Советы и рассуждения часто ведутся из положения «сверху», то есть человек воображает, что он понял ситуацию, например, из рассказа человека или поста в соцсети. Но при этом забывает, что даже подробные рассказы и посты часто не содержат важной информации о происходящем в психике рассказчика – человек боится или «забывает» рассказать, то есть вытесняет. В итоге советчик не рассуждает, а осуждает другого. Положение «знающего» и «сверху» исключает готовность быть гибким, принимать противоречия и опыт, с которым «знаток» до этого не сталкивался, и поэтому новый опыт ему может быть непонятен. Я такое часто вижу среди коллег-психологов и психиатров, у них это часто проявляется в навыке вешать на людей диагнозы и раздавать советы.
Пример 1
Беременная женщина обратилась за помощью в связи с усилившимися тревогами. Помимо рекомендаций, психолог сказал: «Вы своей тревогой делаете плохо ребенку, поэтому постарайтесь выполнить все мои советы, чтобы тревога снизилась». У женщины усилились тревога и вина за нанесение ущерба своему ребенку. Формально врач был прав, сказав это из «лучших побуждений». Но это был профессиональный и этический провал: к имеющимся тревогам женщины специалист добавил новые.
Люди, комментирующие чужие ситуации, часто встают на тонкий лед рассуждения о вторичной выгоде человека, делая это без сочувствия. Например, говорят, что человеку так удобно, он или она не хочет ничего менять.
Пример 2
Женщина в соцсети пишет, что она всю жизнь живет с мамой и никак не может начать свою жизнь, мама «поедает ее», издевается, а женщина подчиняется маме и содержит ее. В ответ на пост вылезают «десять из ларца, одинаковых с лица» в белых пальто из ателье «Сущая правда». Они открывают женщине секрет, что та «не сепарирована» и «сама виновата».
Своими вопросами они загоняют ее, как волка, красными флажками на охотника: «Зачем же вы общаетесь с мамой?!», «Боже мой, неужели вы не видите, что она вас использует?», «Почему вы соглашаетесь на это, неужели вам себя не жалко?» В финале они выводят ее на «охотника», чтобы сделать «контрольный выстрел в голову»: «Вы сами способствуете этой ситуации, потакаете и соглашаетесь. У вас есть вторичная выгода». Убийственный довод «валит жертву».
На все попытки женщины что-то добавить они тыкают в «пойманную жертву» раскаленным клеймом «Вторичная выгода». «Великие инквизиторы» приправляют откровение страшными предсказаниями, что женщина так и проведет всю жизнь с мамой и не познает всех видов счастья: женского, человеческого, профессионального, астрального, кошачьего и т. д. Закончив выведение на чистую воду, они гордо удаляются с чувством выполненного долга. Их одежды еще долго сияют на горизонте белым маревом. Женщина же остается заклейменная и с ощущением, что она полное ничтожество и лгунья.
Во-первых, позиция советчика менее энергозатратна, а позиция открытости, принятия и поддержки – более. Во-вторых, «советчики» часто не очень хорошо чувствуют границы другого человека и поэтому нарушают их, вторгаясь, как трактор, в чужой огород, повалив забор и растоптав цветы. Это довольно характерно для нас, людей постсоветского пространства, поскольку уважение к личным границам у большинства еще находится в процессе формирования. В-третьих, позиция «советчика» легко позволяет в «советах» маскировать собственную агрессию и недовольство собой. Другими словами, советы становятся формой отыгрывания своих тяжелых чувств. Например, человек сам не может решить вопрос с личной сепарацией и сообщает эту претензию другим или начинает всех учить этому. Настойчивые советы адресованы, прежде всего, советчику, но он переносит их на других людей: «не замечая бревна в своем глазу, указывает на соринку в чужом»[18].
Когда свое «бревно» давит на глаз, человеку очень хочется давать советы на больную тему, чтобы ослабить свое психическое напряжение. Поэтому некоторых людей буквально не удержать от раздавания советов. Такая безудержность и навязчивость – первый признак того, что вещающий сам акцентирован на этой теме, и она не дает ему покоя.
Другая причина сильного желания советовать кроется в раннем травматическом опыте (как и многие другие желания). В детстве у детей не было никакой реальной власти над родителями. Видя растерянность и пассивность родителей, дети могли пытаться показать родителям ошибочность их действий и вред их состояний. Движимые страхом за себя и за них, дети пытались достучаться до них, открыть глаза на правду в надежде, что они услышат и исправятся. Например, отец бросит пить и прекратит всех бить. Или, например, мать выйдет из депрессии и снова станет живой, теплой и разговаривающей. Но дети не могли изменить родителей и ситуации, которые те провоцировали. Попытки докричаться ни к чему хорошему не приводили: вместо изменения себя родители хотели перекроить своих детей. Эти попытки не помогают и сейчас.
Для того чтобы советовать что-либо в такой глубокой и деликатной теме, нужны такт и эмпатия. Это значит, что нужно чувствовать боль человека и говорить осторожно, чтобы не навредить. Почувствовав непонимание или другое затруднение в процессе – остановиться и не продолжать, принять любой ответ, потому что речь идет о границах другого человека и его травматичном опыте. Здесь может помочь простое напоминание самому себе: «Если я сейчас не скажу человеку важный совет, ничего страшного не произойдет, солнце останется на небе, и человек проживет без моего совета. Я не могу изменить другого, лучше попробую изменить себя, поработаю со своими "бревнами"».
Если человек может или не может что-то делать – это всегда часть его отношений с близкими и с миром. Сепарация и ответственность за себя – это тоже часть общего состояния человека и его отношений. И здесь мы подходим к одному из важных пониманий, почему человек не делает для себя вещей, которые другим очевидны. Если человек, например, получил психологические травмы, развиваясь с токсичными родителями, то его опыт может не содержать ощущений своей автономии и права на нее. То есть человек умом может понимать, что ему нужно жить отдельно, но это сейчас неприемлемо в его бессознательном опыте. А бессознательный опыт, как известно, самый мощный и всегда первичен – он определяет общий ход нашей жизни: выбор партнера, профессии, круга общения, степени самостоятельности, а сознание (логика, правила социума и т. д.) – лишь тонкая конструкция на бессознательном. Эта конструкция важна, она помогает нам адаптироваться в обществе. Но для работы с бессознательным нужны силы, время и нередко посторонняя помощь. Если же в психике слабо ощущение своей ценности в самостоятельности, то любое отделение от матери или отца грозит ощущением сильнейшей тревоги, с которой нет сил справиться. Поэтому, чтобы не сталкиваться с ней, человек не сепарируется. И, в общем-то, поступает логично, не ввязываясь в авантюру, на которую нет сил.
Самый эффективный способ помочь разобраться и что-то изменить – думать не «что» происходит (это очевидно), а о том, «почему» это происходит. В этом способе мы пытаемся понять процессы в психике человека, который принимает такое (или другое уничтожающее, как нам кажется) отношение к себе, терпит его и даже ищет или активно создает, как женщина, живущая с мамой (пример 2 в этой главе). Каждый из нас находится в тех отношениях, которые ему на сегодняшний день по плечу. Человек сам бессознательно и сознательно сделал все для того, чтобы оказаться именно в этих отношениях здесь и сейчас. Именно они ему нужны сейчас. Именно в них он может существовать на данном этапе жизни и чувствовать себя живым. Если у человека отнять такие отношения, человек просто-напросто может применить к себе один из способов саморазрушения: умереть, заболеть, покалечиться, попасть в аварию. Да, отношения могут быть тяжелыми и даже невыносимыми (особенно для наблюдающих со стороны), но способен ли человек сейчас на другие?
Помимо тревоги, часто добавляются вина и стыд, вместе эта «троица» создает такое мощное сопротивление, что, если человек начинает с ними бороться, он оказывается полностью затопленным этими чувствами и идет на дно, как «Титаник», окруженный айсбергами под названиями «Апатия», «Ужас», «Депрессия», «Соматические заболевания», «Потеря работы» и т. д. Если же человек при таком раскладе все же начнет сепарацию, в бессознательном возникнет сильнейший конфликт, который закончится, скорее всего, не самым лучшим образом: «айсберги потопят Титаник». Например, человек накажет себя за попытки отделиться угрызениями совести, физическими травмами, потерей денег и материальных ценностей, кризисами на работе и т. д.
Но что происходит в диалоге такого человека со «знающим» советчиком? Утрированно происходит следующее:
– Я не могу переехать от мамы.
– Но ведь ты теряешь самое ценное время своей жизни!
– Знаю, но мне страшно отделяться.
– Опомнись, мать тебя пожирает!
– Понимаю.
– Ты так можешь прожить всю жизнь, не имея детей!
– Ты права.
– А еще ты свои мечты не исполнишь, не реализуешь себя!
– Остается только умереть. Я никто.
– Не забывай дышать маткой!
– Но я мужчина.
– Тем более, раз у тебя такой недостаток!
– И что же мне делать?
– Господи, я тебе уже столько раз сказала, а ты меня не слышишь!
Что мы видим? Советчик не находится в эмоциональном контакте с человеком и полностью копирует поведение «токсов». Любой ответ он использует для продавливания своих «доказательств» и «убеждений». Что получает человек, находящийся в затруднении, от такого токсичного диалога? Он получает усиление чувства, что он не прав, не делает, что нужно, и очень плох, то есть снижение самооценки и уныние. Лишение человека надежды и введение в уныние – один из самых тяжелых этических проступков. Профессионалы, конечно, увидят еще один аспект: возможно, критик находится в так называемом «дополняющем переносе», то есть сливается с фигурой токсичного родителя собеседника и начинает говорить как его родитель, переполняясь чувствами матери или отца: нетерпением, навязчивым желанием исправлять, нападением на границы ребенка