– Хорошо, иди.
Остались вдвоем. Молча слушали движение воды. Выпили: Дмитрий водки, Алексей вина.
– Как он? – спросил Дмитрий.
– Да как-как… – Алексей укоризненно посмотрел на него, но тут же перевел взгляд на море. – Состояние фуги – коварная штука. Из него что-то пробивается, рвется, но тут же тонет. Будто он в непроницаемую стену бьется. Он подавлен, раздражителен, в апатии вечно. Ты знаешь, я за двадцать пять лет службы в конторе на таких насмотрелся вдоволь. Все предметы ему вроде знакомы, слова, вещи, явления, но он не понимает сути. Не видит себя самого.
Как тебе объяснить. Он чувствует себя словно зеркало, отражающее лопнувший мир. Будто он больше ни для чего не нужен, как только смотреть на все вокруг без личных интерпретаций… бессмысленно слышать, осязать. Словно реальность через него как бы наблюдает себя саму. Здесь и сейчас, без прошлого и будущего.
Ему все знакомо, но никакой связи с вещами и явлениями он не чувствует. Если чуть короче – он жив, но мертв. Это и есть фуга. Диссоциативная фуга, отягощенная испугом и шоком.
Дмитрий вцепился себе в бороду, будто собирался сейчас же ее оторвать от подбородка.
– Что наш добрый доктор сказал, перед тем как вы вылетели из России?
Алексей дал понять, что ничего особенного «наш добрый доктор» не сказал. Обычно состояние фуги длится от двух месяцев до плюс-минус полутора лет. Каждый случай индивидуален. В случае с Андреем все абсолютно непредсказуемо. Травмирующий фактор, хоть он и не осознан им в полной мере, был настолько разрушительным для психики, что сказать что-то с определенностью просто нельзя.
Выход из состояния фуги может привести как к полному восстановлению памяти, так и к полной ее потере уже на этом, новом этапе жизни. Плюс существует риск развития одного или даже нескольких психических заболеваний.
Дмитрий быстро водил по лысине ладонью.
– Ладно. Ты это… уезжай прямо сейчас, дальше я тут сам. Доктора… Доктора устрани. Не нужен он больше… Прекрати его мучения.
Андрею было неуютно в номере одному. От света фонарей с улицы было достаточно светло, и он с ужасом различал мельтешащие на полу и на стенах тени неопределенных форм и очертаний. Они вылетали в комнату прямо из его головы через глаза – так ему казалось.
Если приглядеться к ним – их как бы и нет, но боковое зрение выхватывало сотни подвижных сущностей разной величины – от совсем маленьких, похожих на перекати-поле, до больших, будто полупрозрачные шторы, которые колышет ветер.
Андрей быстро надел футболку, шорты и спустился в фойе, где кроме него было еще трое отдыхающих. Они рассматривали что-то в ноутбуке и тихонько смеялись.
За стойкой ресепшн сидела Гюль, она перебирала документы, зевая в кулачок.
Андрей решил сесть к ней поближе. Ему хотелось пообщаться с Гюль один на один.
Она увидела его, оживилась.
– Не спится? – спросила.
– Нет, – ответил смущенно. – А ты почему не спишь?
– А я на работе. Кое-что закончить надо. Днем не успела.
Они с каким-то жарким безумием смотрели друг на друга. К сердцу Андрея будто присоединили клеммы и заряжали его от батареи, запрятанной где-то в глубине Гюль. В той жизни, что он помнил, ему никогда и ни с кем не было так хорошо. А в той, что не помнил… а была ли она?
И хотя официально они не знакомились, имена друг друга были им известны: ее было написано на бейдже, а его – в карточке клиента.
Взгляд Андрея упал на татуировки Гюль. Он решил – это отличная тема, чтобы продолжить общение:
– Гюль, что у тебя за рисунки на руках? Они пугают…
Она рассмеялась, сказала, что ее давно об этом не спрашивали.
– Да все просто, – обыденно сказала, – я – сатанистка. Я верю в Дьявола и ему поклоняюсь.
Она стала показывать на татуировки, рассказывая про каждую: это медуза Горгона, это древние богини мести и ненависти Эринии. Это пентаграмма с головой Бафомета в центре. А вот это – нет, не истлевший глянцевый журнал – это книга Некрономикон. А это логотипы двух ее любимых групп – Tiamat и Mayhem. Вот и все.
Большая половина смысла всего сказанного от Андрея ускользнула. Он просто и прямо спросил первое, что в голову влетело:
– То есть ты любишь зло, да?
Гюль рассмеялась так громко, что трое гостей оторвались от ноутбука и сердито посмотрели на нее.
– Простите, – сказала она, чуть поклонившись, и пояснила:
– Нет, конечно. Я поклоняюсь свободе. Как такое возможно в мусульманской стране, спросишь ты? Любить свободу можно везде. Как я совмещаю мусульманство и сатанизм? Никак. Мне пофиг мусульманство. Как к этому относятся мои родители? Плохо, но мне плевать. Это я просто сразу ответила тебе на все вопросы, которые возникают у людей относительно моего сатанизма. Ты доволен?
Андрей был доволен. Тем, что встретил ее. И что она такая сильная. Тем, что она дает ему жизнь, словно поит из ледяного родника. Рядом с ней он забывает о том, что не помнит прошлого. Рядом с ней он прекращает думать о том, что это прошлое все-таки было. С ней рядом его не интересует, кто такой этот Алексей, откуда он взялся. Ему наплевать, кто такие певец Стинг и певец Круг, для чего приехал сюда громила Дмитрий. Он забыл, что номер его кишит страшными серыми тенями…
Гюль коснулась его руки:
– Ты доволен? Вопросы еще есть? Чего застыл, как пальма в полдень?
– Все понятно, – соврал Андрей.
Гюль вдруг опомнилась:
– Слушай, а откуда этот твой Алексей знает нашего Дмитрия? – она притворилась, будто не знает о связи Андрея и Алексея с русским владельцем Gizem.
Андрей не имел об этом понятия, растерялся.
Так и сказал:
– Вашего? Того, с кем они остались за столом? А кто это? Я его не знаю.
Гюль рассказала Андрею, что Дмитрий – один из владельцев Gizem Palace. Ему принадлежит большая доля. И что, по слухам, у него крупный строительный бизнес в России, а деньги он вкладывает в разные проекты и компании по всему миру. Сказала, что при этом он отличный мужик, разрешает всем называть его просто по имени, а не как принято в России – по имени и отчеству.
Заговорила шепотом:
– Слушай, а тебе можно доверять? Я расскажу кое-что… Как-то Дмитрий напился и нанюхался кокаина. Все вместе, сразу. Пришел он к нам, к персоналу, в корпус – это там, у дальней стены, – разлегся на моей постели – и его прорвало. Стал рассказывать, как сильно раньше любил охотиться. Любил кровь и мясо. А однажды выстрелил в человека. Лежал в овраге, подстерегал дичь. Но из леса вышел человек – может, грибник или кто там у вас в России еще по лесам ходит? И Дмитрий испытал жажду выстрелить в него. И сделал это. И тут же его настиг ярчайший оргазм… Вот она – свобода… Вот он – сатанизм…
Гюль с интересом наблюдала за реакцией Андрея.
Его будто стали раскачивать в гамаке. И хотя слева и справа от него был мягкий кожаный диван, он чувствовал, что вот-вот выпадет куда-то за пределы всего сущего. В голове затанцевали огоньки, по венам вместо крови понеслась сухая пыль. Внутри него заговорили десятки голосов. Они перебивали друг друга, спорили, кричали.
Гюль снова засмеялась его смущению. Сказала, что тут у них царят свободные нравы, что он еще не раз в этом убедится. Gizem – остров свободы!
Потом спросила:
– С тобой все хорошо?
Гюль испугалась, что станет свидетелем того, как что-то нехорошее случится с клиентом Gizem. А это для персонала… лучше сразу пулю в лоб.
Андрей массировал себе горло, пытался отдышаться.
– Ничего, у меня бывает, – глядя пустыми глазами сквозь Гюль, шепнул. – Кровь. Мясо. Россия. Как-то от всего этого плохо…
Гюль улыбнулась:
– Слушай, да он пошутил. Он порой такое расскажет. Это все несерьезно, забудь.
В фойе вошел Дмитрий, сразу прервал их:
– Так, чего беседуем? Андрей, ты таблетки принял? Тебе нельзя так долго засиживаться. Гюль, ты все дела уже сделала, что разговоры разговариваешь?
«Откуда он знает про таблетки? Видимо, Алексей рассказал…»
– Я сейчас все доделаю, – выпалила Гюль и опустила голову к своим документам.
Дмитрий взял Андрея под руку и, пока они шли до номера, рассказал ему, что Алексей уехал по делам, что жить теперь с Андреем будет он сам и что завтра они переедут в его апартаменты.
– Утром пойдем гулять в горы. Ты не представляешь, какая там красота. А сейчас нужно спать, – ласково сказал.
Алексей свернул на проселочную дорогу на стыке Тульской и Московской областей. Ехал быстро, хотелось сделать все скорее. Вокруг мелькали опустевшие коровники, заброшенные ангары, ржавые гаражи.
«Как жить, ну как же здесь жить?» – думал он и не находил ответа.
Дорога круто пошла под горку. Въехал в перелесок. Ветви деревьев стучали по крыше служебной Honda.
Налево, еще раз налево. Вот та самая заброшенная станция, вот тот гараж, а в нем – тот самый подвал.
Спустился. Нашел нужный ключ, открыл ржавую дверь, вошел. Нажал на выключатель. Мигающая лампочка тускло осветила небольшое помещение.
– Что ты без света сидишь? – спросил.
Доктор полулежал, прислонившись к стене. Нога его была пристегнута цепью к массивной трубе. Он щурился и скалил зубы – то ли смеялся, то ли терпел немыслимую боль. В углу стояли коробки с едой и напитками. Алексей осмотрел их. Оценил на глаз – доктор почти не ел.
Присел на корточки рядом с ним. Легонько ударил его по ноге кулаком – как бы в шутку.
– Я для вас столько сделал, а вы… свиньи! – хрипло кричал доктор. – Я же сам с вами повязан, кому я могу рассказать?! Зачем мне это?!
Алексей усмехнулся. Смотрел на доктора, словно они ностальгировали на встрече выпускников.
– Ты пойми, риск слишком велик. И доверие – не самая лучшая штука в данном случае.
Доктор шумно дышал, облизывал сухие губы.
– Сука… чекист сраный… гэбня мудацкая…
Алексей улыбнулся. Прикурил сигарету. Выпустил дым в темноту, куда не доходил свет лампочки.
– Ладно, – буднично сказал. – Долгие проводы, лишние слезы.