на миг остановился на ней.
Тут Четансапа вновь обернулся к своему противнику, который предстал перед ним в сопровождении двоих воинов. Мрачно и злобно поглядели сиксики на дакота. На черноногих напали Длинные Ножи и дакота – Шонка и его люди, – и черноногие вряд ли знали о расколе среди дакота. В глазах черноногих Четансапа был ничуть не лучше Шонки, ведь оба они принадлежали к одному и тому же враждебному племени.
Вождь черноногих отказался от всего оружия, кроме томагавка, боевого топора со стальным лезвием. Именно этим оружием и намеревался сражаться Горный Гром. После этого Четансапа тоже передал все свое оружие спутникам, оставив только любимую дакота каменную палицу. Она изготавливалась из яйцевидной формы камня, укрепленного на длинной рукояти из согнутой пополам ивовой ветви, одновременно прочной и эластичной.
Черноногий вымерил шагами большой круг посреди низины и, сделав жест, словно снимает скальп, дал понять, что каждый, кто выйдет за пределы этого круга, будет считаться побежденным и сдается на милость противника.
Четансапа кивнул. Он не хотел терять время и жаждал начать поединок немедленно. Поэтому он ступил в круг, готовясь победить или умереть. Черноногий тоже без колебаний шагнул на очерченное поле битвы и принял боевую стойку напротив Четансапы.
Солнце светило с востока, и потому участники поединка заняли позиции, соответственно, на севере и на юге, чтобы защитить глаза от ослепляющих солнечных лучей. На протяжении нескольких секунд ни один не шелохнулся.
За пределами круга замерли друзья воинов, дакота и черноногие. Каждая группа собралась на стороне того, кому желала победы. Однако Четансапа уже не вспоминал о курчавом товарище своих детских игр, а Горный Гром, вероятно, забыл о своих воинах и о тех женщинах и детях, которым служил единственной защитой в беде. Для обоих воинов, стоящих сейчас внутри круга, отныне перестало существовать все, кроме врага. Кто начнет поединок? Метнет ли противник топор или попытается нанести удар? Вот что поглощало все их мысли.
Зловещую тишину не нарушал ни единый звук, сорвавшийся с человеческих уст. Только рокот и звонкий треск ломающихся льдин на уже невидимой реке оглашали поле боя.
Черноногий напал первым. Поставив на карту все, он метнул томагавк. Он предпочел не размахиваться широко, давая противнику время оценить способ нападения, а швырнул топорик, не поднимая руки. Тем не менее бросок оказался очень сильным, оружие стремительно, со свистом, пролетело разделявшее противников короткое расстояние, а целился Горный Гром в живот Четансапы. Времени ускользнуть у дакота почти не оставалось. Лезвие просвистевшего мимо томагавка сорвало клочок кожи с его левого бедра. С почти не ослабевшей силой топорик пролетел дальше и вонзился в землю только за пределами очерченного круга. Горный Гром совершил мастерский обманный бросок, но не добился успеха, а теперь утратил оружие.
«Хан х-х-х!» – вырвался у зрителей-черноногих горестный вздох.