щим секунды рефери и пытаясь восстановиться, он чувствовал себя стейком, хорошо отбитым молотком искусного повара. На последней секунде Дан оторвал колено и, словно угорь, ускользнул от подскочившего противника. Он тоже работал как безумный, вкладывая себя всего в каждый удар. Ему было плохо, но теперь Дан замечал, что и противник, так же как и он сам, становится больше похожим на жертву автокатастрофы. Внезапно чемпион, обманув Реззера, ворвался на ближнюю дистанцию и, сломав защиту, буквально впечатал свой кулак в голову Дана. Реззер вновь увидел стремительно мчащийся ему навстречу пол. Зал взорвался ревом, чемпион, вздернув руки, пошел по кругу. Но Дан, к изумлению почти всех присутствующих, вновь поднялся. Он сам был удивлен, что не потерял сознания от того страшного удара, который пропустил. Противник вновь подобрался, но Реззер заметил брошенный на него тревожный взгляд. Дан собрал всю силу и волю, чтобы продолжить бой и выглядеть лучше, чем он себя чувствовал. Он практически ничего не видел и уже совсем ничего не ощущал… И тут случилось чудо. Каким-то непостижимым образом Реззер почувствовал, что так же вымотанный, но еще не побывавший на полу чемпион открылся, вынашивая в голове последнюю атаку. И тогда Дан ударил. Ударил, не готовясь и сам находясь почти без сознания. Ударил, вложив все, что еще осталось в его измученном избитом теле. Чемпион рухнул как подкошенный. Дан даже не нашел в себе силы ударить во второй раз, пока рефери еще не остановил его. Но первого удара оказалось достаточно. Чемпион не двигался даже после того, как рефери закончил счет. Выскочившие в клетку медики унесли его на носилках. Рефери поднял Реззеру руку, и в следующее мгновение Дан упал, теряя сознание.
Датчики движения сработали неожиданно под самое утро. Задремавший в своей тесной замаскированной землянке, Гоблин проснулся мгновенно, ничем не выдавая изменения своего состояния. Он осторожно положил руку на плечо лежащего рядом Гризли и ощутил ответное касание ладонью к своей руке — Гриз либо не спал, либо проснулся так же незаметно. На дисплее коммуникатора в кромешной тьме тревожно мигал рубиновый огонек датчика входа в природный каменный коридор. Гоблин, не спуская глаз с коммуникатора, терпеливо ждал. Наконец, после долгого ожидания, за время которого пехотинцы могли бы добежать и до лагеря, рубин огонька сменился изумрудом. Словно проснувшиеся от спячки личинки насекомого, пехотинцы, двигаясь плавно, будто в полусне, выползли из-под насыпанного поверх брезента слоя земли толщиной в штык саперной лопатки. Бесплотными тенями скользнули они к чернеющему в теле скалы проему тоннеля. Из оружия и экипировки сейчас у них были лишь спецназовские ножи, сверхпрочные полутораметровые шнуры для связывания, скрученные определенным способом, да легкие бронежилеты. Гоблин шагал первым, двигаясь с осторожностью охотящейся кошки. Активированные приборы ночного видения давали отличную яркую картинку, позволяя без напряжения разглядеть каждую травинку под ногами. Каменный коридор внезапно оборвался и тотчас, видимо все же почувствовав приближающихся охотников, неведомый ночной гость возник в проеме. Тело Гоблина среагировало быстрее разума, метнувшись вниз, вбок и вперед. Он даже почувствовал кожей на бритом виске движение воздуха, рассекаемого длинной тяжелой стрелой. Сзади охнул Гриз, а Гоблин, как таран, врезался массивным плечом в противника, не дав ему спустить уже наложенную на лук вторую стрелу. Стрелок отчаянно сопротивлялся, сбитый с ног, смятый обрушившимся на него сверху пехотинцем. Он даже сумел вывернуться, крутясь, будто ящерица, и выхватить откуда-то продолговатый тонкий кинжал. Но Гоблин уже вновь вцепился в него мертвой хваткой, точно бультерьер, в мгновение добравшись до руки врага и обезоружив его во второй раз. Еще несколько секунд длилась ожесточенная рукопашная схватка, в которой пехотинец подтвердил превосходство имперской школы рукопашного боя над теми попытками отбиться, которые предпринимал ночной гость.
Гоблин скрутил хрипящего противника, заломил ему руки и уперся ему коленом в узкую спину чуть пониже шеи. А потом облегченно вздохнул, увидев вваливающегося на площадку Гризли.
— Ты, верно, решил, что тут и для меня работы немного? — Гоблин говорил с усмешкой, сам, однако, тревожно осматривая друга.
— Чертова стрела. Угодила в жилет, но так, словно конь копытом лягнул. — Гигант потирал грудь под расстегнутым бронежилетом. — Я всю дорогу назад то пролетел, то прокувыркался.
— Ну что ж, раз уж ты от махалова откосил, тебе его до лагеря переть. — Гоблин, успокоившись, улыбнулся теперь без тревоги.
Пленника споро скрутили шнурами, лишив какой-либо возможности двигаться, и положили на землю перед выходом. Гризли присел рядом, выполняя роль сторожа. Гоблин же быстро прибрался, пряча следы своего пребывания.
Когда они размеренным шагом вступили в контролируемую зону — Гоблин чуть впереди, невозмутимый и спокойный, Гризли с пленником на плече сзади, скалящийся довольной улыбкой возвращающегося с добычей охотника, их встречал весь лагерь. Ученая братия только хороводы вокруг них не водила, пока они несли пленника к тому блоку, где содержали его предшественников. Здесь их уже ждали несколько ученых во главе с Эль Гаррудтом и Челтон.
Пленный в основном походил на людей. Только бросалась в глаза его непропорциональная худоба да узкокостность. Грудь больше напоминала птичью. Столь же узкая голова с маленьким носом и ртом. Но глаза… Глаза были огромные и восхитительно красивые, хотя совершенно не похожие на человеческие. Они были круглой формы и более всего смахивали на глаза хамелеона. Волос ни на голове, ни, судя по открытым до плеч рукам, на теле пленника не было вовсе. Однако схожесть с шевелюрой придавал пышный сноп мягких эластичных отростков. Вблизи эти отростки походили на причудливые подводные организмы. Издали же можно было принять их за копну сплетенных туго косичек. Существо было трехпалым, с худыми, но жилистыми руками и ногами. Вообще все его тело было обвито веревками жестких мускулов. И по заверению Гоблина, который сделал своему командиру короткий доклад, он был ловок, цепок и силен, как большая дикая кошка. Он носил с собой весь свой нехитрый скарб: оружие древнего охотника — большой тугой лук, разделочный нож, моток то ли жил, то ли непонятного растения для тетивы, немного грубого хлеба, сыр, кусок вяленого мяса и горсть небольших и не очень понятных предметов. Сержант, как и притихшие исследователи, с нескрываемым интересом рассматривал пленника. Но в отличие от ученых, его занимала практическая сторона дела. Никаких приспособлений, вроде подзорной трубы, хотя бы примитивной, из кожи и кусков горного хрусталя, у пленного не обнаружили. Да и доклад Гоблина настораживал. Сержант, не обращая внимания на остальное, пристально рассматривал глаза ночного гостя, подойдя к нему вплотную. И в глазах этих было чему удивляться. Они совершенно не зависели друг от друга, как у ящериц, позволяя своему обладателю наблюдать в различных направлениях. Но не это привлекло сержанта. Не мудрствуя над догадками, Челтон раскрыл жалюзи на окне, из которого открывался вид на далекие скалы, и, повернувшись к пленнику, просто ткнул рукой в сторону гор:
— Смотри!
Совершенно рефлекторно пленник скосил один глаз в окно. Челтон с восторгом не меньшим, чем у ученых, наблюдал, как сдвинулась радужка, резко и намного сужая зрачок. Происходящее внутри глаза не было видно, но сержанту было достаточно и того, что он сейчас наблюдал. Челтон убедился, что ночной гость способен изменять оптическое разрешение глаза, что это именно тот наблюдатель и снайпер, который, обладая природными снайперскими прицелами, мог следить за действиями имперцев, оставаясь невидимым. Попытки Эль Гаррудта разговорить пленника ни к чему не привели. Тот молчал, словно немой. Сержант жестом попросил профессора выйти наружу.
— Это сэйс, вне всякого сомнения. — Челтон был мрачен и задумчив. — Именно про таких невидимок говорил нам тот пленник. И очевидно, что это совершенно иная раса. Скажите мне, профессор, как на одной планете могут существовать два совершенно разных вида разумных существ?
— Ну, теоретически для этого нет никаких помех. — Эль Гаррудт буквально дрожал от нервного возбуждения, предвкушая возможность безграничных открытий на этой планете. — Практика такого не знала, но что из этого?!
— Ничего, профессор. Мы ожидаем возвращения с войной или миром представителей одного вида разумян, обитающих на этой планете. Разумян, которые однозначно представляют угрозу для безопасности нашей экспедиции. А теперь у нас новый пленный. Вы видели его глаза? Бьюсь об заклад, что он отлично видел нас и на большом расстоянии, и во тьме ночи. А его колчан с луком вы видели? Помните тот снайперский выстрел стрелой с транквилизатором? Что мне останется делать, если соплеменники и тех и этих решат от нас попросту избавиться? Я не смогу в сложившейся обстановке обеспечить полноценную безопасность вашему персоналу. А открытый конфликт приведет к бесчисленным жертвам и не даст нам ничего. Мы в любом случае вынуждены отойти и доложить командованию. Здесь нужна либо политика полного невмешательства, либо полноценная продуманная колонизация. В любом случае не нам делать этот выбор.
— Я не соглашусь на эвакуацию сейчас, когда у нас так много предпосылок к открытиям и так мало собранных данных. — Ученый уже понял, что проиграл, но пытался сопротивляться.
— Простите, профессор, но я уже принял решение. Мы сворачиваем лагерь и уходим завтра утром. А до той поры никто из научного персонала не должен покидать нашу стоянку. К нарушителям будет применено силовое воздействие. Все свободны. Да, профессор, этого сэйса можете взять с собой.
Ночь выдалась необычно темная и душная. Небо еще с вечера скрыли тяжелые тучи, не пропускающие к земле света ни одной звезды. Постоялый двор погрузился в сон. В этот поздний час даже те, кто предавался хмельным утехам в зале со столами и лавками, сломались, или разбрелись по комнатам, или уснули тут же, под тихое потрескивание догорающего очага. Бесшумные зловещие тени скользнули из мрака проулка к приземистому зданию. Они не выдавали себя ни скрипом, ни стуком, ворами пробираясь в спящий дом. Одна из теней, ящерицей взобравшись до открытого окна на втором э