оей воли, гнева и агрессии (кроме физической и порчи имущества) по отношению к специалисту разрешено и зачастую приветствуется, потому что это дает клиентам важный опыт проявления себя. Есть различные техники, построенные на гневе.
Клиенты учат меня разным вещам, благодаря которым я продолжаю развиваться. Так, одна клиентка рассказала мне про технику рескриптинга, предложила мне изучить, предоставив несколько ссылок на материалы специалистов. Описания меня заинтересовали, и я стал изучать этот подход.
Задача метода – создать сильное конкурирующее эмоциональное переживание. Не просто фантазирование, а создание другой эмоциональной реальности, то есть переписывание эмоциональных переживаний, связанных с травматичным событием (англ. rescripting – «переписывание сценария»). Новое переживание должно дать облегчение и очень приятное состояние в конце сессии. Для достижения такого результата необходимо удовлетворить потребность человека: если ему страшно – его надо защитить, если стыдили – убрать стыд через поддержку, если он чувствовал беззащитность перед насильником – защитить его.
Процесс заключается в том, что мы с клиентом идем в травмирующие ситуации в прошлом. Клиент рассказывает ситуацию и представляет себя в ней, подробно называя детали. Попасть в травму сложно, потому что психика сопротивляется, это естественно. Поэтому специалист помогает наводящими вопросами, связанными с органами чувств (зрение, слух, тактильность, запах): «Что вы видите, слышите?», «Что вас окружает?», а также эмоциями: «Какие чувства, переживания возникают?» Клиент старается не просто рассказывать о чувствах и эмоциях, а по-настоящемудостаточно сильно их переживать. Другими словами, мы должны войти в травму, ощутить ее тяжелые состояния. Для того чтобы клиент мог сосредоточиться, ему рекомендуется закрывать глаза.
Я при этом присутствую, слушаю и соучаствую. Мы вместе видим клиента, когда он или она были ребенком, подвергавшимся насилию. Мы, два взрослых человека, его защищаем, поддерживаем и даем ему все необходимое.
Также сложно во время нахождения в травматичном переживании выбрать сценарий, который помог бы ощутить новую эмоциональную реальность. Терапевт помогает, спрашивает, чего не хватает. Если человек ушел в регресс в ситуации, когда ему было пять лет, он не знает, чего он хочет или что можно сделать. И, например, если человек в пять лет не мог проявлять здоровый гнев, потому что это было небезопасно и бежать было некуда, тогда специалист предлагает от себя варианты действий: «Если сделать вот это?», «А вот так?», «Если поступим так?» На какой-то вариант человек может ответить согласием, потому что он ему нравится. Мы совершаем это действие до того момента, когда человеку становится хорошо и тяжелые чувства его отпускают.
Итогом совместной работы является создание клиентом конкурирующего эмоционального переживания в прошлой ситуации, в котором на этот раз все закончилось хорошо. И когда человек в жизни снова сталкивается с триггером, он уже опирается на новое конкурирующее переживание, когда ему стало хорошо.
Приведу пример. В некоторых сессиях рескриптинга я предлагал клиентке: «Можно я дам вашему отцу по морде?» Дело в том, что мой рост два метра и есть опыт боевого карате. А отец клиентки – насильник ростом 1,7 метра. Клиентка разрешала, я «заходил в комнату, валил ее отца на пол и держал его». После этого спрашивал ее, достаточно ли этого и что с ним делать дальше. Дальше действовали по желанию клиентки. Такая работа приносила ей облегчение, потому что удовлетворялась потребность в защите кем-то сильным.
Мы проделали это с клиенткой несколько раз. Клиентка разговаривала со своими родителями, мы их «били», орали на них, высказывали все, что хотели. Некоторые сессии приносили клиентке облегчение, некоторые – нет. Но в целом, как мне кажется, это был один из этапов получения опыта, что проявление своего гнева – это нормально.
В итоге это эмоциональное переживание стало конкурирующим, закрепилось в ее психике, и она к нему прибегала в моменты сильного регресса при работе с другими специалистами рескриптинга и после того, как мы завершили с ней работу. В моменты сильного регресса в проработке ситуаций раннего детства, когда она не знала, что делать, и прочие варианты действий не ослабляли эмоциональное напряжение от травмы (например, бежать и т. д.), она «звала» Алексея (меня), и я «разбирался» с обидчиком.
Позже на сессиях с другими клиентами я по возможности также делал когнитивную реструктуризацию, называя вещи своими именами. Это делается для того, чтобы поставить под сомнение устоявшиеся убеждения, например, «Я не могу ничего сделать», «Я была сама виновата», «Я спровоцировал такую реакцию против меня», «Ничего изменить нельзя».
Ощущение гнева по отношению к токсичным родителям естественно и нормально. Я тоже нередко ощущаю этот гнев, когда клиенты рассказывают о насилии, которое творили или по сей день творят их родители, и стараюсь говорить о своем гневе, когда это уместно, чтобы, с одной стороны, показать клиентам, что выражать гнев – это нормально, с другой – продемонстрировать новый эмоциональный опыт, что этот гнев можно нормально принимать, не бояться его и даже использовать себе во благо, что им можно научиться владеть, не разрушая себя и окружающих. Я использую такое эмоциональное само-раскрытие для передачи этого опыта. Клиенты считывают его от меня вербально и на уровне нейронных связей в процессе психического отзеркаливания и формирования у себя аналогичных нейронных связей.
В симбиозе с токсичными родителями одно из самых страшных и тяжелых ощущений в детстве – невозможность проявлять себя, в том числе свою здоровую уместную злость. Невозможно, потому что для этого нужно ощущать свое право на это чувство. Для этого, в свою очередь, нужны личное пространство, свои границы и ощущение своей ценности, которые у ребенка из токсичной семьи, как правило, очень слабые.
Вообще гнев есть у детей с рождения, он идет рука об руку с любовью, нежностью и привязанностью к матери. Младенец с рождения обладает положительными и негативными чувствами к матери. Это хорошо видно самим матерям, а также часто подтверждается в психоаналитическом наблюдении за младенцами, начиная с возраста нескольких недель или даже дней. Ребенок с самого начала испытывает эти амбивалентные чувства и учится этому противоречию, что объект любви и ненависти – одна и та же мать, одна и та же грудь, которая кормит. Ребенок постепенно учится «возмещать ущерб», который он наносит матери в своих приступах ярости. Ребенок также учится благодаря этому возмещению справляться с тревогой и виной. В этот период ребенку очень необходима мать, которая будет выдерживать все состояния ребенка, и хорошие, и плохие. Такая мать дает ребенку возможность научиться справляться со своими чувствами, понять, что его злость не разрушает мать, что отношения каждый раз восстанавливаются. Ребенок учится любить, принимать мать и себя такими, какие они есть. Он привыкает к тому, что гнев можно проявлять, например, там, где ребенку нужно отстаивать свои границы, дать понять, что ему что-то не нравится.
В отношениях с токсичными матерями ситуация складывается иначе: младенец, как правило, не имеет нормальной возможности для проявления своего гнева. Матери психически неустойчивы и не позволяют детям проявлять такие чувства, потому что не выдерживают, пугаются, уходят в печаль или проявляют агрессию. Это выражается в том, что матери в такие моменты уходят от общения с ребенком, обижаются, замыкаются, плачут или, наоборот, остро реагируют, наказывают, кричат, истерят, бьют. В результате дети в токсичных семьях проходят через психологическую драму, которую можно схематично показать в виде цепочки событий, происходящих между матерью и ребенком:
Звено 1: мать является самым важным объектом психики, потому что от нее зависит выживание, поэтому выражать гнев на нее нельзя – в условиях симбиоза с матерью это агрессия против самого себя, это очень страшно.
Звено 2: если же попробовать проявить гнев хотя бы немного, то мать в ответ, как правило, проявляет еще бóльшую агрессию, и поэтому, опять же, выражать гнев на нее нельзя – ребенок получит еще больше избиений и унижений, а также еще большую тревогу, что мать оставит ребенка и он без нее умрет.
Звено 3: гнев на токсичную мать копится без возможности выплеснуть это чувство на нее.
Звено 4: чтобы не выплескивать скопившуюся злость на мать, незрелая психика ребенка прибегает к защитным средствам, среди которых идентификация с агрессором, стыд, вина и страх – одни из самых сильных.
По этой причине маленький ребенок в токсичной семье растет в тяжелом противоречии: с одной стороны, копится нормальный гнев, а с другой – усиливаются страх, вина и стыд, мешающие его выплеснуть. Чем больше скопилось гнева на мать, тем более плохим и ужасным считает себя ребенок, то есть опять же параллельно усиливаются вина и стыд. Образуется замкнутый круг.
Мне нравится метафора коллег, которую я хотел бы привести здесь применительно к этой теме. Со временем психика такого ребенка напоминает подводную лодку с горящим отсеком[10]: злость и противоборствующие ей вина и стыд устраивают психический «пожар», и, чтобы спасти лодку, задраиваются все внутренние перегородки, но огонь в отсеке не прекращается и лодка продолжает свой ход в таком состоянии. Силы организма тратятся на эту тяжелейшую борьбу, которая не прекращается ни на секунду, даже во сне.
Внешние симптомы такого психического кризиса, сопровождающегося высоким внутренним напряжением, могут быть самые различные – неврозы, тики, замкнутость, физическая слабость и заболевания, эмоциональная нестабильность, страшные сны, энурез, аллергии, самонаказания, снижение интереса к жизни, ослабление социальных контактов (друзья, кружки и секции, одноклассники), общее снижение интеллекта (внутренний кризис съедает слишком много ресурсов организма и не помогает прямому выживанию) и, как следствие, плохая успеваемость в школе и т. д.