Пойми… я до последнего надеялся, что это пройдет. Это жуткое, кошмарное, тяжелое безумие, когда ты намертво влюблен в своего ребенка, но только в ту его версию, в которой он – мальчик. Представь, а? Когда ты родилась, я всем знакомым на полном серьезе говорил, что у меня мальчик. Говорил и действительно в это верил. И ждал, что боженька исправит свою ошибку… И я однажды проснусь, а в кроватке мальчик вместо девочки… Мальчик! Мальчик! Мальчик всей моей жизни.
Друзья смотрели на меня, будто я безумец. Они-то знали, что у меня девочка… Вся… вся моя жизнь изгажена, растоптана, вывернута и выпотрошена. Этой самой девочкой. Тобой, Кира. И добреньким бородатым боженькой…
Взгляд того, кто еще двадцать минут назад был Андреем, стал вдруг осмысленным. Существо тряслось, вздрагивало, но слушало Ромина внимательно и напряженно.
Ромин возвысил голос. Заговорил мучительно:
– Но это не проходило, а только росло, захватывая целиком. Каково тебе, когда на твоих глазах растет ребенок и вся твоя жизнь принадлежит только ему… Ты влюблен в своего ребенка, но только в мальчика, тогда как он родился девочкой. И ты хочешь его… Да, хочешь его… Ты любишь его как отец, как вселенная, но и хочешь его больше всего на свете – как обычный мужик, самец… Его! Но только мужского пола…
Ромин запнулся. Он сам ужаснулся тому, что сейчас впервые в жизни высказал вслух. Собственные слова настолько потрясли его, что он на минуту ослеп и оглох, потерял ориентацию в пространстве, не чувствовал боли…
Говорить ему становилось все тяжелее.
Справился с одышкой:
– И когда моя дочь жила рядом со мной – я еще как-то мог терпеть, что она не мальчик. Но когда ты, гадина, сбежала… решение пришло не сразу. Но оно было единственным, что могло помочь мне просто жить, жить, жить! И я разыскал тебя…
Казалось, Ромин собирается заплакать. Но он, погримасничав, вернул обычное выражение распухшего своего лица, проговорив несколько раз одно и то же:
– И я решил сделать тебе операцию по смене пола. Операцию. По. Смене. Пола. Я решил сделать из тебя мужика. Ты слышишь?! Да! Медицинским путем! Преступным путем!
Я понял, что если ты останешься бабой – не будет жизни ни мне, ни тебе, вообще ничего не будет, и я просто всех поубиваю, всех вокруг, включая себя и тебя. И мой добрый доктор-коррупционер все сделал в своей подпольной операционной. Вопреки тому сделал, что никаких показаний к смене пола у тебя не было. Но он все сделал… Он понимал – иначе ему конец. Хотя конец ему и так пришел…
Я убивал тебя этим? Возможно. Но я оживлял себя! И больше ничего меня не волновало. От страха и шока, что тебе насильно колют уколы и кладут на операционный стол, ты впала в состояние фуги…
Я принял это как дар свыше! Боженька наконец опомнился, думал я. Ведь я получал тебя в мужском исполнении, да еще и с обнуленной памятью! Доктор мне говорил, что радоваться нечему – это состояние может пройти в любой момент…
Тогда я об этом не думал. Я мечтал лишь о том, что вскоре сделаю нам новые паспорта – и мы навсегда уедем из России, навсегда исчезнем. Я ликовал! Я праздновал! Я уходил от правосудия и от той жизни, в которой у меня была дочь. Я хотел подарить тебе рай, себя, всю жизнь! Но Жорик, Жорик, Жорик… приехал сюда, твареныш. Будто больше ехать в мире некуда… И все разрушил, все испортил…
Порывистый ветер забился в конвульсиях. Где-то сзади затрещали кедры, заплакали сосны, жидкие облака спустились на горы, будто подслушивая Ромина, но не веря ушам своим. В тяжелой панике от услышанного, они желали улететь как можно дальше от этого места, но намертво зацепились за верхушки деревьев, и теперь от них отрывались лишь маленькие клоки. Из рваных ран облаков закапала на землю мутная кровь.
Внутри Киры закрутилась центрифуга, завизжал вихрь, заплясала кровавая чернота.
– А-а-а-а… А-а-а-а-а-а-а-а… А-а-а-а-а-а… – орала она, извиваясь по земле. Она билась лбом о каменистую тропу, царапала ногтями булыжники…
Георгий из последних сил прошепелявил сломанным лицом:
– Подлая… Больная… Сволочь… Кира… Т… Ток… Моя Ток… ката… моя родная… Моя… Я… Я люблю… Люблю… Т… Тебя… И плевать… какого ты… пола… Поедем… Уедем… Вместе…
Ромин лениво поднялся, наклонился над Георгием.
– Ну что, Жорик, помнишь, как я вас отжиматься заставлял, а? Помнишь, как ты отжался меньше девчонки, – он кивнул на Андрея, который в тот момент внутри себя превращался обратно в Киру. – А теперь все, Жорик. Время отжиманий безвозвратно ушло.
Ромин обрушил ногу на голову Георгия. Затем второй и третий раз. В широко раскрытые глаза его попадали капли дождя, наполняя их. И когда они уже были переполнены – ручейки вытекали из них, струясь по тому, что осталось от лица.
Ромин аккуратно взял Киру на руки и, шатаясь, пошел по тропе, приговаривая:
– Ничего… Вот теперь все хорошо… Нам больше никто не мешает… Нет больше лжи… Есть только мы вдвоем… Вот теперь все правильно… Пусть ты теперь опять Кира… Но тело-то мужское… Конечно… Конечно, мужское…
– А-а-а-а… А-а-а-а-а-а-а-а… А-а-а-а-а-а… – заорала Кира еще громче, в горле ее клокотало, она забилась, завертелась в руках Ромина, пытаясь вырваться.
Капли дождя сделали их лица еще более страшными, безумными, кроваво-грязными. Холодный горный ветер сбивал ослабевшего Ромина с ног. Он глупо улыбался, то и дело высовывал язык.
С большим трудом он донес Киру до лаврового дерева, где была пещера, куда Ромин отправил Шахина.
И только они подошли к этому месту и Ромин положил на траву полутруп Киры-Андрея, он увидел, что внутри пещеры, глубоко внизу, агент хаотично светит фонарем по всем сторонам.
Ромин крикнул весело:
– Агент, ты как там? Нашел чего?
Тот закричал взволнованно:
– Господи, Миша, слава богу, что ты не ушел! Да нет тут никого. И выхода отсюда тоже нет. Я спрыгнул вниз и оказался в пещере, из которой нет выхода, кроме как через верх. Но мне туда уже не долезть. Давай, вытаскивай меня. Их тут нет, с чего ты вообще взял, что они тут? Вытаскивай меня, Миша…
Ромин сказал как можно более дружелюбно:
– Да ладно тебе? Неужели нету? Ты посмотри получше. Может, они там где-нибудь за камнями прячутся, а? Ты же опытный агент, а не можешь найти в небольшой пещере двух ма-а-а-а-леньких ребятишек?
– Да говорю тебе, нету здесь никого! Ты меня за идиота держишь?! Ты говорил, что тут есть выход на тропу, которая ведет к пляжу. Где он, этот выход? Тут сплошная стена – и все.
Ромин рассмеялся, закричал:
– Да хватит тебе, агент Шахин. Есть же там выход, посмотри получше. Ты у себя под ногами смотрел? Разгреби немного камни, посвети фонарем. Внизу там выход, я тебе говорю точно.
Какое-то время Шахин молчал. Потом надрывно закричал:
– Миша, что это?.. Это череп?! И кости… Ромин?!
Кира неподвижно лежала. Смотрела на отца с блуждающей полуулыбкой.
– Как же тебя земля носит… Как же ветер на тебя дует… Как же солнце может светить на тебя… – она шептала, шептала, шептала…
Ромин хохотал, склонившись над проемом:
– Похоже, ты не справился с заданием, агент Шахин? Похоже, тебе больше нельзя доверять, да? Ну, так смотри на этот череп – это и есть выход из пещеры. Сознаюсь, я немного преувеличил, что он ведет к тропе. Я, прямо скажем, не совсем в курсе, куда ведет этот выход. Может, спросишь у костей? Или у Господа? Поищи, не прячется ли там где-нибудь Господь, а? Наверняка закопался в песок и только и ждет, когда же агент Шахин его обнаружит. Череп этот, чтобы ты знал, принадлежал довольно умному и оборотистому человеку. Он хотел отжать у меня отель на первых порах, пока я был еще неопытен. И тебя со мной еще не было. И вот. Я нашел для него отличный выход из положения! И выход из пещеры.
Шахин умолк. Затем выхватил пистолет и выстрелил вверх – туда, откуда говорил с ним Ромин. Тот отшатнулся, хотя пуля в проем даже не попала.
Ромин заорал:
– Шахин, ты совсем идиот?! Кто же будет тебя вытаскивать, если ты меня убьешь?
Агент начал стрелять во все стороны. Когда патроны закончились, заорал высоким голосом:
– Ромин! Ты что делаешь?! Ты без меня никто! Вытащи меня отсюда! Ты что творишь, Миша? Ты… Да все документы сделаны на меня! Я же по бумагам владелец отеля! Ты что делаешь?
Ромин понимал, что патроны в обойме закончились, но сел чуть подальше от проема.
Заговорил, словно оправдываясь:
– А что я делаю? Я ведь не убил тебя, агент? Прими это как благодарность за твою работу. Ты посиди там, подумай. Наберись сил. Скоро придет утро – начинай кричать. Вдруг кто мимо пойдет, услышит и спасет тебя.
– Миша! Я прошу тебя! Кто тут пойдет?! Этого поворота с главной тропы никто не знает! Миша, Миша!
Ромин больше его не слушал.
Опустился перед Кирой на колени, смотрел ей в лицо. Попытался оттереть ей лоб и щеки, но кровь уже засохла и кончился дождь.
– Я смотрю на тебя и не понимаю, кто ты. Кирюша… Токката… Андрюша… Ты просто существуешь, ты просто есть – как ночь, как кровь, как смерть… Ты неведомое существо. И это моя вина… Моя мечта обосралась…
Он схватил Киру за горло, медленно сдавил. Она хрипела, не сопротивляясь.
Ромин закричал изо всех сил. От постоянного крика голос его стал сиплым и низким:
– Но мне был нужен мальчик, слышишь ты?! Я это говорил и твоей мамаше, и этой шлюхе тете Лене, помнишь ее? Помнишь? В дурке дни свои доживает. Когда ты сбежала, я устроил ей такую жизнь… м-м-м-м… такую жизнь! И я сделал все, чтобы ты стала мужиком, я всех купил, я сделал новые паспорта, я украл у населения России огромные деньги – и все это для того, чтобы нашу любовь ничто не омрачало до конца наших дней… И что я получил? Вот это существо, которое сидит сейчас передо мной?! Которое ничего не может, ничего не хочет, ничего не видит, не слышит?! На это я положил всю свою жизнь?!
Кира задыхалась, глаза медленно закатывались кверху.
Ромин понял, что переусердствовал, быстро отпустил руку. Он подался вперед, схватил Киру, притянул к себе, обнял, стал качать, будто младенца.