Гюль встала поближе к Андрею и будто невзначай спросила по-русски:
– Как тебе музыка?
Андрей не ожидал, что с ним заговорят, вздрогнул, отшатнулся.
– Хорошая музыка, – ответил. – Я никогда раньше такой не слышал.
Алексей холодно глянул на Гюль и Андрея, встал между ними, чтобы прервать разговор. Гюль посмотрела на него с досадой, но быстро опомнилась: кто здесь она и кто он? Она просто обслуга, которой позволили прийти на концерт…
Повернулась к сцене и стала танцевать.
Гости и персонал кричали, танцевали, хлопали, посылали музыкантам воздушные поцелуи. Подпевали нестройным хором: «Roxanne-e-e-e…»
Стинг закончил петь, улыбнулся, развел руками, поклонился зрителям, с минуту слушал возгласы, принимал аплодисменты.
Миниатюрная негритянка подарила ему огромную ракушку. Он поднес ее к уху, засмеялся, положил на сцену.
И объявил:
– Клип на песню, которой я хотел бы завершить наш сегодняшний концерт, мы снимали в пустыне Мохаве на Юго-Западе США. Сейчас мы на Юго-Западе Турции. Возможно, этот клип нужно было снимать здесь, но что сделано – то сделано. Давайте я ее спою. Но только после того, как вы скажете – что же это за песня?
Гюль охватил такой восторг, что она, потеряв всякий контроль, завопила:
– Desert Rose-e-e-e-e-e-e!
Стинг улыбнулся ей, показал большой палец, и музыканты заиграли.
Андрей выглянул из-за Алексея, мельком выхватил Гюль взглядом. Он зажегся от нее, словно она огромный костер, распаляющий и без того душный турецкий вечер. Он странным образом чувствовал сейчас Гюль словно самого себя. Алексей понимал каждое ее движение, улыбку, взгляд. Он откуда-то знал, почему она сейчас именно такая. Словно он на этот короткий миг стал ею, влился в нее. Это было новым радостным ощущением, хотя бы на короткий миг победившим его пустоту.
После концерта Стинг, как и было обещано, сел поужинать с гостями за большой общий стол. Рядом с ним расселись восторженные почитатели.
Когда официант попытался налить ему вина, он отказался:
– У меня свое.
Стинг жестом подозвал помощника, который выставил на стол четыре бутылки красного вина под названием When We Dance.
– Рекомендую, – весело сказал певец, обращаясь сразу ко всем, кто сидел за столом. – Я делаю это вино на своей вилле в Тоскане. When We Dance – это название одной из моих песен. Мне почему-то захотелось назвать это вино именно так. Попробуйте и расскажите о своих ощущениях. Буду крайне признателен.
В кресло рядом со Стингом уселся брутального вида мужик. Голова его была абсолютно лысой, зато борода полностью закрывала шею. Судя по тому, что даже сидя он возвышался над всеми за столом, рост его был огромен. Его мускулы на груди и руках еле помещались в белой футболке. Казалось, что она вот-вот треснет.
Он осушил бокал одним глотком. Поднял глаза к небу, задумался.
– Отлично, – со знанием дела произнес.
– 93 балла по версии журнала Fine Wine Magazines, – похвалился Стинг. – Как вас зовут? Вы русский?
– Русский. Какой же еще? Это так заметно? Дмитрий. Дмитрий Егоров, – представился мужик.
– Отлично, Дмитрий. Ну а я… Стинг!
Оба рассмеялись. Всем стало понятно, что они уже знают друг друга и просто шутят, знакомясь заново.
Дмитрий взял бутылку со стола и налил себе полный бокал.
– Стинг, я все хотел тебя спросить, какую русскую музыку ты знаешь? – Дмитрий заинтересованно поднял глаза.
Маэстро опустил взгляд, стал серьезным. Тщательно взвешивал ответ.
Все за столом притихли в ожидании.
– Из рок-музыкантов я не знаю в России никого, простите меня за это. Зато я знаю и люблю Мусоргского, Шостаковича, Чайковского. Это же русская музыка, верно? – на последней фразе он хитро улыбнулся.
Дмитрий окинул музыканта тяжелым взглядом:
– Русская-то русская. Но я не совсем о том. Я про другое.
Стинг сложил руки в жесте, говорящем о его готовности слушать.
Дмитрий глотнул вина и стал объяснять:
– Есть у нас в России город такой – Тверь. Жил там когда-то музыкант и исполнитель Михаил Круг. Его потом застрелили по нелепой случайности. Несколько раз я отдыхал с ним в одной компании. В известном тверском ресторане «Лазурный». Давно это было. Круг был исполнителем блатных песен. Ты знаешь, что это такое? Русский шансон, слышал?
Стинг удивленно собрал складки на лбу:
– Французский шансон знаю. Русский никогда не слышал.
Дмитрий попросил налить ему водки и продолжил:
– В общем, это музыка воров. Она для преступников, для тех, кто сидел или сидит в российской тюрьме. Но Михаил Круг сам не сидел. Он был просто исполнителем этой музыки. Никто ему за это не предъявлял, боже упаси. Но у него, как оказалось, был страшный комплекс из-за того, что он не сидел. В глубине души он считал, что музыку тюремную петь не имеет права, понимаешь?
И вот, помню, сидим мы в «Лазурном». Дым коромыслом, дамы пьяные шастают, авторитеты между собой уже ничего не решают, просто пьют и обнимаются. И Михаил поет. Свое пел и даже чужое что-то исполнял – Аркадия Северного, кажется, что-то из Розенбаума. Впрочем, ты таких ребят не знаешь. А пока он выступал, ему подносили – водку, вино, пиво. Он пил все без разбору.
Еле-еле закончил концерт, подошел и сел к нам за столик. Все авторитетные ребята его, конечно, знали. И давай ему еще наливать. Я смотрю, а он постепенно агрессивным становится. Уставился на меня и говорит: «А ты вот знаешь, как в камеру надо входить? Вот кинут тебе под ноги полотенце, ты что сделаешь?» Я говорю ему: «Михаил, ну зачем вы так? Зачем вам все это нужно? Вы же кроме как с концертами в тюрьме-то больше и не были…» Он так разбушевался! Превратился в толстого злого волка. В пьяного волчару. И пошел по столам буянить. Начал бутылки сбрасывать, тарелки с закусками на пол ронять. И орал громко: «Кто, суки, знает, как в хату надо правильно входить?! А за что под нары загнать могут?! А что будет, если до авторитета петух дотронется?!»
Слава богу, встал какой-то седенький старичок и тихонько так, хрипло произнес: «Мишаня, ты чего кипишуешь, мальчик мой? Хорошо сегодня спел, молодец. А теперь давай-ка домой. Домой, мой дорогой. Сейчас мои хлопцы тебя отвезут».
И только тогда Круг начал успокаиваться, как-то весь осунулся, отупел, губы распустил. Вот до сих пор помню этого деда. И это его «мальчик мой» по отношению к толстому мужику…
Представляешь, Стинг? У человека было все. Но жизнь омрачало то, что он не сидел в тюрьме. Ты можешь себе в своей английской голове такое представить, а? Комплекс неполноценности из-за того, что ты не сидел? Каково?
Стинг слушал внимательно. Но явно не все из сказанного понимал. После заданного вопроса еще какое-то время молчал, словно медитировал.
– Я слышал о русских тюрьмах. Сталин, ГУЛАГ, репрессии, – сказал он неопределенно.
– Сталин, ГУЛАГ… при чем тут это, – с усмешкой сказал Дмитрий. – Я тебе не о том толкую. Ты зачем это вино свое делаешь? Потому что тебе песни твои не нравятся. В семидесятых нравились, а сейчас – нет. Вот ты и в йогу подался, в виноделие. Круг вон не сидел – переживал, ты дело свое похерил – тоже переживаешь. Все вы в комплексах, понимаешь? И поете нам о них со сцены.
Стинг сделал вид, что ничего не понял. Он решительно был настроен прекратить эту беседу.
И сказал:
– Михаил Круг. Интересно. Никогда не слышал. Но теперь послушаю, спасибо тебе, Дмитрий, за новые знания.
В разговор вклинилась белозубая испанка:
– Стинг, у вас прекрасное вино. Думаю, его вкус сохранится во рту до утра, столь оно ароматно. А можете, пожалуйста, спеть песню, именем которой оно называется? Это моя любимая…
Маэстро был готов на что угодно, лишь бы не слушать больше Дмитрия, не испытывать его давления.
Он взял акустическую гитару и тихонько спел When We Dance.
После этого тактично попрощался и ушел к себе, чтобы утром улететь из Турции в Тоскану.
Гости стали расходиться кто куда.
За столом остались только Дмитрий, Алексей и Андрей.
Дмитрий мечтательно курил сигару, глядя в сторону притихшего моря.
Сказал как бы сам себе:
– А вот это была хорошая песня. «Я бы переехал в другой город, сменил бы имя» – печальные слова, – он выпустил огромное облако дыма и с удовольствием посмотрел на Андрея.
– Андрей, ты иди, ложись. Устал за день, вижу, – строил из себя заботливого простака Алексей. – Пойдем, я тебя провожу.
– Пока, Андрей. Хорошо тебе выспаться! – весело крикнул им вслед Дмитрий.
Минут через семь Алексей вернулся.
– Пошли к морю пройдемся, – сказал Дмитрий.
Они обогнули бассейн, подошли к высокой стене, окружавшей Gizem. Охранник нажал кнопку, дверь распахнулась, и они пошли по тропинке, справа и слева которой горели неоновые фонари.
Алексей с недоуменной улыбкой спросил, что это был за пассаж о Михаиле Круге, комплексах. Его интересовало, давно ли Дмитрий стал всем этим увлекаться…
– Леша, надо же расти, дорогой. Деньги, если ты посвящаешь им всего себя, разъедают душу, превращают мозг в бронзу. Нужно как-то разбавлять. Психология, музыка, живопись делают человека чуть менее опасным. И прежде всего – для себя. Но не только в этом дело, дорогой. Любая мысль, идея, которую ты озвучиваешь с напором и огнем в глазах – тут же принимается всеми, ее начинают уважать, она работает на тебя, на твою жизнь. Видел, как легко смутить даже великого Стинга?
Алексей устало засмеялся.
Они вышли на песчаный берег. Черная вода качнулась навстречу.
В центре пляжа стояла беседка. Вошли. Сели друг напротив друга.
Сзади послышалось шуршание песка. Один из многочисленных помощников Дмитрия принес тарелку фруктов, бутылку вина и водки.
– Маэстро в порядке? Спит? Вы деньги ему перевели? – спросил его Дмитрий.
Тот ответил, что все в порядке, Стинг уже спит в своем номере, завтра в шесть утра его доставят в Даламан, вылет в семь тридцать. А деньги были переведены на счет его жены еще вчера.