Они молча сидели, глядя друг на друга.
Эдиз понимал, что его личные проблемы не сильно занимают Айташа. Хотя они и работали в паре и много чего повидали в отеле вместе, они не были друзьями.
– Ладно. Я сам разберусь, – сказал он тихо, но твердо.
Айташ похлопал его по плечу:
– Теперь о главном – и я пойду. Ты же знаешь, что у меня хорошие отношения со службой безопасности? Так что слушай. Никаких других владельцев, кроме Дмитрия, у Gizem больше нет. Он выкупил его полностью. Теперь это его дом, его территория. Насколько мне известно, он намерен здесь жить постоянно. Теперь ему не надо идти на компромиссы. Считаться больше не с кем. Не знаю, чем это грозит всем вам, может, и ничем…
Эдиз поднял на Айташа внимательные глаза:
– Всем вам? Что это значит? А тебе?
Айташ улыбался, покачивая головой, словно разминал шею:
– А мне теперь все равно. Я ухожу. Лучше я буду работать в захудалом отеле для бедноты в Мармарисе или Сиде, но только не под началом Дмитрия. Я не хочу быть свитой такого короля.
Сделал серьезное лицо, придвинулся к Эдизу, шептал:
– Одно дело работать в отеле, другое – быть слугой в доме русского.
Он шумно выдохнул, ударил кулаком в ладонь.
Сказал уже громко:
– Я и раньше не был в восторге от происходящего здесь. Падения гостей с гор, ночные передозировки, грязные предложения алкашей-политиков, коллективные секс-марафоны. Ты и сам все знаешь. Весь этот свободный мир, все это европейское счастье – вот оно здесь. В самом чистом виде. Но теперь… нет, хватит. Теперь точно хватит. А вы тут как хотите. Мой выбор – это мой выбор.
Они обнялись, и Айташ ушел, закинув за плечи огромную сумку с вещами.
Эдиз еще долго сидел в комнате для персонала. Размышлял, что ему делать дальше, как ему жить.
Дмитрий понимал – нужно что-то предпринять, чтобы довести свое кипящее чувство до Андрея и вызвать у него ответное. Но делать он умел только то, за что можно платить деньги.
Рафтинг Андрей перенес на удивление легко. Пару раз ему казалось, что он близок к обмороку, но это больше с непривычки. Дмитрий в красном шлеме, с желтым веслом, хохотал, что-то кричал сквозь всплески воды. Андрей пару раз весло чуть не выронил – вовремя помог инструктор.
Дайвинг удался хуже. При первом же погружении Андрей почувствовал, что уплывает не туда, куда Дмитрий и инструктор. Он не встретил под водой морских красот, сразу попав в густую мглу своего беспамятства. Попытался об этом сказать, но вместо этого выпустил в воду лишь три маленьких пузырька и медленно пошел ко дну. Очнулся лежа на яхте. На него смотрел Дмитрий – печальный, обутый в дурацкие ласты. Инструктор перепуганно молчал.
С полетом на воздушном шаре получилось не лучше. После того как шар взлетел достаточно высоко, чтобы можно было обозреть с высоты далекие деревушки и горы, покрытые дымкой, Андрей повернул не в ту сторону. Он единственный, кто полетел в бесформенную черноту наподобие гигантской кляксы вместо бездонного синего неба. Кое-как досидел до конца полета, не потеряв сознание.
Дмитрий все понимал. Не радовался, не кричал, не комментировал полет. Просто хмуро смотрел вниз.
Дальше был параплан. Дмитрий долго спрашивал Андрея – готов ли он лететь? Андрей не был готов, но понимал, как состоятельный и важный человек старается ради него, словно он ему сын, племянник, крестник. И сказал, что готов. А когда понял, что летит не по обычным, а по каким-то своим иссиня-черным небесам, летит один среди коричневых облаков, просто заснул.
Когда проснулся – лежал на траве, укрытый тенью параплана. Рядом сидел озадаченный инструктор и грустный Дмитрий в шлеме.
В поездку на джипе по горам и лесу Дмитрий Андрея не взял. Ехал один, давил руками руль, словно хотел смять его, как газету с дурными новостями.
Скалился, кричал, хохотал…
Будто случайно ударил идущую впереди машину. Словно нечаянно зацепил джип слева. Обогнал всех. Уехал дальше всех. Свернул с маршрута, потерялся. Долго выбирался на нужную дорогу. Приехал на базу уже поздно ночью, злобно послал подбежавших с вопросами инструкторов. Даже не посмотрел на Андрея, давно уже спавшего в гостевом домике мини-отеля.
Сознание Дмитрия постепенно расщеплялось. Мечта превращалась в тухлятину.
Плюс-минус та же история повторилась на следующее утро с квадроциклом. Дмитрий пихал и толкал рядом идущие машины. Наезжал на кочки, съезжал на обочины, отстегнул ремень безопасности. Рвал сердце машины, продираясь сквозь кусты. Хохотал в небо. Специально свернул не туда, разогнался. Орал, перекрикивая рев мотора. Въехал на пригорок, подпрыгнул, полетел вбок, потом выровнял ход и снова набок. Лежал на земле, наблюдая, как крутится колесо перевернутого квадроцикла на фоне неба и солнца.
Пришел в гостевой домик с порезом на лице. Смотрел на спящего Андрея. Тот лежал будто труп – матовое лицо его не было живым. Руки были сложены на груди, как у покойника.
Дмитрий вдруг ощутил себя мертвым, смотрящим на мертвого. А если оба они покойники, то и ничего страшного: тихонько подошел и, еле касаясь, три раза поцеловал Андрея в губы. Тот ожил, простонал что-то, повернулся на другой бок.
Утром решили уехать подальше от джипов и парапланов. Поехали на север. Рыбачили на маленьких речках и озерах. Руки Андрея тряслись, он то и дело ронял удочку. Прогуливались на яхтах тихими вечерами – Андрея тошнило. Ели хачапури и яичницу с помидорами – Андрея рвало. Совали горным козлам куски ядовито-соленого сыра – козлы воротили морды, высокомерно улыбаясь.
Океанариумы, дельфинарии, аквапарки – все это вертелось и кружилось в голове Андрея. Большие и малые, зубастые и губастые, перламутровые и черные рыбы носились по кругу, выстраивались в ряды, хлопали белесыми ресницами. Неслись потоки воды по бесчисленным разноцветным горкам. Горки закручивались в спирали, взмывали вверх, опускались вниз, поворачивали вправо и влево. Рыбы, дельфины и осьминоги катились по ним друг за другом. Они хохотали визгливо-бурлящим хохотом.
Уехали прочь от океанариумов и аквапарков. Приплыли на далекие острова, ходили по безлюдным маленьким бухтам, забирались в древние пещеры, натирались солью и грязью, купались в холодных и горячих источниках, пили целебную воду, ели фрукты, овощи, орехи, омывались в священных водах.
Вечерами Дмитрий мешал коньяк с вином, надолго уходил в горные пещеры, ухал там, как филин, стонал и рычал. Ползал на животе, бился головой о камни, совал пальцы в костер.
Андрей в это время спал в отелях – больших и маленьких, дорогих и не очень. Спал в домиках, бунгало и коттеджах. Спал под открытым, закрытым, звездным, солнечным, утренним, вечерним небом.
Спал, притворившись мертвым. Был мертв, притворившись спящим.
Ему снилось золотистое море. И рыбы, которые выплывали оттуда уже готовыми блюдами – вареные, жареные, копченые… Ему снился памятник какому-то человеку. Он стоял прямо на дне океана, опутанный водорослями. Статуя указывала рукой вверх.
А потом море становилось бескрайним ржаным полем, по которому издалека шел Дмитрий. Порывистый ветер примял рожь к земле, солнце иссушило ее. Проходил час или больше, пока Дмитрий подходил на достаточное расстояние. Он целовал Андрея в губы и проваливался куда-то вниз…
Через три недели, разбитые и уставшие, они вернулись в Gizem.
Сидели в беседке на берегу моря. К Дмитрию по очереди подходили работники отеля, вежливо задавали вопросы, переспрашивали, уточняли. Он на кого-то рявкал, с кем-то вообще не говорил, кому-то просто кивал…
Наконец, все ушли.
Дмитрий пил бурбон из горла. Море колыхалось рядом, навевая сон и дурные мысли.
Андрея разъедало чувство вины.
Благодаря времени, проведенному вместе, он ощущал Дмитрия как родного человека, близкого родственника, словно он всегда был рядом, будто он и мать, и отец – все вместе.
Он понимал также, что Дмитрий относится к нему… как-то неестественно. Но не совсем так. Было в его отношении что-то и родственное, но было и чужое. Было искреннее, но было и лживое. Было близкое Андрею, но было и чуждое.
Разлом, раскол, открытая язва, а в ней – пуд морской соли.
От этой непостижимости и рождалось чувство вины. Раздвоенность мешала Андрею как следует собраться, сложить все в единую картину.
Он закрывал глаза и видел жуткие морды рыб. Они колотились носами о стекло с той стороны гигантского океанариума. Они хотели растерзать и сожрать Андрея, затащив сперва к себе, в протухшую мутную воду.
Андрей поджал ноги, посильнее натянул на них плед.
– Чего ты хочешь от меня? – спросил тихо, не открывая глаз.
Дмитрий полулежал. Он наклонился в сторону и обмяк, как тающий на солнце снеговик. Еле поднял руку, чтобы сделать еще один глоток бурбона. Отшвырнул бутылку в сторону – в песок, в сухие кусты.
Ответил, еле разлепив пересохшие губы:
– Я хочу… слиться с тобой. Стать с тобой не рваным, не разодранным целым. Мы оба не должны быть рваной тряпкой, пойми… Моя жизнь возможна лишь в единстве с тобой… Я немыслим без тебя. А ты без меня.
Все, чем жил агент Шахин, – это безопасность отеля и его владельцев. И когда хозяин остался лишь один – все стало куда проще. Больше не нужно смотреть сразу в несколько сторон. Можно смотреть только в одну – от этого глаз зорче, а опасность можно увидеть гораздо раньше. Он даже собирался предложить боссу чуть уменьшить штат службы безопасности, но Дмитрий пустился в развлечения и поездки на целых три недели, пришлось подождать.
Шахин, полурусский-полутурок, в девяностые охранял в Москве теневых хозяев первых российских банков. В нулевые был «крышей» крупной сети эскорт-услуг в Восточной Европе. И вот сейчас он – глаза и уши одного из самых знаменитых отелей для сверхбогатых. И он болеет своей работой. И ради нее он готов на все. Он не раз уже это доказал, легко и просто заминая даже самые темно окрашенные скандалы.
Его величество Gizem Palace всегда оставался чист, цел, невредим. Виноватым всегда был кто-то другой.