Когда он меня отпускает, я поворачиваюсь к Лис:
– Думаю, сегодня та самая ночь.
– Та… – ее взгляд перемещается на бутылки в руках Гидеона, – та самая ночь.
Я пообещала Лис, что мой первый алкоголь будет выпит вместе с ней. Я хочу повеселиться. Хочу забыть тебя. Хочу сделать что-то ради себя.
Нат качает головой:
– Не знаю, Грейс. Может, стоить подождать, пока ты… Ну знаешь…
– Все нормально, – говорю я. – Я хочу. Мне восемнадцать, скоро мы выпускаемся. Мне нужно, не знаю, пройти посвящение или типа того.
– Вы говорите о своем, о девичьем, – говорит Гидеон. – Я вообще не понимаю, о чем вы.
– Увидишь, – отвечает Лис, хватая меня за руку. – Веди нас туда, где можно найти выпивку для взрослых.
– Прошу вас, прекрасные дамы, – Гидеон ведет нас через гостиную, переходящую в кухню.
Как только мы входим, нас приветствуют члены труппы, все в разных стадиях опьянения. Главная комната просторна и полна света, в центре огромный персидский ковер, а на стенах гобелены из Индии. Удобные диваны землистых тонов стоят в форме буквы Г, а стопка книг по искусству и путешествиям лежит в центре большого журнального столика. Две кошки свернулись под ним и подозрительно осматривают комнату.
Когда мы подходим к стойке с напитками, Лис просматривает бутылки и хватает апельсиновый сок и водку из рук Гидеона.
– Я приготовлю тебе «Отвертку», – говорит она.
Нат смотрит на водку и морщит нос:
– Звучит опасно.
– Это просто водка и апельсиновый сок, – поясняет Гидеон и бросает взгляд на меня. – Ты никогда раньше такое не пробовала?
– Она ничего раньше не пробовала. – Нат берет «Спрайт». – Я возьму это.
Гидеон облокачивается о стойку со скрещенными руками:
– Это и правда твой первый алкоголь?
Я киваю:
– Самый первый.
– Ладно, подожди, – говорит он Лис. – Мы не можем позволить ей пить это дерьмо.
Он открывает холодильник и достает маленькую бутылку шампанского, а потом бокал для шампанского из шкафа.
– Твои родители разве не заметят, что ее нет? – спрашиваю я.
Он машет рукой, а потом открывает бутылку:
– Их там штук десять.
Гидеон наливает шампанское в бокал и передает мне. Его пальцы касаются моих, и прикосновение словно наэлектризовано.
«Я убью себя, если ты расстанешься со мной».
Я делаю глоток. Оно вкусное, холодное и с прекрасными пузырьками. Жидкое золото. Я чувствую тепло внутри почти сразу. Делаю еще один глоток побольше.
– Ну? – спрашивает Нат.
– Идеальная первая выпивка, – отвечаю я.
Гидеон ухмыляется:
– Успех!
Кто-то его зовет, и он отдает мне бутылку:
– Сейчас вернусь.
– О боже, – говорит Нат, как только он отходит достаточно далеко, – Какой же он милый, а?
Очень милый, нужно признать.
– Считай, что сегодня ты отдыхаешь от работы свахи, – говорю я ей. – Серьезно. Я просто хочу повеселиться с подружками и напиться. Больше не говорим о парнях. Пожалуйста.
Они зажимают меня между собой в объятии. Как же я люблю своих лучших подруг. Может, я не права. Может, они бы тоже попытались спасти меня из горящей машины.
А потом я понимаю: ты и есть горящая машина.
Я допиваю бокал шампанского, хватаю их за руки и тащу на задний двор. Там тихо – все внутри танцуют и поют караоке, и это хорошо, потому что я могу потерять контроль над собой и не хочу, чтобы у меня были зрители. У Гидеона нет бассейна – у него есть японский дзен-сад, водоворот белых и серых камней, и меня сразу же отвлекает лунный свет, блестящий на них.
– Вау, – говорю я.
– Теперь я понимаю, почему он такой… Гидеон, – говорит Лис. – Я бы тоже стала мастером дзена, если бы у меня была такая фигня на заднем дворе.
Нат наплевать на сад камней. Она единственная из нас замечает, что меня трясет.
– Грейс. – Она крепко держит меня за руку.
И тогда я сдаюсь. Крупные слезы и всхлипы, и я больше не хочу быть с тобой, Гэвин. Я не хочу, прости меня, и я люблю тебя, но больше не могу так продолжать, я не могу, не могу ненавидеть свою жизнь, и я хочу, чтобы все прекратилось, почему оно просто не прекратится?
– Ублюдок хренов, – говорит Лис. – Смотри, что он с ней сделал.
Я не могу перестать плакать и цепляюсь за Нат, пока Лис ходит взад-вперед.
– Ты не можешь оставаться с ним, – говорит Лис.
– Ты знаешь, что он это сделает, – отвечаю я. – Он не шутит.
– Ну и пусть делает, – резко отвечает она.
– Лис, – рычит Нат, – не помогаешь.
– Я все еще люблю его, – говорю я, когда мои всхлипы затихают.
– Но ты больше не хочешь быть с ним, дорогая, – говорит Нат. – Это нормально. Люди расстаются. Такое бывает, знаешь ли. То, что ты хочешь с ним расстаться, не делает тебя плохим человеком.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю… Если бы он не был таким… И Гидеон… Я не знаю, блин.
Раздвижная дверь открывается, и Нат поворачивается, все еще обнимая меня.
– Привет, Гидеон, – говорит она. – Прости. Женское ЧП.
– Она в порядке?
– Нет, – отвечает Лис сухо.
Я поворачиваюсь к нему:
– Прости. Я в порядке. Все будет хорошо.
– Могу я что-то сделать? – спрашивает он, протягивая мне еще один бокал шампанского. – Кроме как продолжать поставлять шампанское, конечно же.
Я благодарно беру бокал.
– Это идеально.
Он улыбается:
– Хорошо. Я вернусь в дом. Но если вам нужен наемный убийца, взломщик паролей или джедай, вы знаете, где меня найти.
Я смеюсь:
– Ладно.
Он уходит, и Лис поворачивается ко мне.
– Ты можешь заполучить джедая. В чем тут вообще сомневаться?
Я опустошаю бокал шампанского за один глоток.
– Полегче, – говорит Нат.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает Лис.
Теперь я чувствую себя спокойнее и решаю, что мне нравится шампанское.
– Нужно убедиться, что он начнет принимать лекарства, – говорю я. – А потом посмотрю, изменит ли это что-то.
– А если нет? – спрашивает Нат.
Я сглатываю:
– Тогда… я с ним расстанусь.
Я это сделаю, Гэвин. Соберись, потому что, твою мать, клянусь, я закончу наши отношения.
Глава 31
Я на четвереньках, мою плинтус в столовой. На часах пять пятнадцать, а ты будешь здесь в пять тридцать. С вечеринки у Гидеона прошло несколько дней, и сегодня твой день рождения. Так как сегодня вторник, у нас нет спектакля вечером, и я веду тебя в новый итальянский ресторан возле твоего вуза. Я говорю себе, что если ты не начнешь принимать лекарства к концу недели, я с тобой расстанусь. Но я уже подумываю над увеличением этого срока. Неправильно бить лежачего. И это невозможно, когда это твой любимый.
Я пытаюсь не запачкать платье, разбрызгивая чистящий спрей по полу, а потом проводя по нему тряпкой. На тряпке не остается грязи, потому что ее там нет, черт побери.
Новая затея мамы в том, что нужно делать генеральную уборку каждый день. Помыть пол, вытереть пыль, пропылесосить, отмыть туалеты и все такое. Вчера на столешнице осталось несколько капель засохшего соуса от пасты, и она начала кричать, что весь дом похож на свинарник. Учитывая работу, школу, репетиции и теперь этот крестовый поход по уборке в доме, я совершенно разбита. Когда я встретилась с тобой в воскресенье после дневного спектакля, то заснула на середине фильма, который мы смотрели у тебя дома. Ты накрыл меня одеялом и просто долго обнимал.
Я правда не знаю, как бы прошла через это все без тебя, уводящего меня из дома или забирающегося в мою комнату по ночам, навещающего меня на работе. Когда я тебе звоню, ты берешь трубку после первого же гудка. Ты первый человек, к которому я обращаюсь, когда дома все становится тяжело и нелепо. Ты был моим спасательным кругом, и сейчас мне нужно стать твоим. Я пообещала себе, что перестану терять любовь к тебе. Я снова в тебя влюблюсь, потому что иначе ты убьешь себя. Я знаю, что ты это сделаешь. Я не хочу быть эгоистом. Или опрометчивой. Я хочу правильно поступить с нашими отношениями. Ты этого заслуживаешь, мы оба заслуживаем.
Я не позволяю себе думать о Гидеоне. Иначе каждый раз я чувствую себя виноватой. Я люблю тебя, и мы так много вместе прошли. Тебе со стольким приходилось мириться: с моей семьей, расписанием, учебой в старшей школе. Как я могу тебя отпустить после всего того, что ты сделал для меня? Как могу я с тобой расстаться тогда, когда нужна тебе больше всего? Так что я запихиваю Гидеона в закрома своего разума. Снова и снова.
Закончив, я выпрямляюсь.
– Мама? – зову я. – Они чистые.
Я слышу, как она идет по коридору, а за ней и Сэм. У нее темные круги под глазами, а краска на волосах потускневшая. Я вижу серые волоски в ее хвостике. Странно видеть мою маму неидеальной. Она с почти религиозным рвением относится к волосам и ногтям. Она наклоняется и изучает плинтус.
– Ты пропустила пятнышко, – говорит она, указывая на маленькое пятнышко на стене над полом.
Я наклоняюсь и стираю его тряпкой, в двух секундах от истерики. Я думаю о тебе и нашем свидании, и как сильно мне нужно отсюда убраться.
Но она стоит и качает головой:
– Тебе стоит еще раз все протереть, – говорит она.
Я не могу больше сдерживаться. Глаза наполняются слезами.
– Мама, пожалуйста. Гэвин будет здесь в любую минуту, у нас свидание…
– Чем быстрее ты начнешь работать, тем быстрее закончишь.
– Но у нас столик заказан…
– ЧТО Я СКАЗАЛА?
Все ее лицо внезапно искажает ярость, и я больше не могу, я сдаюсь и говорю все, что хотела сказать последние несколько месяцев.
– Весь дом чист, мама, идеально чист. И я устала, истощена и больше не могу это делать. Не могу. С тобой что-то не так…
Она поднимает руку и дает мне пощечину. Я врезаюсь в проход, уставившись на нее в шоке, прижав руку к горящей щеке. Она хватает меня за плечи и трясет так сильно, что я прикусываю язык.
– Почему с тобой все время одни разборки? – кричит она.