Ширасу садится на колени.
– Лучший бамбук под земля. – Он достает из кармана небольшой инструмент. Скрюченными от тяжелого труда пальцами он обрабатывает землю, пока не достает белую луковицу, а затем ногтем большого пальца демонстрирует степень ее спелости. – Мягкий, – говорит он. – Как яблоко. – И протягивает ее своему сыну. Мальчик помогает ему на ферме и впитывает каждое слово отца как губка. Когда-нибудь он будет заведовать бамбуком. Сын кладет луковицу в корзину.
Ширасу с поклоном предлагает мне насладиться прогулкой.
– Дозо, – произносит он. Делайте, как вам угодно.
С поклоном обращаюсь к нему:
– Домо аригато гозаимас[78].
Он надеется, что вскоре мы вновь навестим его. В июне, например, можно увидеть изумрудных лягушек, цепляющихся к стеблям, и посетить Гион-мацури – фестиваль, на котором женщины одеваются в летние кимоно, а магазины украшены произведениями искусства. Вечером можно увидеть платформы для шествий, а на улицах звучит громкая музыка.
Оставив Марико и господина Фучигами позади, иду дальше, вглубь чащи. Здесь бамбук выше, все так же далеко посажен, но широкие листья закрывают солнце. Ширасу не дает бамбуку расти выше шести футов, но здесь он почему-то одичал. Акио тенью шагает позади меня. Останавливаюсь и прикасаюсь ладонями к стеблю, пытаясь почувствовать внутри присутствие бога.
Периферическим зрением замечаю Акио. Его лицо напряжено, губы побелели. На лбу проступили капельки пота.
– Вы в порядке? – Может, он заболел? Трудно себе представить императорского гвардейца, заразившегося вирусом.
– Да, – натянуто произносит он.
– Ну, раз вы так говорите. – Иду дальше. Бамбук все выше и выше. Листья колышутся и раскачиваются, задевая плечи. Туман, напоминающий дыхание земли, липнет к ногам.
– Вам не кажется, что лес сгущается? – Голос Акио звучит подавленно.
Присмотревшись к нему, вдруг осознаю: это клаустрофобия. Дует сильный ветер. Листик щекочет его в затылок. А в глазах страх. Хрясь. Вот же блин. Акио схватил стебель-обидчика и сломал его надвое. Черт, а он и правда силен. Он продолжает ломать бамбук. Да он же просто в истерике!
– Эй, – подхожу я к нему. – Полегче. Злобного бамбука больше нет. – Касаюсь его плеча, и он успокаивается. – Вот и все. Эй, малыш. Скоро солнце взойдет.
Он оборачивается на меня, затем переводит взгляд на руку. Отдергиваю ее, как ошпаренная. Между нами все еще есть искра.
Бамбук выпадает из его рук.
– Это цитата из «Мстителей»?
– Да. – И мне ни капельки не стыдно.
Он вытирает руки, бормоча себе под нос:
– Если бы я был одним из Мстителей, то точно не Халком.
У меня глаза на лоб лезут.
– Нет? А кем же тогда?
– Разумеется, – усмехается Акио. – Без сомнений, я был бы Тони Старком. Железным Человеком.
Мне смешно, а ему нет. Делаю вдох.
– Вы серьезно?
Его взгляд пуст.
– Точно не Халк и не Соколиный Глаз.
– Да уж, Соколиный Глаз – худший из персонажей. – В смысле, у него прикольная история любви, но лук и стрелы? Серьезно? – А что насчет Доктора Стрэнджа? – И тут же жалею, что спросила.
Акио фыркает.
– Белый парень, владеющий древней китайской магией?
– Хм, проблемка, – отвечаю я. – Азиатского участия могло бы быть и побольше. – Хоть кто-нибудь. Хотя бы один супергерой-азиат. Ведь это не так уж и много.
Мы смеемся. Смотрю себе под ноги, раскачиваясь на каблуках.
– Значит, все дело в замкнутом пространстве?
Акио качает головой.
– Когда я был маленьким, мы с родителями отправились в бамбуковый лес. Прямо как этот. Не ферма. Скорее, туристическое место. И я потерялся, несколько часов блуждал среди зарослей один. Никак не мог выбраться. – Он поднимает руку и пальцами проводит по моим волосам. Я сдерживаюсь. – Листок, – произносит Акио и, показав его мне, бросает на землю.
Все верно. И на этой ноте:
– Пожалуй, нам нужно возвращаться. – Не дожидаясь его ответа, иду. Он не отстает. Не хочу напряжения и неразберихи между нами.
Резко останавливаюсь. Мы чуть не столкнулись. Не желая снова прикасаться к нему, отпрыгиваю.
– Акио…
– Ваше Высочество…
Произносим одновременно. Он вытягивает руку.
– Пожалуйста.
Теперь, когда мне предоставили слово, я не знаю, что сказать. Сглатываю. Как бы мне хотелось лучше понять его. Как бы мне хотелось прикоснуться к нему.
– Я жалею о той сцене в поезде. И за «принцессу» в машине, – добавляю я.
– Понимаю. – Кивает он так, словно ничего не произошло.
– Просто не хочу, чтобы вы думали обо мне неправильно. Я не считаю себя выше вас. – Пауза. – Я не это имела в виду.
– Вы должны были иметь в виду именно это. – Да он сама серьезность.
Шмыгаю носом. Какая я плакса.
– А еще я думаю, что вы были правы.
– По поводу чего?
– По поводу нас. Знаю, что это невозможно. Глупая ошибка. – Набираю в легкие воздуха и даю слезам высохнуть. – К тому же если бы мы встречались, то люди бы считали меня легкомысленной. Из-за вашей привлекательности. – Держусь высокомерно. Все дело в имидже.
Он сухо смеется.
– А меня люди считали бы предателем монархии и бесстыжим оппортунистом.
Туше.
– Этого мне бы точно не хотелось.
– Ну, вот и все. – На короткое мгновение встречаемся взглядами.
– Вот и все.
Почему мне кажется, что я снова что-то теряю?
– Мы можем остаться друзьями, правда? – Я скучала по нашему общению.
Он слегка переминается и подходит чуть ближе. Напряжение уменьшается, будто давление на пружину ослабевает. Он протягивает руку для рукопожатия.
– Друзья, – решительно произносит он.
Моя ладонь скользит по его. Наши пальцы сжимаются. Одно-единственное встряхивание, и мы на мгновение застываем. Руки медленно расцепляются. Возможно, это наше последнее прикосновение. Хочу оставить в памяти ощущение его грубой ладони, тепла.
Идем по лесу.
– Вы помните дорогу? – спрашивает Акио. Ах, так он все еще напуган. Как мило.
– Конечно, – заверяю я его.
Его лоб хмурится от напряжения.
– Можно ли нам как-то забыть о моем маленьком сумасбродстве? Стыд хуже случившегося.
Жестом закрываю рот на замок. А потом открываю:
– Я никому не скажу, но знайте: этот уязвимый императорский гвардеец мне кажется очень даже милым. Это делает вас человеком.
– Правда? – На его лице появляется скупая улыбка.
– О, да. Первый гвардеец мне больше всего нравится. На втором месте – сварливый, неразговорчивый императорский гвардеец.
Он смеется. Напряжение в нем ослабевает. Миссия выполнена: ему легче. На то друзья и нужны.
Я веду его через лес. Во время разговора спрашиваю о его матери.
– С ней все в порядке – настолько, насколько этого можно от нее ожидать, – отвечает Акио. – Я звоню всякий раз, когда есть возможность, но не мог проведать… – Он не договаривает, но я понимаю: дело в расстоянии. Из-за меня. И мне бы очень хотелось это исправить, например, попросить замену и освободить Акио от его обязанностей здесь. Но терять его не хочется. Эгоистично, знаю. Вопреки самой себе, принимаюсь предлагать варианты.
– Если хотите… – Я и правда собираюсь сказать ему об этом. – Если вы хотите поехать домой, я не против.
Он пристально смотрит на меня.
– Если вы этого действительно желаете.
– Нет, – мгновенно отвечаю ему. – И тем не менее я бы поняла. Мне было бы жаль отпускать вас. Я уже привыкла к вашему присутствию.
– Я не хочу уезжать, – шумно выдыхает он. – Я тоже к вам привык.
Облизываю губы.
– Значит, решено. Вы остаетесь.
– Я остаюсь.
Говорит как клятву. Внутри меня что-то обрывается.
Впереди виднеются Марико и господин Фучигами, и наш разговор прерывается. Обратно во дворец Акио едет спереди, а мы втроем сидим сзади.
– Марико, у вас есть бумага и ручка?
Она удивлена, но вопросов не задает. Порывшись, достает из сумочки блокнот и карандаш. Быть подготовленной – ее работа. В ее чудесной сумке чего только нет: там найдешь и нитки с иголками, и мятные конфеты, и тампоны, и даже деньги. Императорская семья не носит при себе наличных. Все оплачено Управлением Императорского двора. Но мамина кредитка у меня всегда с собой. Просто на всякий случай.
Накарябав кое-что на листочке, складываю его вдвое.
– Господин Фучигами. – И протягиваю ему записку.
Он разворачивает ее и читает, его кустистые брови так и ползут вверх.
– Обычно так не делается.
Не понимаю его тона: то ли хватило-же-тебе-наглости, то ли неохотно-уважаю-ваше-проявление-доброты. Возможны оба варианта.
– Онегай шимасу, – прошу я. Пожалуйста. Хлопаю ресницами. Мое сердце застряло где-то в районе миндалин. Выполните одну просьбу. Ради меня. Ради Акио. Ради его семьи.
Он убирает записку во внутренний карман пиджака.
– Я посмотрю, что в моих силах.
– Аригато. – И кланяюсь ему.
21
Бо́льшую часть дороги до дворца Марико распыляется о нарушении правил этикета. Все дело в том, что, прощаясь, Ширасу не поклонился в сорок пять градусов. Ее речь длится минут девяносто. Должно быть, это какая-то запись, не иначе. И вот мы въезжаем на императорскую территорию, ворота за нами наглухо закрываются. Ухоженный участок тщательно продуман; в саду в горшках растут деревья бонсай. Все здесь выполнено в стиле старого Киото.
– Я более чем уверена, что у него проблемы со спиной, – вежливо замечаю я. Честно говоря, я занята общением с мамой и БАД, поэтому слушаю ее вполуха. На мамино ежедневное Как дела? отвечаю Замечательно и отправляю фотографию живописного бамбукового леса. Нура втянулась в какую-то кампанию по общественному одобрению мужчин в коротких шортах. Я отправляю ей два эмодзи – палец вверх.
– Пусть так, – с недовольством в голосе отвечает Марико. – Но не кажется ли вам, что ему следовало бы…