– Ах. То есть ты хочешь, чтобы о тебе отзывались как о незрелом придурке, закатывающем истерики?
На лице Еси появляется еле заметная улыбка.
– Ты права. Это тоже не годится. Спасибо, что заставляешь меня думать трезво. Мне нужно сделать что-то такое, что назовут моим именем. Построить больницу или библиотеку, например. Нечто такое, что говорило бы: «Внутри этой большой мужской груди бьется доброе, отзывчивое сердце».
Я смеюсь. Принесли третье и четвертое блюда: сначала сашими, затем маринованных моллюсков и жареную утку кавачи.
– Еси, – говорю я, чувствуя неспешное течение вечера; как ребра веера медленно, одно за другим раскрывают спрятанный на нем рисунок, так постепенно раскрываются и звучания блюд.
– Изуми, – произносит он.
– Я так рада, что ты здесь, что ты стал мне другом. Спасибо тебе.
Его взгляд немного насторожен. Быть может, серьезные вещи не так легки для восприятия. Последний раз, когда мы общались по душам, были пьяны в стельку. Но теперь это просто мы. Трезвые, сидим вдвоем за столиком в тихом местечке. Наконец он признается:
– Я тоже рад, что я здесь.
После ужина на улице возле ресторана мы ждем, пока Еси поговорит по телефону со своим другом Джурато (тем самым, что по ночам занимается контрабандой диких кабанов). Я прогуливаюсь, от сидения сэйдза[81] у меня затекли ноги. Передо мной прудик с крохотным водопадом.
– Во время ужина я получил интересное сообщение.
Вздрагиваю от внезапно раздавшегося голоса Акио.
– Правда?
Он медленно подходит ко мне.
– Маму сегодня навестил императорский врач.
– Серьезно?
Он откашливается.
– И это еще не все.
– Даже не представляю, что еще.
Он опускает взгляд. Длинные ресницы рисуют на его щеках полумесяцы. Так нечестно! Чтобы добиться такого же эффекта, Марико приходится накручивать мои и покрывать их тушью. Все самое лучшее природа тратит на парней.
– Видимо, с сегодняшнего дня ее будут лечить в императорском госпитале.
– Какие замечательные новости! – улыбаюсь Акио. Господин Фучигами справился.
– Я должен вам, – произносит он тихим, магнетическим голосом.
Я отмахиваюсь.
– Пф-ф. Как я уже говорила раньше, я большая поклонница всех мам на свете.
– Мне кажется, что вы столько сделали для меня. Я не знаю, чем отплатить.
Смотрю в небо. Я всегда чувствовала себя неловко, когда мне говорили комплименты, хотя и страдаю патологической необходимостью в них.
– Сегодня особенно звездное небо.
– Ваше Высочество, – мягко произносит он.
– Да? – Перевожу на него взгляд.
Он делает шаг навстречу мне.
– Я перед вами в долгу.
Повисла тишина. На улице прохладно, но мне тепло, как камню, нежащемуся на солнце. Дверь ресторана распахивается, и появляется Еси, переводя взгляд с Акио на меня и обратно. Акио отходит.
– Значит, решено, – говорит он, открывая дверцу машины, и его губы растягиваются в улыбку, озаряющую темноту. От него будто исходят волны, так и заставляя меня ответить взаимностью.
Пытаюсь утихомирить бешено бьющееся сердце.
– Замечательно, – хрипловато отвечаю я, хотя и не совсем понимаю, с чем соглашаюсь. Впрочем, это неважно. Все хорошо. Даже лучше, чем просто хорошо. Я бы сказала, чудесно.
Умиротворение не покидает меня и в машине. Улицы Киото полупусты; езда плавная, в кругу приятных людей. За рулем Акио, рядом с ним Рейна. Мы с Еси сидим сзади. На его коленях свернулся клубочком хорек, и он, погрузившись в свои мысли, с отсутствующим видом гладит зверька.
Когда до дворца остается около квартала, машина вдруг останавливается. Акио и Рейна о чем-то между собой тихо переговариваются, наклонив друг к другу головы.
Я оживляюсь, пытаясь разглядеть, что там впереди. Мягкое оранжевое освещение, улица как будто покрыта дымкой. Как странно, обычные желтые фонари горят по-другому.
– Что происходит?
Акио берется за наушник.
– Дорога перекрыта. – Он отворачивается, и через стекло вижу какую-то неразбериху. На улице собралась толпа людей; у каждого в руках бумажный фонарик, напоминающий маленькую луну.
– В чем дело? – спрашиваю я. Мы пропустили фестиваль?
– Они здесь из-за вас, Ваше Высочество, – говорит Рейна. Она впервые обратилась прямо ко мне. Ее сухой, хриплый голос успокаивает. – По всей видимости, они здесь уже час, и все это время дожидаются вас.
– Но почему? – вырывается у меня.
– Киото приветствует тебя. Люди выходят на улицы, чтобы отпраздновать рождение, свадьбы и найденных дочерей наследного принца, – тихим голосом отвечает Еси. Подмигнув мне, он подталкивает меня в бок. – Это традиция. Честь. Вперед. Выйди к своим людям, пройдись с ними.
Тереблю край кимоно.
– Даже не знаю… – Жду, когда возразит Акио, скажет, что велика угроза безопасности.
– Все в порядке, – вместо этого произносит он. – В толпе императорская гвардия. Дворец всего в нескольких минутах ходьбы. И если вы желаете пройтись пешком, то проблемы никакой нет.
Что ж, значит, и выбора особенно нет.
– Думаю, я пойду пешком.
Первым из машины выходит Акио, и дверь с моей стороны тут же открывается. На улице воцарилась тишина. Наклоняю голову, складываю перед собой руки и подаюсь вперед. Люди выстраиваются в две параллельные линии, их фонари освещают дорогу. Акио, Рейна и Еси идут позади.
В толпе появляется несколько гвардейцев. Они впереди, а посередине я одна. Благодарю людей улыбками и небольшими взмахами рук. Замечаю Ширасу, он улыбается мне. Периодически сбивается дыхание. Не хочу, чтобы эти чары рассеивались. Я без ума от любви. К Киото, к Японии. Но все заканчивается, мы подходим к воротам, и те распахиваются.
Уже у входа я оборачиваюсь и кланяюсь. Спасибо вам.
Господин Фучигами с остальным персоналом наслаждаются зрелищем.
– Ваше Высочество, вам понравился ужин? – спрашивает он.
Киваю. Разве он не видит, как я счастлива? Как от радости сияют мои глаза?
Он подходит ко мне.
– Вы покорили сердце Киото.
Меня окружают люди с фонариками. Вдруг светящиеся шары ровным кругом взмывают ввысь.
Это поистине прекрасно. Золотая корона.
22
На часах почти полночь, а мне не спится. Я одурманена вкусным японским ужином, шелковыми кимоно, гвардейцами передо мной в долгу и уплывающими в небо фонариками. Если когда-либо и возникал вопрос, способна ли юная особа влюбиться в город, ответ положительный.
Все кругом спят. Марико заснула еще несколько часов назад, Рейна наконец-то уложила Еси в постель. Плетусь по коридорам дворца, вспоминая о Маунт-Шасте и девочке, которая там жила. Порой дома все казалось неправильным, зато здесь складывается так, как должно быть.
На кухне говорит свет, и я направляюсь туда. Комната современная, с четкими линиями, а окна и деревянные балки на потолке отличаются оригинальной архитектурой. Над столом в центре горят лампы, под ними сидит один-единственный человек. Резко останавливаюсь.
– Акио.
Он отрывается от ноутбука и подскакивает, скрипя ногами по мраморному полу. Пиджак и галстук сняты, рукава рубашки закатаны.
– Изуми… То есть Ваше Высочество. – И тянется за одеждой.
Вытягиваю руку.
– Ничего, все в порядке.
Он колеблется, зажав в кулаке пиджак. На его предплечье проступают вены, сужающиеся к запястью. В следующее мгновение Акио кладет одежду на место.
– Вы не спите.
Пожав плечами, захожу в кухню.
– Не могла заснуть.
– В таком случае составьте мне компанию. – И жестом приглашает за стол. – У меня есть сладости.
Вот те самые слова, которая жаждет услышать каждая. Направляюсь прямо к столу и киваю на ноутбук:
– Работаете?
Он проводит рукой по лицу.
– Проверял некоторые нюансы, связанные с безопасностью. С прибытием вашего кузена мне нужно внести парочку изменений.
– Мне очень жаль. – Сажусь на стул рядом с ним.
Он осматривает меня с ног до головы. На мне серая толстовка – та самая, которую он дал мне в машине, когда мы возвращались из караоке. Она застегнута только наполовину, а под ней одна лишь кружевная камисоль. Застегиваю молнию до конца.
– Так что там насчет сладостей?
Акио отворачивается, с трудом сглатывая.
– Точно, – произносит он и ставит перед нами парочку тарелок. Узнаю эти кондитерские изделия: гома данго, маленькие шарики из рисовой муки с анко, сладкой бобовой пастой, и дораяки. Той ночью в машине Акио признался, что он сладкоежка.
Разумеется, сначала я тянусь за дораяки. С первым же укусом мычу.
– Боже, я сейчас проглочу этих малышек-дораяки.
Откашлявшись, Акио закрывает ноутбук. В глаза он не смотрит.
– Почему же вам не спится?
Кладу дораяки на тарелку и раскачиваю ногами, цепляясь за подставку стула.
– О, я… Я думала о Маунт-Шасте, о времени, когда я еще не была принцессой.
Он останавливает на мне свой взгляд. Притворяюсь, будто это сахар от дораяки так действует на меня, заставляя волноваться.
– Опишите, как там.
Трогаю дораяки.
– Это модное туристическое место. Летом люди ходят в походы в лес, а зимой катаются с горы на лыжах. На Мейн-стрит всего один светофор.
– Звучит здорово. – Его губы растягиваются в искреннюю улыбку.
Выпрямляю спину.
– Да, но…
– Продолжайте, – настаивает он.
Чувствую сердцебиение.
– Даже не знаю. Все то замечательное, что там есть – жители, предсказуемость, – вместе с тем и ужасно. Например, на Мейн-стрит полно магазинчиков, продающих всякие безделушки. В одном из них стоял стеллаж с радужными брелоками, на которых были написаны имена. Кстати, он и до сих пор там есть. – Смотрю на Акио – он весь внимание. – Когда мне было восемь, мне очень хотелось подвеску. Но вскоре я заметила, что моего имени среди них не было. Всякие Карлы, Линдси и Эмили – все, кроме Изуми. Я упрекала маму, взъелась на нее. «Почему ты не назвала меня Оливией или Эйвой?» Я возненавидела свое имя. И все это случилось прямо посреди магазина. Уж сцены я умею закатывать. – И лукаво улыбаюсь.