Тирсо де МолинаТоледские виллы
ПЕРЕВОД С ИСПАНСКОГО Е. ЛЫСЕНКО
Предисловие H. Томашевского
Комментарии Е. Лысенко
Перевод стихов А. Якобсона
Художники Г. А. В. Траугот
Предисловие
Можно искренне позавидовать тому, кто когда-нибудь отважится написать обстоятельную, построенную на фактах, работу об авторе этой книги, одном из замечательнейших драматических писателей мира. В нем все сплошная загадка. Его подлинное имя? Когда родился? Кто его родители? Где учился? Как и где провел многие годы жизни? Его привязанности и неприязни? Успехи по службе и гонения? А превратности посмертной литературной судьбы?
Если же прибавить сюда и состояние его литературного наследия — испорченные тексты, сомнительные атрибуции, частое отсутствие достоверных датировок, — то станет ясным, сколь такая задача трудна и увлекательна.
Смысл этой вступительной заметки чисто практический: ознакомить читателя лишь с некоторыми реальными фактами личной и творческой биографии автора «Толедских вилл». Художнический же и духовный облик писателя раскроется перед внимательным читателем по мере погружения в причудливый, то авантюрно-романический, то лирический, то сниженно бытовой, то, наконец, серьезно философический и литературно-полемический мир этой удивительной, ни на какую другую не похожей книги.
Мы не знаем ни доподлинного имени, ни родителей ее автора. Известен лишь его литературный псевдоним — Тирсо де Молина, и монашеское имя — Габриэль Тельес.
Что касается даты рождения, то называют целых шесть. Согласно легенде, Габриэль Тельес родился около 1570 года, долго вел бурную светскую жизнь популярного поэта и драматурга и на склоне лет, изрядно устав, постригся в монахи.
В 1874 году в городе Сориа был обнаружен портрет Габриэля Тельеса в монашеском облачении с датами рождения и смерти! 1571 — 1648. Первая дата на портрете близка к легендарной. Однако не так давно найденный на острове Эспаньола-де-Санто-Доминго (Гаити) другой портрет, более наивный и достоверный, ставит под сомнение изображение сорианской находки, а тем самым и датировку.
По мере возрастания интереса к личности и писаниям Тирсо множились поиски. Одному из самых неутомимых и эрудированных биографов Тирсо донье Бланке де лос Риос удалось отыскать в приходских книгах церкви св. Хинеса в Мадриде запись о крещении, помеченную 9 марта 1584 года. В ней говорится о некоем Габриэле (несомненно имя), рожденном Грасией Хулианой от неизвестного отца. На полях записи донья Бланка обнаружила приписку, которая позволила ей утверждать, будто отцом новорожденного являлся дон Хуан Тельес Хирон, герцог Осуна. Казалось, что наконец-то заполнилась одна из лакун в биографии великого драматурга: отыскана не только точная дата рождения (по тогдашнему обычаю крестили на следующий день после рождения), но и мать и отец. Торжество оказалось преждевременным.
Вокруг открытия разгорелись бурные споры. В ход были пущены аргументы всевозможного порядка — от канонического права и социологии до арифметики и психоанализа. Пока судили да рядили и производили всевозможные экспертизы, драгоценный документ был настолько попорчен неаккуратным с ним обращением, что стал нечитаемым. Остались лишь несовершенные фотокопии. Распри продолжались, время шло, приемлемого решения не находилось. Вдруг три новых документа! И новое осложнение: все три с трудом согласуются не только с записью в церкви св. Хинеса, но и между собой.
Не кто иной, как сама донья Бланка обнаружила в архивах прихода св. Себастьяна (Мадрид) запись о рождении (под 1579 годом) некоего Габриэля Тельеса (имя и фамилия?). Следовательно, мирское и монашеское имя совпадают? Часть критиков сразу же восстали: во-первых, такие совпадения чрезвычайно редки, да и собственная тяга Тирсо к перемене имен общеизвестна — до нас дошли три литературных его псевдонима (Тирсо де Молина, Паракуэльос де Каваньяс и Хиль Берруго де Тексарес). Появились и более веские возражения. В конце концов критика пришла к выводу, что ребенок, крещенный в церкви св. Себастьяна, и монах Габриэль Тельес не более чем тезки.
А вот два других документа относятся к Тирсо де Молина уже без малейших сомнений. Первый из них — общий паспорт, выправленный в Совете по делам Индии для семи монахов ордена мерсенариев, отправлявшихся на Санто-Доминго. Документ помечен 23 января 1616 года, и в нем, помимо шести других имен, ныне забытых, значится «Брат Габриэль Тельес, проповедник и лектор. Возраст — тридцать три года, лоб высокий, борода черная». Значит. Тирсо должен был родиться в 1583 году (в крайнем случае в конце 1582 года), то есть прежде даты, указанной в церковной записи св. Хинеса, и после указанной в документе, обнаруженном в приходском архиве св. Себастьяна.
Лет десять тому назад всплыл еще один документ. Документ этот может считаться в какой-то мере решающим, поскольку касается дела по тем временам чрезвычайно серьезного. В эпоху Тирсо лицо, желавшее получить должность в святой инквизиции, обязано было представить доказательства своей моральной благонадежности, моральной благонадежности семьи и чистоты крови всего своего рода. Кандидат на должность обязан был представить свидетелей, которые подвергались поочередному закрытому допросу. Эта своеобразная «анкета» содержала несколько пунктов. Например, знает ли свидетель кандидата лично или понаслышке, может ли свидетель ручаться за нравственность кандидата и т. п. Вот в качестве такого свидетеля и был позван Габриэль Тельес 24 января 1638 года. Показания протоколировались и скреплялись собственноручной подписью свидетеля. «На пятый вопрос он ответил, что от роду ему пятьдесят семь лет и что он никогда не подвергался преследованию за нарушение законов». Габриэль Тельес торжественно поклялся и подписался в том, что ему пятьдесят семь лет. Стало быть, Тирсо родился в 1581 году.
Если даже принять во внимание, что в те времена к возрасту граждан относились без современного педантизма, разрешая бессознательно или сознательно искажать его (например, Лопе де Вега на процедуре, связанной с канонизацией кардинала Сиснероса и состоявшейся 6 октября 1627 года, публично перед властями утверждал, будто ему пятьдесят семь лет. И это вместо общеизвестных шестидесяти пяти!), то и тогда разночтения получаются слишком разительными: 1570 (легенда), 1571 (портрет из Сории), 9 марта 1584 (приходская запись св. Хинеса), 1579 (приходская запись св. Себастьяна), 1583 (подорожная Совета по делам Индии) и 1581 (показания, данные святой инквизиции). Амплитуда — четырнадцать лет. Так или иначе, но кажется логичнее придерживаться собственных показаний Тирсо, чем полагаться на проблематичные приходские записи и апокрифические изображения. Лучше оставаться в пределах 1581 — 1583 годов.
В свете этих фактов еще туманнее рисуется происхождение Тирсо. Отбросив церковноприходские записи, мы лишаем Тирсо соблазнительного для беллетристов родства с герцогом Осуной, а заодно и конкретного имени матери.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что сам писатель, охотно разбрасывающий по своим произведениям множество личных наблюдений, суждений «от автора», полемических выпадов — словом, всего того, что может почитаться материалом «автобиографическим», о своем происхождении хранит гробовое молчание. По незнанию или по соображениям психологического порядка? Об этом можно только гадать. Примеры психоанализа ряда произведений Тирсо, которые продемонстрировали некоторые сторонники внебрачного происхождения Тирсо от герцога Осуны, мало убеждают (например, толкование «Севильского озорника», как мести отцу). Одним из редчайших и очень глухих намеков на семейную трагедию может служить разве что указание в «Толедских виллах» на таинственную сестру, «талантом и несчастиями с ним (автором. — Н. Т.) схожую».
Если стать на твердую почву фактов, то дальнейшая жизнь Тирсо укладывается в довольно скупую хронологическую канву.
Четырнадцатого ноября 1600 года Тирсо находится в гвадалахарском монастыре св. Антолинеса в качестве послушника ордена мерсенариев, основанного Педро Ноласко с целью вызволения пленных (начиная с XVI века заботы этого ордена были распространены и на миссионерскую деятельность в вест-индских колониях). На несколько месяцев возвращается на родину, в Мадрид, затем снова оказывается в Гвадалахаре, где завершает послушничество и принимает постриг 21 января 1601 года. Начинаются годы учения, положенные его монашескому званию. Быть может, именно в эти годы побывал он в университете в Алкала, о чем упоминает Сервантес? К 1604 году биографы Тирсо довольно согласно приурочивают его переселение в Толедо, знакомство с Лопе де Вега, проживавшим там со второй половины того же года, и начало работы для театра, хотя сам Тирсо в «Толедских виллах» сообщает, что писать комедии начал в 1606 году. Именно к этому году относят первую из известных нам пьес Тирсо «Любовь по приметам». Не следует, однако, забывать, что до нас дошла лишь сравнительно небольшая часть театральных произведений Тирсо (семьдесят шесть из четырехсот им написанных), ну а стыдливость автора по отношению к самым ранним опытам нетрудно понять.
В самом начале 1605 года Тирсо возвращается в Гвадалахару, где остается до начала лета. В январе 1606 года и июне 1607 года следы Тирсо снова отыскиваются в Толедо. Более подробных сведений об этих годах не сохранилось. Бывал ли Тирсо наездами в Мадриде? В каком толедском монастыре жил? Точно известно одно: он усиленно продолжает работать для театра. Работает с не меньшей быстротой, чем сказочно работоспособный Лопе. На тирсовской рукописи «Святой Хуаны» собственноручная пометка: «Действие первое. Толедо, 20 мая 1613 года». На заключительной странице: «Толедо, 30 мая 1613 года». Комедия примерно в три тысячи стихотворных строк за десять дней! В феврале 1614 года в «Книге приезжих» монастыря св. Екатерины сделана запись о пребывании в монастыре Габриэля Тельеса. Толедские же архивы сообщают, что в 1615 году труппа Педро де Вальдеса давала в «Месон де ла Фрута» спектакль «Дон Хиль Зеленые Штаны», вызвавший, кстати, насмешливый отзыв Лопе де Вега, который назвал пьесу «нелепой комедией монаха-мерсенария». Более чем вероятно, что на спектакле присутствовал сам автор, ибо в четвертой части «Толедских вилл» — как бы в отместку за отзыв Лопе — Тирсо вспоминает провал пьесы, относя его на счет исполнительницы главной роли Херонимы Бургос, перезрелой любовницы Лопе. Вот как описывает ее Тирсо в Четвертой вилле: «...адская образина, гора мяса, древней, чем поместье в Монтанье, морщинистей, чем кочан капусты...»