Теперь я знаю,
Как солнцу одиноко.
Бесконечный труд: —
Снова и снова вставать,
Зажигая все вокруг.
24
Несколько дней спустя я направляюсь в соседнюю больницу с официальным визитом. Уже в машине Марико сыплет наставлениями и обрывками информации.
– Там будут принцессы Акико и Норико, – говорит она.
Токио проносится мимо. Из-за официального императорского визита все светофоры перенастроили, в пробках мы не стоим. Нет времени перевести дух. Никак не могу отдышаться. И от того факта, что мои кузины тоже там будут, легче не становится. В каждой истории должен быть злодей. Просто не хотелось бы, чтобы в моей их было двое.
– Предполагалось, что их мать тоже примет участие. Она почетный член Комиссии. Вот только… она не совсем здорова, – осторожничает Марико.
Пояснения излишни. Принцесса Мидори подверглась критике со стороны прессы. Некогда известная актриса мыльных опер, она пытается справиться с ролью принцессы – ожидания слишком велики. Управление Имперского двора называет ее состояние «расстройством адаптации».
– Ах, со дес ка, – отвечаю я. Понимаю.
После моего японского Марико слегка успокаивается.
– Ваш акцент смягчается.
– Аригато.
А всего через секунду-другую она опять берется за свое.
– Вместе с близнецами вы перережете ленточку, затем посетите новое родильное отделение и раздадите матерям с младенцами одеяла. Помните: не дергайте руками. И не ковыряйте ногти. – Марико прикусывает губу. – Я уточнила: цвет ленточки – белый. А ковер синий. Ничто не должно противоречить вашему образу. – На мне оранжевое платье и кремовая шляпка-таблетка. – Быть может, нам стоит еще порепетировать взмахи рукой?
От этого разговора у меня уже голова кругом идет.
– Марико, – хмурюсь я. Она хмурится мне в ответ.
– Изуми-сама.
– Расслабьтесь.
Она не до конца выполняет мое распоряжение, но по крайней мере угомонилась. Оставшихся трех минут дороги мне вполне достаточно, чтобы прийти в себя. Смотрю на сидящего впереди Акио. Прошлой ночью у себя на подушке я обнаружила бумажный самолетик, с запиской на крыле.
Смотрю в небеса
И знаю, что не в силах
Ходить, бежать. Как
Оставаться на земле
С небом, что всегда во мне?
Вчера я написала ему ответ и под видом шеф-повара, желающего узнать мнение Акио о новом рецепте, передала ему кусочек торта с привязанной к нему запиской.
Я иностранка,
Ношу с собой две маски,
Чтобы быть там, где
Я чужая. Как моти
Для яблочного пая.
Времени на размышления больше нет. Выхожу из машины и иду в больницу через черный вход. Меня сопровождают десятки императорских помощников – толпа в черных и темно-синих костюмах.
Перерезаем ленточку. Все проходит гладко. Раздаются вспышки камер. Вокруг целое сборище журналистов: императорский пресс-клуб, центральные средства массовой информации и пресс-атташе самой больницы. Механически улыбаюсь, держась подальше от близняшек Грейди. Норико тихонько шепчет:
– Какое на тебе яркое платье, кузина. Ты молодец. Я бы никогда такое не надела.
Акико вторит ей:
– Мне нравится твоя способность носить что придется.
Вскоре нас ведут в новое отделение. Там уже несколько пациентов, хотя сдается мне, что их выбрали специально. Новоиспеченные матери с младенцами выглядят подозрительно хорошо: причесанные волосы, кашемировые халаты, плотно запелёнутые розовощекие детки. У Хансани есть младшая сестра. Родители больше не планировали детей, поэтому называют ее киндер-сюрпризом. Через несколько месяцев после родов ее мама сказала, что чувствует себя как полная развалюха. Она признавалась, что больше дюжины раз забывала надеть нижнее белье. А еще во время смеха она писается. Я не хотела знать таких подробностей, но это уже неважно. И теперь всякий раз при виде ее я скрещиваю ноги.
Кровати разделяют занавески. Возле каждой мамы стоит нечто похожее на контейнер с колесиками, в котором отдыхают розовощекие крошечные человечки. Не знаю. Наверняка у колыбелей для новорожденных существует специальный медицинский термин. Близняшки Грейди впереди меня раздают плюшевых медведей с выпученными глазами. На мне – одеяла, связанные вручную самой императрицей и ее отрядом фрейлин. За мной по следам идут фотограф, Марико, господин Фучигами и Акио.
Останавливаюсь и завожу разговор с роженицей чуть старше меня. Она родила всего два дня назад и пока не совсем пришла в норму. Она немного говорит по-английски, а я немного владею японским. С горем пополам мы находим общий язык. Она интересуется, каково это – быть принцессой. Я слегка приукрашиваю, не выходя за рамки политкорректности. Говорю о том, как люблю Японию. Рядом крепким сном спит ее дитя. Я уже собираюсь начать изливать свои чувства к младенцу, как вдруг раздается крик.
Ребенок за соседней шторкой просыпается и начинает плакать. За ним – еще один. И вскоре их голоса сливаются в один общий вопль. Слышу грохот. Выстрел? Не знаю. Вокруг царят полный хаос и переполох.
Не задумываясь накрываю собой лежащего в контейнере ребенка. В нос ударяет детская присыпка. Сердце в груди бьется молотком. Зажмуриваюсь – и жду. Кто-то накрывает меня собой, сжимая руками.
– Пригнитесь. – Это Акио.
Проходят долгие секунды. Вокруг – тишина. Медленно приподнимаю голову. Один за другим люди приходят в себя. Раздаются вспышки камер. Неподходящее время для фотографий.
– Я сказал, пригнитесь, – шипит Акио. Он говорит мне прямо в затылок. Я прекрасно осознаю, как он прижимается ко мне.
– Думаю, мы уже поняли, что я плохо подчиняюсь приказам, – шепчу я. Его хватка крепчает, сковывая мои движения. И все-таки мне удается повернуть голову. Теперь я вижу все. Императорский гвардеец коленом прижимает кого-то к полу лицом вниз, одной рукой удерживая его за запястья. Это новоиспеченный папаша. Я видела его, он сидел через две кровати от меня. Его глаза покраснели от бессонницы. Позади него – перевернутая тележка с одеялами. Близняшки Грейди пищат. Стоя дальше всего от тележки, они прячутся за спинами двух императорских гвардейцев.
Господин Фучигами что-то говорит, подняв руки. Я не все понимаю, зато улавливаю слово дзико – случайность. Должно быть, отец просто споткнулся о тележку.
Тогда Акио медленно высвобождает меня, тяжело вздыхая. Еще одна фотография. Помещение оживает. Лежащая рядом со мной мамаша принимается плакать. Гормоны плюс околосмертные переживания равно не самое лучшее сочетание. Вытянув руку, сжимаю ей плечо. Среди рыданий вперемешку с икотой не могу разобрать ни слова. Она говорит на смеси японского и английского. Наконец полностью переходит на родной язык.
Перевожу взгляд на Акио, он ближе всего ко мне. Мои руки трясутся, а он непоколебим.
– Что она говорит? – спрашиваю я.
Акио прислушивается. Она повторяет свои слова.
– Она благодарит вас. Вы бросились спасать ее ребенка, не жалея себя. – Затем, понизив голос, тихо произносит: – Вы не обязаны были этого делать.
– Конечно, обязана, – выпаливаю я.
Акио медленно выпрямляется и выдыхает.
– Вы правы, – размеренно, неторопливо, мягко произносит он. В его глазах играет ласковый и беспечный огонек. – Я забыл, что вы слушаете свое сердце. Больше такого не повторится.
Вечером того же дня ко мне в комнату стучится Марико, загадочно улыбаясь. За спиной она что-то прячет.
– Можно войти?
Оцениваю ее с опаской. Жаль, что я не обладаю рентгеновским зрением. Что у нее в руках? Очередной график? Перчатки на примерку?
– Я очень устала.
– Я всего-то на минутку, честное слово, – мурлычет она низким, убедительным голосом.
Приоткрываю дверь, и она прошмыгивает в комнату. Дверь со щелчком закрывается. Марико идет по стенке так, чтобы мне не было видно, что она скрывает.
– Газеты завтра не выпускают, зато в интернете много разговоров о вашем посещении больницы.
Внутри все сжимается.
– Мне присесть? – Снова вспоминаю свадьбу и разочарование отца.
– Возможно.
– Марико. – Голос мой звучит грозно.
– Ладно, – отвечает она, доставая из-за спины лист бумаги и протягивая его мне. Это распечатанная статья из «Сплетника Токио». – Я залезла на их сайт.
На одной фотографии я разрезаю ленточку, на другой – бросаюсь на колыбель с новорожденным. Акио накрывает меня собой. До сих пор не понимаю, радоваться мне или плакать. Но судя по воодушевлению Марико, все в порядке.
– Мне нужно время, чтобы перевести.
Марико раздраженно вздыхает.
– Я сама переведу. – И выдергивает у меня из рук статью. – «Ее императорское высочество принцесса Изуми посетила сегодня новое родильное отделение Токийского городского детского медицинского центра. Это первый выход принцессы в свет после возвращения из Киото». – Запыхавшись, она продолжает: – «От имени императорской семьи принцесса Изуми вместе с их императорскими высочествами принцессами Акико и Норико перерезала ленточку. На ней было очаровательное платье А-силуэта оранжевого цвета». – Глядя на меня, Марико улыбается, гордая собственным выбором, а затем снова возвращается к статье. – «Во время посещения родильного отделения произошел небольшой инцидент. Пока раздавали плюшевых медведей и одеяла, новоиспеченный отец, утомленный бессонницей, споткнулся о тележку. “Грохот был как от выстрела! Я не на шутку испугалась”, – говорит корреспондент “Сплетника Токио” Садако Оями, присутствовавшая на месте событий. – “Все бросились в укрытия”, – рассказывает она. – “Все, кроме ее высочества принцессы Изуми. Она накрыла собой новорожденного ребенка”». – Марико замолкает, лучезарно мне улыбаясь.
А вот теперь мне точно нужно присесть. Пятясь, натыкаюсь на кровать и опускаюсь.
Откашлявшись, Марико продолжает: