Я отстраняюсь.
– Мы с Гэвином вместе уже почти год. Он – часть меня. Если я его брошу, это будет… То есть… ты так говоришь, словно я могу просто… – Я машу рукой. – Это не так легко.
«Уходи, – умоляю я его. – Я тебя разрушу. Я сломана».
Пальцы Гидеона отпускают мои, и он облокачивается о ворота со скрещенными на груди руками.
– Почему?
Он не говорит это со злостью или раздражением, его глаза не сужаются, как твои, когда ты зол на меня. Скорее, такое впечатление, что то, что я остаюсь с тобой, – математическая задачка, которую Гидеон не может решить. А он действительно, действительно умный. И я не единственная тут, кто совершенно, полностью, на сто процентов озадачен.
– Потому что… – Я хмурюсь и поднимаю книги и свой рюкзак. – Потому что я просто не могу, понятно? Я… люблю его. – Поднимаю подбородок и пытаюсь произнести эти слова более убедительно. – Я люблю его.
Гидеон качает головой.
– Ты говоришь, что любишь его, словно это вопрос, а не ответ.
Он отталкивается от ворот и делает шаг вперед. Мне нужно отступить, но я этого не делаю. Он вытаскивает бумажку из кармана и кладет ее между страницами моего учебника по статистике.
– Ты стоишь ожидания. – Он криво улыбается. – Увидимся вечером.
Он собирается уходить, и что-то во мне рушится, но потом Гидеон оборачивается и решительно сокращает расстояние между нами. Прежде чем я успеваю двинуться, или запротестовать, или еще что, он наклоняется и прижимает губы к моему лбу, его пальцы касаются моего подбородка.
Я таращусь на него, когда он отходит.
– Слов нет. Отлично, как раз на это я и рассчитывал, – ухмыляется Гидеон. – Я давно хотел это сделать.
А потом он по-настоящему уходит, засунув руки в карманы, сумка на длинном ремне перекинута через его плечо.
Часть меня хочет побежать за ним, развернуть и подарить ему поцелуй, который я представляю каждый раз, когда начинаю скучать в классе.
«Выбери его».
«Сделай это».
«Ты чертова дурища, не дай ему уйти».
Я жду, пока Гидеон повернет за угол, а потом иду через кампус. На полпути через площадку я вижу направляющуюся ко мне фигуру. Эта походка такая знакомая. Широкие шаги, руки раскачиваются.
Я останавливаюсь. Смотрю.
– Где ты была? – требуешь ответа ты.
– Э-э-э… – Худший кошмар. ХУДШИЙ КОШМАР. – Просто… готовилась. Ну, понимаешь, к вечеру.
Как могла я позволить Гидеону поцеловать меня? Поцелуи в лоб считаются, конечно же, считаются.
– Уже почти три тридцать, – говоришь ты.
Школа заканчивается в два сорок. Как это возможно, что мы с Гидеоном провели почти час вместе? А казалось, пару минут. Секунд.
– Я…
– Питер и Кайл сказали мне, что видели тебя с каким-то парнем из вашего спектакля. Гидеоном. Кто, черт возьми, этот Гидеон? Это тот парень из автобусной поездки в Орегон? Тот, который тебя обнимал?
Изменила ли я только что своему парню? Я обманщица?
– Да, этот тот парень. То есть просто… Он в постановке и…
– Ты только посмотри на себя, – говоришь ты. – Ты мне врешь. Я тебя знаю. Что ты скрываешь?
Ты хватаешь меня за плечи, словно хочешь вытряхнуть счастье прямо из меня. Я думаю о том, как это делала мама, со злостью в глазах. Сделаешь ли ты мне больно, Гэвин?
– Ничего, – говорю я. – Клянусь, ничего.
Мой взгляд цепляется за записку Гидеона в книге. Отвлекающий маневр. Мне нужен отвлекающий маневр. Не знаю, что в письме, но что бы там ни было, ты захочешь это прочитать, и тогда ты узнаешь, ты узнаешь… Гидеон говорит такие вещи, как «мне нравится твой разум. Ты единственный человек, который понимает мои странности».
Ты опускаешь руки.
– Я приехал, чтобы отвезти тебя поесть чертово мороженое. – Я краснею, чувствуя вину. – Чтобы отпраздновать последний спектакль.
– Гэвин. Мы разговаривали о театре и об альбоме, который нам обоим нравится, и потеряли счет времени, вот и все.
– Каком альбоме? – Так как это ты, и это музыка, то от моего ответа зависит, как пройдет этот день.
– Radiohead. «Kid A».
Ты фыркаешь.
– Конечно же. Депрессивная фигня.
Интересно, станет ли Radiohead последней каплей. Не понимаю, как ты можешь их не любить.
Ты пригвождаешь меня таким взглядом, что желудок сводит.
– Ты изменяешь мне?
– Гэвин… – Я протягиваю к тебе руку, но ты отталкиваешь ее. Кожу щиплет от удара.
– Ты. Изменяешь. Мне?
Я качаю головой.
– Я люблю тебя. Я бы никогда тебе не изменила. Не могу поверить, что ты такое сказал.
Отвлекающий маневр. Вот как поступают обманщики.
Ты кусаешь губу. Глаза наполняются слезами. Как могла я так поступить с тобой?
– Эй… – Я прижимаю тебя к себе. Это не так, как с Гидеоном, который обнимал меня. Мне нужно обнимать тебя. Нужно держать тебя, чтобы ты не развалился на части.
Убью. Себя.
– Я не могу потерять тебя, – шепчешь ты. – Не могу.
Проходит бог знает сколько времени, и ты отстраняешься и тянешься к моим книгам.
– Я подержу их… – начинаю говорить я, но ты забираешь их из моей мертвой хватки.
– Что это? – спрашиваешь ты, вытаскивая записку Гидеона.
Я вырываю ее из твоих рук, улыбаясь.
– Прости, – говорю я. Дразни, флиртуй, отвлекай. – Это суперсекретное женское от Натали.
Ты сужаешь глаза:
– Ну да.
Я не люблю азартные игры, но у меня нет выбора. Я протягиваю ее тебе.
– Прочитай, если хочешь. Это все о боли в животе, мальчиках и…
Ты смотришь на нее какое-то мгновение, и мне кажется, что ты знаешь, но, может, не хочешь знать. Ты отмахиваешься от записки.
– Да нет, спасибо.
Я засовываю записку Гидеона в карман, руки дрожат. Ты такой умный, Гэвин. Если бы ты не пригрозил мне убить себя, я бы выбрала Гидеона в тот самый момент, когда он сказал: «Выбери меня». Или даже лучше, я бы выбрала себя.
Ты обнимаешь меня за плечи:
– Прости, – тихо говоришь ты. – Просто когда Питер и Кайл…
– Понимаю, – говорю я. – Я бы тоже рассердилась.
Твоя рука проскальзывает в задний карман моих джинсов, остается там.
– Гэвин, – говорю я, выбираясь из твоих объятий. – Нас могут увидеть…
– И?
Желудок сводит.
«Ты стоишь ожидания».
– Мне нужно домой, – вру я.
На тебе футболка с надписью «Рок-звезда», которую я купила тебе, как только мы начали встречаться. Тебе она нравится. Иногда ты просишь меня поспать в ней, чтобы она пахла мной. Она уже выцвела, и возле плеча дырка, и мне хочется сказать, разве наши отношения не так же выцвели?
Ты вздыхаешь:
– Давай я хоть подвезу тебя.
Я забираюсь в машину, но вместо того, чтобы ехать ко мне домой, ты везешь меня к своей квартире и паркуешься.
– Серьезно? – говорю я, но ты останавливаешь меня поцелуем и расстегиваешь мне джинсы.
– Здесь? – шепчешь ты в мои губы. – Или внутри?
Мы не заходили внутрь с моего первого визита. Но я тебе должна. Вина плавает во мне, угрожает взять надо мной верх.
Я отодвигаюсь от тебя.
– Внутри, – шепчу я. Я бессильна. И, может, я этого и хочу. – Но у меня действительно мало времени.
Уголки твоих губ поднимаются:
– Нам и не нужно много времени.
Когда мы заходим внутрь, я отдаюсь твоему прикосновению, поту и слюне, мокрым поцелуям. Потому что ты этого заслуживаешь. Потому что это самое меньшее, что я могу сделать. Я думаю о письме Гидеона в кармане джинсов и надеюсь, что оно не выпадет. Ты толкаешь меня на колени. Снимаешь свое белье. Твои глаза умоляют. Требуют.
Ты прав. Нам и не нужно много времени.
Глава 36
Я стою за кулисами, готовясь отдать последние распоряжения. Кайл на сцене произносит финальную речь клоуна. Я в темном луче синего света, и Гидеон подходит и обнимает меня со спины, его руки скрещены на моей груди, подбородок лежит на моей голове. Он такой высокий.
– Гидеон… – шепчу я. Нас могут увидеть. Но я не отталкиваю его. Сегодня последний спектакль. Больше не будет пряток вместе в темноте.
Мы стоим так несколько минут, я утопаю в нем. Он шепчет смешные вещи мне на ухо, пытается меня рассмешить. Его губы касаются моих волос, когда я распоряжаюсь выключить свет. Это в высшей степени непрофессионально, но мне нравится каждая полная вины секунда.
– И… включаем свет, – говорю я в свой микрофон.
Сцена освещается ослепляющим ярким светом, и Гидеон выбегает вместе с остальной труппой в центр сцены. Они поднимают руки и кланяются. Они машут мне выйти на сцену, а также мисс Би. Слезы наворачиваются на глаза, и внезапно я осознаю, что это мой последний спектакль. Следующий уже будет в университете.
Снова за кулисами; все парят. Это был хороший финальный спектакль, и зал был полон. Ребята отправляются в мужскую раздевалку, а я иду за девочками в женскую, чтобы помочь с костюмами. Она маленькая и пахнет духами и косметикой.
– Не могу поверить, что это был наш последний спектакль, – говорит Лис. – Мы выпускаемся через десять недель.
Нереально.
Натали бросает на меня взгляд, подкрашивая губы.
– И… – говорит она.
– И… – говорю я в ответ.
Она закатывает глаза:
– Я обожаю тебя?
Я рассказала им о том, что случилось днем, кроме последней части с тобой. Ненавижу себя за наши физические отношения теперь. Словно я теряю часть себя каждый раз. Вскоре ничего не останется. «Глупая, глупая девочка. Ты заслуживаешь того, что получила».
– Я его не заслуживаю, – говорю я. – Он… У меня такой багаж.
– У тебя проблемы с папочкой.
– Как я и сказала: багаж.
Глаза Нат вспыхивают:
– Да прекрати уже. Хватит тупить. Ты сделаешь Гидеону больно. Уже делаешь.
– Знаю, – шепчу я. Я пыталась игнорировать тоску в глазах Гидеона, боль, когда я стараюсь держаться от него подальше.
– Я на стороне Нат, – говорит Лис, поправляя свое розовое коротенькое платьице, а потом надевая чулки по колено с пришитыми бантиками.
– Люблю тебя, – говорит Нат. – И я понимаю, что все с Гэвином хреново. Но нельзя получить все и сразу. Нечестно ставить Гидеона посередине.