– Что-то не так? – не выдерживаю я.
Он качает головой.
– Все хорошо, Ваше Высочество. – И крепче сжимает телефон.
Марико обращается к нему по-японски. Бросаю на нее хмурый взгляд. Мне не нравится, когда она так поступает – а поступает она так часто. Специально. Чтобы отрезать меня от разговора. Хуже только, когда она говорит обо мне – порой среди сердито звучащих слов проскакивает мое имя. В этот раз меня она не упоминает, зато я улавливаю слово «окасан». Мама.
Ответ Акио краток, немногословен.
Губы Марико в беспокойстве сжимаются.
Теперь я обязаназнать, что происходит. Подталкиваю фрейлину в бок. Она отстраняется и хватается за локоть, будто ей больно.
– Что происходит? – тихо спрашиваю я.
– Все в порядке, – отвечает Марико. Ясно же, что нет.
Перевожу взгляд на Акио.
– С вашей мамой что-то случилось?
Он весь как на иголках.
– Пустяки, Ваше Высочество. Моей маме нужны лекарства, а отец не может оставить ее и пойти в аптеку. Он просит меня помочь. Я уже сообщил ему, что не могу уйти с работы.
– А, ясно. – Откидываюсь на спинку сиденья. Решение очевидно. – Где аптека?
– Прошу прощения? – отвечает Акио.
– Аптека. Говорите адрес, – отчеканиваю я.
Он весь взъерошился и качает головой.
– Адрес и название, пожалуйста, – настаиваю.
Он произносит тихо, но я улавливаю. Пока не забыла, убираю перегородку, отделяющую нас от водителя.
– Небольшое изменение маршрута, – громко произношу я. – Мы едем в… – Называю адрес аптеки. – Затем – в… – И обращаюсь к Акио: – Где вы живете?
– Я не думаю, что…
– Он живет в Китидзёдзи, рядом с храмом. – На говорящий взгляд Акио «что за фигня?» Марико отвечает: – Мы едем туда, куда хочет принцесса.
Обдумав ситуацию, Акио выпаливает:
– Десять минут в аптеке и десять – в доме родителей. Затем мы едем в императорские питомники.
Пожимаю плечами.
– Как скажете. – Вспоминаю наш разговор на крыльце дворца. «Чисто технически я ваш босс». – В конце концов, вы же босс.
Вскоре мы останавливаемся у аптеки. Акио дважды заставляет меня пообещать ему, что до его прихода я не сдвинусь с места.
– Вы делаете доброе дело, – без особого желания произносит Марико. – Наши родители знакомы. Моя мама работала фрейлиной, а его отец был императорским гвардейцем. И то, что случилось с его матерью… – Она замолкает. – Это несправедливо.
Я сглатываю. Впервые Марико разговаривает со мной по-человечески, отчего я прихожу в волнение.
– Приятно слышать.
Вспомнив, что я ей не нравлюсь, Марико хмыкает.
– Что угодно, лишь бы избежать питомника.
Распахивается дверь автомобиля, и Акио с пакетом в руке запрыгивает внутрь.
Спустя полчаса мы останавливаемся на обочине около маленького домика, расположенного между двумя бетонными башнями. За воротами сквозь занавеску выглядывает высокий мужчина с редкой проседью. Отец Акио. У них одинаковые плоские губы и нависшие веки. Значит, нахмуренные брови – это семейное.
Загорается экран телефона Акио.
– Мой отец знает, что вы здесь, и будет счастлив оказать вам гостеприимство. Но не переживайте, я передам ему ваши извинения. – Акио выходит из машины. Немного помедлив, следую за ним. Марико качает головой. Что ж, пусть остается в машине.
Акио меня не замечает. Да чтоб мне провалиться! Он и правда думает, что все его приказы будут слепо выполняться? Он проходит через ворота, и я успеваю их поймать. По замшелой плитке раздаются наши шаги. Он оборачивается.
– Вы не в машине.
– Да, Акио. Мне было бы приятно познакомиться с родителями и увидеть ваш родной дом. Спасибо за приглашение. – И улыбаюсь ему в лицо, хлопая ресницами.
– Моя мама больна.
– Я поняла. Чем-то заразным? Это вопрос моего здоровья и безопасности? Или ее?
– Нет, – качает он головой. – Только…
– Тогда будьте добры… – Протягиваю руку, расплываясь в улыбке. – Показывайте дорогу.
Громко втянув носом воздух, он направляется в дом. На пороге с низким поклоном нас встречает отец. Позаботившись о моем удобстве, он оставляет меня в гостиной и убегает заваривать чай. Акио с белым пакетом в руке исчезает в коридоре.
Разумеется, я не буду сидеть там, где меня оставили. Комната обставлена просто – темно-синий диван и деревянный стул со скругленными углами. Вдоль стены тянутся полки с книгами; яркие корешки с надписями добавляют в пространство цвета.
На стене в коридоре висят рамки с фотографиями Акио. Иду вдоль стены, разглядывая их – они расположены в хронологическом порядке. Здесь он новорожденный, тут – карапуз, дальше – дошкольник. Действительно: у него щеки как у бурундука, прячущего орехи. Нахмуренные бровки никак не сочетаются с его очаровательностью. Значит, этот взгляд у него с рождения. Вот большая фотография с церемонии поступления в начальную школу. Его мама одета в кимоно, папа – в костюме, а на Акио новенький «Рандосэру»[61] – рюкзак с жесткими стенками. Продолжаю разглядывать кадры. Так он единственный ребенок в семье. Ха! Я знала. Мы своих чуем. Вот почему мы бодаемся: мы привыкли идти своей дорогой. Хотя я, пожалуй, больше склонна делиться – Нура не даст соврать. На последнем кадре, сделанном совсем недавно, изображен бравый юноша в форме императорской гвардии, рядом с ним стоят сияющие от гордости родители.
В конце коридора две двери, и обе приоткрыты. В одной я вижу спину Акио, сидящего в кресле рядом с кроватью. Он мягко разговаривает со своей мамой, держа ее за руку. Он оборачивается, и я пулей влетаю в другую комнату.
Здесь вижу футон[62], телевизор, стол. На стенах висят плакаты. Куда ни глянь – все уставлено моделями самолетов. Касаюсь носа одного из них, крутанув пропеллер.
– Раньше это была моя комната. – Голос Акио испугал меня.
– Была? – Полки покрыты добрым слоем пыли.
– Я живу на территории императорских владений. В корпусе для служащих.
Рассеянно киваю: я удивлена. Видимо, я не очень-то и стремилась узнать своего императорского гвардейца поближе. Думаю, лучшего времени, чем сейчас, не бывает.
– Ого, модели самолетов. – Он молчит. Ладно, поехали дальше. – С вашей мамой все хорошо?
– Да, она в порядке. – Он входит в комнату. Дверь все так же приотворена. В доме тихо. Кажется, будто мы одни. Будто, кроме нас, во вселенной больше никого. – У нее ранняя стадия слабоумия. – Одним пальцем он останавливает вращающийся пропеллер. – Отец уволился из императорской гвардии ради нее. И теперь, как сиделка, все свое время проводит с ней, восполняя пробелы в памяти.
– Мне очень жаль.
Он пожимает плечами как ни в чем не бывало. Представляю, как тяжела его ноша.
– У нее случаются и хорошие дни, и плохие. Иногда она даже прогуливается. Отец не любит оставлять ее одну. – Он замолкает. – Спасибо вам.
Моя очередь пожимать плечами.
– Не за что. Я большая поклонница всех мам на свете. – По правде говоря, всех женщин. Просто потому что мы потрясающие. Уголки его губ приподнимаются. Мне приятно вновь видеть его улыбку. Его радость для меня кое-что значит. Опускаю взгляд вниз. – Знаете, там, в машине, я подумала, что звонила ваша девушка.
– Правда? – в его голосе слышится удивление.
Осмеливаюсь поднять глаза. Ну, точно удивлен.
– Не то чтобы для меня это имело какое-то значение, просто я бы хотела знать, есть ли у вас другие обстоятельства, которые могут отвлекать вас от работы. – Прикусываю губы, осматривая комнату. Так, веди себя естественно.
– Девушка не могла бы отвлечь меня от обязанностей. Я бы этого не позволил, – поясняет он. Возможно, это правда. – Но для справки, девушки у меня нет.
Мои губы подергиваются, но мне удается сдержать улыбку.
– А вы? Вас дома ждет кто-то, кто мог бы отвлечь вас от ваших императорских обязательств? – Его голос звучит легко, непринужденно. – Думаю, мне необходимо об этом знать. На всякий случай. В целях безопасности.
Искренность на искренность.
– Нет. У меня был молодой человек, но год назад мы расстались. Он делал слишком много селфи в зеркале. – Для справки, всего одно. Но это много!
На его лице появляется странное выражение.
– Я никогда не делал селфи в зеркале.
– Я учту.
Обхожу комнату и оказываюсь напротив Акио. На стене позади него фотоколлажи разных лет с друзьями и учителями.
– Я вообще никогда не делал селфи.
– Еще лучше. – Хотя мой телефон завален в основном нашими с Нурой кривляньями, где мы пытаемся зажать гору Шаста между указательным и большим пальцами. Разглядываю серебристо-зеленый самолетик с желтыми полосками на крыльях.
– Это Mitsubishi A6M Zero, выпускавшийся во время войны. В последние месяцы использовался для атак камикадзе.
Я знакома с этим понятием. Камикадзе. Божественный ветер. Представляю себе самолеты, кружащиеся в небе, словно вылетевшие из гнезда разъяренные шершни, которые при ударе взрываются вместе с оставшимися внутри пилотами.
– Вы бы смогли?
Он моргает.
– Погибнуть за мою страну? Да, смог бы.
Должно быть, это требование к императорской гвардии. Представить себе, как Акио получает вместо меня пулю, – это уж слишком. В горле пересохло. Не желаю больше говорить об этом.
– Марико сказала, что ваши родители работали вместе.
– Большинство мест при дворе передаются по наследству.
– Как и монархия, – говорю я.
– Именно.
Еще одно совпадение. Мы оба рождены играть определенные роли. Наши судьбы предрешены.
Мы стоим совсем близко. Он долго не сводит с меня глаз. Интересно, он чувствует то же, что и я, – эта бешеная пляска электрических зарядов? Мне становится неловко.
– У меня что-то не так с лицом? – И вытираю щеку. Может, я вся в крошках или румянец сполз. Что же я несу? Марико ни за что бы не этого не допустила.
– Нет, – качает он головой.
– Что же значит ваш взгляд? – Мы еще ближе друг к другу, почти соприкасаемся. Прячу большие пальцы в кулачки. Наше дыхание синхронизируется.