Токио. Станция Уэно — страница 17 из 23

Этот мужчина провел в Уэно около полугода, а затем, сказав, что отправляется в район Тояма в Синдзюку, сложил свою палатку и ушел. Я слышал, что вскоре его убили какие-то школьники.

В Токио, Йокохаме и Осаке банды малолеток одно за другим совершали нападения на бездомных. Никто не был уверен в том, что не станет их следующей жертвой, поэтому, услышав очередную сплетню, каждый из нас чувствовал, как внутри нарастает страх.

Подростки избивали бездомных деревянными и металлическими битами, поджигали палатки…

Они кидали в палатки петарды, а когда люди в испуге выскакивали наружу, бросали в них камнями…

Иногда они заливали палатки пеной из огнетушителей, а потом нападали на их обитателей с пневматическими пистолетами, досками и ломами…

А когда бездомные окончательно выбивались из сил, избитые, изможденные, подростки с близкого расстояния кидали им в лицо зажженные петарды, а затем бросались на ослепленных людей с ножами…


Регистрационный номер НАЦ 2. Администрация Высочайше пожалованного парка Уэно.

Мероприятия производятся до конца августа двадцать четвертого года Хэйсэй[84].


Вещи бездомных, проживающих в палаточном городке, должны быть упакованы в синий брезент и перевязаны бечевкой, а также пронумерованы на манер номерных знаков на автомобилях, с указанием идентификационных номеров различных локаций парка, где проживают владельцы: НАЦ 4, НАЦ 1, САЙ 26, ФОН 17, СУ 5, СУ 11 и так далее. НАЦ – Национальный музей природы и науки, САЙ – памятник Сайго Такамори, ФОН – каменные фонари у святилища Уэно Тосёгу, СУ – курган Сурибати-яма… Наши с Сигэ палатки располагались в тени деревьев у подножия кургана и входили в район СУ.

1. Номер всегда должен быть прикреплен к внешней поверхности личных вещей так, чтобы его было видно.

2. Запрещено передавать свой номер иным лицам или пользоваться чужим.

3. Запрещено принимать на хранение чужие вещи.

4. Личные вещи должны быть ограничены необходимым минимумом. Не нужно накапливать слишком много предметов.

5. О следующих мероприятиях вы будете оповещены в августе двадцать четвертого года Хэйсэй.


Ко всем иероглифам в объявлении приписали их прочтение – многие из бездомных не имели даже начального школьного образования. Впрочем, из-за этого воспринимать текст стало, напротив, еще труднее.

Кар, кар, кар! Вороны зашумели в ветвях деревьев над палаточным городком. То ли они хотели поживиться человеческой пищей, то ли их гнезда находились совсем рядом. Карканье становилось все резче, громко хлопали крылья – птицы, кажется, затеяли драку между собой.

Синий брезент одной из маленьких палаток провис, и на крыше за несколько дней собралась желтоватая дождевая вода с плавающими в ней опавшими листьями. Когда крыша становится плоской, вода застаивается, из-за чего портится брезент, размокает картон, и влага начинает протекать внутрь. Первое правило при постройке палатки – крыша должна быть покатой! Но тут не вышло…

Сбоку от палатки стоит велосипед, его передняя корзинка, руль и багажник увешаны разнообразной домашней утварью: тут и вешалки, и зонтик, и шланг с ведром. Под веревкой, которой был обвязан синий брезент, прижаты поношенные детские пляжные шлепанцы желтого цвета, а на рукоятке бамбуковой метелки, высовывающейся из палатки, сушится женское нижнее белье.

Откинув закрепленную канцелярской кнопкой занавеску у входа, сделанную все из того же синего брезента, из палатки показалась та самая седовласая старушка, которая сказала, что Сигэ мертв.

Старушка зашагала вперед, лепеча что-то невнятное, точно младенец. Ее правая нога была обута в ботинок, на левой же красовался белый кроссовок «Адидас» с туго завязанными шнурками.

Мужчина в белом поварском колпаке пробежал сквозь красные тории[85] святилища Ханадзоно Инари. Наверное, он работает в каком-то из ресторанов поблизости – «Инсётэй», «Уэно Сэйёкэн» или «Идзуэй Умэкаватэй».

Не обращая внимания ни на мужчину, ни на святилище, старушка, покачиваясь на ходу, спускалась вниз по пологому склону к пруду Синобадзу. На ней были легкая серая куртка и розовый жилет – сверху она закуталась основательно, на ноги же старушка натянула лишь фиолетовые штаны, а юбку, наверное, оставила в палатке. Левая штанина порвалась по шву, так что наружу торчала часть ноги с натянутым на нее толстым носком.

Не дойдя до пруда, старушка остановилась у торгового автомата «Кирин», достала из кармана две монетки по пятьдесят иен и три по десять, пересчитала на ладони и, сжав в кулаке, принялась рассматривать содержимое автомата, что-то бормоча себе под нос. Наконец она нажала на кнопку под надписью «холодный» и, кряхтя, нагнулась, чтобы достать выпавшую в лоток для выдачи бутылку аминокислотного напитка.

С трудом удерживая бутылку в правой руке – та как будто была очень тяжелой, старушка с невозмутимым видом зашагала дальше вниз по склону.

Если спуститься, то окажешься перед дорожкой, ведущей к зоопарку.

Высокий худощавый бездомный шел в сторону Хирокодзи и тащил за собой двухколесный прицеп к велосипеду. В прицепе – шесть полупрозрачных девяностолитровых мусорных пакетов, доверху набитых алюминиевыми банками, это где-то на три тысячи шестьсот иен, поскольку за каждый можно выручить по шесть сотен.

Его длинные волосы с проседью были стянуты резинкой сзади, он был одет в желто-зеленую футболку и серые брюки – впрочем, вещи настолько застираны, что цвета их были почти неразличимыми, и в глаза бросались лишь новехонькие черные носки.

У пруда Синобадзу находится стоянка такси. Десять машин выстроились в ряд одна за другой. А уже в пяти-шести метрах от последнего такси растянут синий брезент, на котором были разложены около четырех-пяти сотен алюминиевых банок.

К забору, отделявшему проезжую часть от тротуара, были привязаны примерно двадцать пластиковых пакетов из круглосуточного магазина, в каждом – разная бытовая утварь. Рядом кто-то прицепил вымокший зонт и поставил бамбуковую метелку. Тележка, заполненная одеялами, одеждой, посудой и другими вещами, была накрыта куском синего брезента, а к ее ручке прищепкой был прикреплен пакет с веревками, рабочими перчатками и хлебом.

Сидевший у забора бездомный вытянул ноги между рядами банок и лениво наблюдал за снующими туда-сюда перед ним машинами, но вскоре задремал, уронив голову на грудь.

Я никогда не бывал в этом уголке в то время, когда жил в Уэно.

В парке появились две новые таблички.


Будущий объект Всемирного наследия – главное здание Национального музея западного искусства рекомендовано к внесению в Список ЮНЕСКО.

Превратим мечты в реальность! Олимпиада и Паралимпиада-2020 должны пройти в Японии!


Да уж, если палатки бездомных попадутся на глаза иностранным членам комиссий из ЮНЕСКО и Олимпийского комитета, боюсь, удовлетворительных оценок можно не ждать.

Синобадзу связан с Бакланьим прудом, расположенным на территории зоопарка Уэно, но блочная стена с воротами Бэнтэн, через которые выходят из зоопарка, сверху опутана колючей проволокой.

Иногда слышно, как кричат птицы со стороны зоопарка. Стоит только одной из них заголосить, как остальные, словно не в силах удержаться, вторят ей на все лады.

Раздается всплеск. Я вглядываюсь в пруд – черепахи и карпы высовываются на поверхность, так что невозможно понять, кто из них взбаламутил воду.

На пруду плавает стайка уток, белые вперемешку с коричневыми. Одни проносятся между цветами лотоса, будто прошивая поверхность воды, другие спят, зарывшись клювом в перья на спине, третьи ныряют, полностью погружая верхнюю половину тела под воду, четвертые размахивают крыльями, поднимая вокруг себя фонтан брызг. Сначала я принял белых птиц за уток, но потом, приглядевшись, заметил их желтые крючкообразные клювы. Чайки, похоже… Интересно, откуда они здесь? Наверное, с пирса Харуми прилетели…

Под ивой, свесившей свои ветки прямо к воде, болтают, положив локти на ограду, две женщины лет шестидесяти.


– А воробьев почему-то меньше стало, тебе не кажется?

– Их теперь специально отлавливают.

– Да ладно! Правда?


Это, без сомнения, те самые женщины, что на выставке «Розы Редуте» говорили о Такэо. У обеих были черные кожаные сумки через плечо, короткие каштановые волосы с химической завивкой, одеты обе в слаксы и блузку – у одной низ черный, верх белый, у другой, наоборот, верх черный, а низ бежевый. Они были похожи как две капли воды и по телосложению, и по стилю одежды – наверное, сестры или кузины.

Под ногами у них ворковал, раздувая зоб, голубь-самец, кругами бегавший по земле и преграждавший путь самкам. Женщины, однако, устремили взор на противоположный берег.


– Я слышала, что в каких-то заведениях стали подавать жареное мясо воробьев.

– Гляди, это же они! Воробьи вернулись!


Стайка воробьев спикировала сверху, бросаясь врассыпную и уже в кронах деревьев разделяясь на две группки: одна устроилась в ветвях ивы, другая – на плакучей вишне.


– Ой, один, кажется, нагадил на меня сверху! Идем скорее отсюда, все равно дождь уже начинается.


Как только загорелся зеленый свет, они перешли дорогу и принялись подниматься по склону, минуя торговый автомат, где старуха купила аминокислотный напиток.

Коротко стриженный молодой человек в белой майке, черном трико и ярко-красных кроссовках пробежал вниз по склону.

Он пересек мост Тэнрю и остановился возле павильона для омовения рук у храма. Взяв черпак в правую руку, он набрал воды из каменного резервуара с выгравированными на нем иероглифами «чистое сердце» и обмыл левую руку, потом переложил в нее черпак и ополоснул правую, а под конец прополоскал рот. У ящика для пожертвований парень хлопнул в ладоши и поклонился, а затем, тяжело дыша, быстрым шагом двинулся мимо каменных монументов храма Бэнтэн: памятника очкам, рыбе-фугу, вееру, черепахе, тридцатилетию автомобильного транспорта в Токио, настоящей дружбе, календарям, ножам…