— Кафешный пистолет.
— Ага. Ни фига общего с деньгами, ограблением или клубной территорией, это верняк.
— Вы считаете, убийца — его жена?
— Вряд ли, но предполагаю, как было дело.
— Кобыла Делла? Он был женат на кобыле?
— Как было дело, Бенни, я имел в виду, мне всё ясно.
— Мне нет, Шеф.
— А тем временем небольшое попустительство Вингмейкера привлекает целые толпы якобы ковбоев.
— А разве якобыки — не тупые волосатые животные?
— Именно. И они меня не одурачат. — Они вошли в часовню и обнаружили там галерею ассассинов, толпящихся вокруг тела. Огромный электрический вентилятор разгонял мясных мух.
— Класс, настоящее чаепитие. Кто-нибудь ещё придёт поржать?
— Блинк, — кивнул Джек Кома с каменным лицом.
— Понял, что я имел в виду, Бенни? Время фанатов.
— Слишком много стряпчих для тебя? — ухмыльнулся Спектр. — Почему-то не очень верится.
— Кто твой клиент?
— Рыба в бочке, Генри. Как минимум я мог бы найти семью того, кто потерял пульс, получить фрактальный аккомпанемент.
— Да уж, несчастный агнец. Кровь невинных — материал Брэди. А поскольку Вингмейкер не разрешает вынос, неплохой масштаб горя и прочих прелестей, ты чёртов защитник обездоленных мафиози. — Блинк хихикнул, раскуривая сигару.
— Мистер Блинк, — заявил протест Вингмейкер, — это святое место.
Блинк хрюкнул.
— Это святое издевательство, падре. Я видел миллионы пятен — каждое на что-то похоже. Помню, после бунтов НЛП я видел лужу — вылитый наш Бенни, сидящий на каком-то динозавре. И в тот вечер медиа не свирепствовали. Так что кончайте набивать слова о любви мне в уши.
— Тело брошено ровно поперёк границы штата, мистер Блинк, — объявил Кома. — Я претендую на равные полномочия.
— Ладно, Шерлок, — Блинк взвесил сигару, нахмурившись. — У тебя какой процент обломов?
Фейлсейф добрался до тела. Когда он двигался в свитых волокнах закона, он выглядел столь огромным вызовом собравшемуся обществу, что осознать его просто невозможно. Чужой, йети, человек-невидимка — их здесь быть не могло, и их здесь не было.
Вне себя, Спектр шваркнул дипломат на передвижной алтарь и отщёлкнул замок.
— Боже, как мне это нравится. Все пешки на доске, Генри. Замети свои чёрные бюджетные налоги, и доска станет серой. Я даже готов представлять здесь вон ту немолодую милашку. Может, это будет нечто?
— Нечто, — буркнул Блинк. Он хмурился на воздух перед собой. — Нечто странное.
Фейлсейф ступил на границу штата, ту тонкую территорию, свободную от внешних манипуляций. Когда он перешагнул тело, он превратился в фигуру из фосфенового потока, молнию в бутылке — на короткое мгновение шапка поляризовалась, и каждый увидел то, что хотел увидеть. На него обрушился поток внимания. Вингмейкер увидел Бога собственной персоной, дарующего благословение трупу. Кома увидел мошенника из своей юрисдикции, сдающего всех и вся. Спектр увидел фотогеничного психопата, трахающего тело и утверждающего, что это общество его вынудило и что он хочет юридической помощи. Генри Блинк увидел комбинацию этих трёх и своей матери.
— Ма, — сказал он, шатнулся вперёд и остановился с порыбевшими глазами. — Ты принесла оладушки?
— Не отвечай, — выпалил Спектр.
— Богу ни к чему оладушки, еретик! — завопил Вингмейкер.
— Они ворованные, — объявил Кома.
— А почему бы и нет, — сказал Бенни, увидевший человека, освежающе оправданного и невинного.
Наголовник упал с головы Фейлсейфа, когда он вынул кольт «Дабл Эдж» и встал точно в центре обзора.
— Только, чур, вишенку не брать, — пробормотал Блинк с вялым лицом, а потом ухмыльнулся. — Так то ж правонар со старомодным шлемом Зевса. Присоединяйся к компании, мальчик. — Он вытащил «АМТ Аутомаг». — А теперь на шаг назад от чуда и бросай дырокол.
Фейлсейф бросил кольт и, воздев руки, слегка дрогнул вперёд.
— Стой, где стоишь, мальчик, — крикнул Кома, наводя 41-зарядный «Джулиани».
— Он мой, Кома, — на пару миллиметров за линией.
— Ты совокупляешься со знанием, древним, как карп, мистер Блинк, — крикнул Вингмейкер. — Этот человек под защитой церкви — тащите свои откровенно дошлые разборки наружу.
— Я не исполню свой общественный долг, если не дам вам сейчас в глаз, падре.
— Это несчастный случай, — возопил Фейлсейф.
— Как поэтично, — хмыкнул Блинк. — Приглядись, и ты увидишь крошечные парашютики на моих слезах. Ты единственный кандидат, явившийся под покровом тайны, мистер. Так что вина на тебе.
— Никаких разговоров с метеозондом, — улыбнулся Спектр, подходя к Фейлсейфу. — Ты невиновен, и тебе сейчас нужен друг.
Фейлсейф рефлективно потянулся к голове — на нём ли ещё наголовник? Как вдруг Кома сграбастал его со спины, перетягивая через границу.
И тогда на него накинулись все, дёргая его туда-сюда, как рычаг скоростей.
— Разрешите представиться! — вопит Спектр, прижимая свою визитку к лицу Фейл-сейфа, как святую облатку.
— Не считаешь отказ ответом, ты? — ревёт Блинк.
— Милосердное место ждёт, парень!
— Когда он умрёт, я хочу получить право на добычу ископаемых!
— Ты имеешь право на злость, мужик!
— Грубо, но честно!
— Неуполномоченный убийца, чтоб тебя благословило!
— Жизнь и перемены!
— Мой клиент загадочным образом невиновен!
— А какие дорогие штаны!
— У меня то же количество ног — думаете, есть связь?
И их ноги в пылу борьбы били и попирали бурую Мадонну — глянув вниз, они обнаружили фазированный контур чудовищного грузовика, самолётный чемодан, пруд кубиков, надувные молотки, свинью на колёсах, невнятного бродягу, лукавого шерифа, скрывающего ответы, карту Дании, верблюда, горностая, кита. Вломившись, пресса довершила разгром.
Фейлсейф на ходу придумал алиби со столь захватывающим правдоподобием, что копы в ужасе спрашивали у него, правда ли, что это лишь плод его воображения. Пресса назвала его Идиотическим Убийцей. Сбитый с толку Вингмейкер говорил о Фейлсейфе как о «нашем крошечном лучике солнечного света». Блинк сделал заявление, что «это хороший мир — я объединил силы, чтобы устроить разборку. Так или иначе, я хочу его в лаванде». Во имя уважения к покойному Спектр предложил десять лет молчать об истинном положении дел. Президент выступил с речью, рекомендуя срок от двух до шести.
Обалдевший от безумия этих поступков Фейлсейф, сидел среди прочих пустышек на привинченном к полу кресле и читал по губам мультики с выключенным звуком. Граница затуманилась. К тому моменту, как внимание переключилось на другую тему, даже он сам забыл, кто он такой, и решётка на его окне сливалась с текучими формами в небе.
Интервью
— Мистер Фендер, входите, рад, что вы смогли прийти. Как, нормально нашли нас?
— Я стёр адрес…
— А, да, ясно, присаживайтесь, давайте уберу эти ксерокопии подальше.
— В бойне траффика, скрученный между внезапными машинами, одурманенные водители, озабоченные выживанием, двести ярдов с развевающейся гривой.
— Ну, я рад, что вы сумели добраться. Садитесь уже.
— Я не предвзят.
— Конечно, конечно. Итак, мистер Фендер, я прочёл ваше резюме, да, я изучил его и должен сказать, я впечатлён. Кофе?
— И поживее.
— Да, а… Жанет? Принеси, пожалуйста, мистеру Фейдеру кофе. Хорошо. Итак, чем вы интересуетесь?
— Крошечными дамами.
— Чего?
— Крошечными дамами среди цветов.
— Прошу прощения?
— О да. Отведите меня к ним.
— О чём вы вообще? Крошечные дамы?
— Отведите меня туда, и я покажу вам, как это бывает с пламенеющей головой.
— Вы имеете в виду акротерию? Классические орнаменты? Что ещё вы узнали за восемь лет архитектурного обучения?
— Я признал, что основы необходимы.
— И?
— Ну… а что, недостаточно?
— Ясно. Увлечения?
— Филателия и когти.
— Когти.
— Если честно, я соврал.
— Про когти?
— Про филателию. Только когти, я их обожаю. Дайте мне поскорее чуток.
— Мне кажется, мы бежим впереди паровоза, мистер Фендер…
— Факт, что когти прекрасны, и я тоже.
— Сейчас, я Думаю, настал момент обсудить обстоятельства вашего ухода с предыдущей…
— Я слушаю.
— А? О, Жанет, кофе — спасибо. Вот мы и тут. Да, где мы, собственно?
— Моя первая должность. С чего начать? Ладно, эта страна — ад одобрения, одна большая перфокарта. Когда ты молод, думаешь, что страх встретится с утопией, и деньги поменяют руки.
Надеешься и требуешь. Когда мировые силы правят публикой, чудо начинает кусаться. Ты растёшь, родственные связи растягиваются, как клей, и, в конце концов, обрываются, но ты всё ещё надеешься улететь в свежий мир к изумительному будущему. Зачастую я не знаю каждое из правил, но случайно нарушаю их десятками. По крайней мере, меня вроде все слушают. Я зыркал с яростью, когда говорил это, думал, так проще протолкнуть мою мысль. «Матушка, матушка, — также говорил я, — вот моё первое предложение», а потом потерял контроль. Большие жирные лица на карнизе, задницы и порка — так я себе представлял дом. Место чистое и при том пылающее. Клиент столько плакал, что его лицо отмылось и стало мягким, как у ребёнка. Дорогой пони для дочери, и т. д., теперь это. Суньте его тело не тем концом в духовку. Человек даже не может оценить свои трагедии. Плавающие угли моих устремлений несло потоком по всей земле — я спал, я хорошо ел, я прекратил стремиться к цели. Меня начала презирать толпа кредиторов. Сидел часами, курил, пялился в окно и мечтал, не в первый раз, чтобы стать слабоумным морским львом. Залитый солнцем обман, переданное по телевидению утешение, я падал в пучину страха. Бритьё доставляло неудобство, и я обнаружил, что избавлюсь от него быстрее, если суну лицо в огонь. Я циркулировал, была драка, мои руки оказались втянуты, вращалось яростное оружие, я хлопнул коктейль, порвал всё лучшее, раздувая фальшивые ощущения. Буду с вами честен, признаюсь, жертвы сходили с ума. Страшные люди. То были они или я, и я рад, что всё кончилось. Неожиданно я на грузовике достиг беспорядочности — тела были в идеальном состоянии. Ну, по большей части. Знаете, как это выглядит через лобовое стекло. Обнаруженный, живой, разрывающийся между мелкой кражей и трудными временами, я никогда не знал, что существует так много повязок. Снова через границу, зловещие дела в доме, который я снял. Я рыдал, когда написал своё имя на бомбе — они этого не ожидали, я так думаю. Крик, визг, в чём разница? Поверьте мне, я знаю. Ярлык иногда запятнан кровью. По ту сторону своего лица, уважаю ли я вас? Дружелюбно ли объявление войны, пока лежит в конверте? Многие из нас существуют за простыми техаспектами общества — на самом деле нас ужасно легко обнаружить. Вот что, наверно, так вас пугает. Слабая жизнь всё ещё достаточно велика, чтобы нажать на кнопку. Обаяние быстро сгорает — а что потом? Утончённость давно заброшена. Ни к чему причёсывать ваш череп — мы все в курсе. В скучном доме не бывает приключений, а? Сортирный стандарт, зато дорого. Больше года ваши руки движутся на верёвочках, указывая в другую сторону, нежели ваши молящие глаза. Потом вы сдаётесь раковому пластику, притворное радушие перед конкурентами и честность, редкая, как порнография с сюжетом. И вы ласкаете смерть, как триумф. Профессии нужны пла