Среди всех, кто был тогда у ручья, не нашлось бы ни одного человека, который по стихам дона Леонардо и по глоссе Клеменсии — в поведении еще более откровенной, чем в словах, — не заключил бы, что они любят друг друга. Молва об этом пошла по округе, через несколько дней это уже считалось делом решенным — ждали только, что вот приедет отец красавицы горянки, состоится свадьба и все будут их поздравлять.
Дошла молва и до ушей дона Гильена и его жены. Как люди разумные, они виду не подали, а в душе обрадовались, говоря себе, что, предоставь сын выбор им, они вряд ли сделали бы его удачней. Так получилось, что все мы обманывались, а дон Леонардо не переставал тайно вздыхать и наконец решил нарушить молчание; не полагаясь, однако, на свою смелость, он, очутившись однажды наедине с той, кого считали его дамой, подумал, что родство, дружба и ум Клеменсии побудят ее выступить в его пользу и что лучшего адвоката ему не сыскать.
— С того самого вечера, — сказал он, — когда мы с тобою пели у ручья и ты, сестрица, упрекнула меня в малодушии, а свою красоту украсила еще одним, новым, титулом влюбленной, я все думаю, что тебе в любовных терзаниях хорошо было бы иметь наперсника, с кем поделиться; а как я воображал, что ты ко мне благоволишь и что никто не посмеет оспорить у меня право на должность твоего секретаря, то ждал, что ты со мною будешь откровенна, — тогда я, платя тай же монетой, поверил бы тебе свои терзанья. Но, наверно, ты, по неблагодарности, уже нашла хранителя тайн, более угодного тебе, чем я, либо, по скупости, чтобы не быть в долгу, задумала сама исполнить эту должность — ведь если песня отражала твои чувства и для тебя так важно их открыть, кто иной, как не ты сама, сумел бы их лучше передать. И все же мне хотелось бы, чтобы мы с тобой проверили свою догадливость — кто из нас прозорливей и сумеет верно назвать предмет воздыханий другого. Мне вот кажется, что твои чувства пленил счастливец Мирено. Теперь скажи, промахнулся ли я, и я тоже обещаю признаться без обмана, угодила ты в мишень или нет.
Клеменсия подумала, что дон Леонардо из ревности предложил эту игру, — она ведь часто виделась с моим супругом, жила с ним под одним кровом, и из-за этого, решила она, дону Леонардо кажется, что у него меньше преимуществ, чем у мнимого соперника. Чтобы еще пуще подсушить порох ревности, она отвечала так:
— Любезный братец, с того самого дня, как ты влюбился, я уже знала твои тайны — хочешь не хочешь, а любовь это огонь, и дым ее выдает; и тогда же я надумала, не спросясь у тебя, взять на себя посредничество и заслужить двойную благодарность, когда добьюсь успеха в твоем деле; в то же время мне казалось, что ты поглощен своими заботами и нечего взваливать на тебя еще и мои — истинно влюбленному на первых порах всякая сторонняя мелочь в тягость, — потому я ждала более благоприятного часа, чтобы доверить тебе свои мечты. А угадать особу, которую ты любишь, нетрудно; я знаю ее с той минуты, как ты отдал ей сердце, — она поселилась в этой деревне недавно, мы с нею так близки, что живем под одной крышей, одна душа нас живит, одна воля направляет, и ты давно уже стал единственным ее владыкой — вот и суди, хорошо ли твоя сестра исполнила службу сводни, не дожидаясь твоих просьб. Возлюбленный, которого ты мне приписываешь, имеет столько достоинств, что твоя догадка не лишена смысла. Он мне не противен, а как я ему — не знаю. Вот и распутай то, что я тебе наплела, догадайся, к кому обращены мои мечты и кто, по-моему, твоя дама.
— О, милая Клеменсия, — отвечал дон Леонардо, — в порыве благодарности душа рвется обнять тебя, прежде чем язык похвалит. Не зря ты укоряла меня в трусости, сама в Это время хлопоча о моем счастье! Разгадать смысл твоих слов нетрудно, тут астрология не потребуется. Ты любишь Мирено, и чтобы он крепче привязался к нашему краю и забыл о своем, ты склонила его сестру Линарду полюбить меня. Какая ты умница! Как я тебе обязан! Чем расплатиться с тобой! Неужто возможно, кузина моя драгоценная, чтобы та, которая недавно поселилась в нашей деревне, та, что живет рядом с тобой, под одним кровом, и дружна с тобою так, будто в вас живет одна душа, разделенная на двоих, и одна воля направляет обеих, — чтобы она признала меня владыкою своих помыслов? Чтобы Линарда, из признательности за то, что мой отец оказал ей радушный прием, оказала мне такой же в своем сердце?.. Ах, сестрица, если когда-нибудь я стану полноправным владельцем этих поместий, я половину отдам твоему Мирено, я женю его на тебе, даже если мои родители и твой отец будут против! Повтори еще раз эту счастливую весть! Расскажи подробней! Не говори так скупо! Продли мое блаженство — краткость хороша лишь в соболезнованиях!..
Увы, они пришлись бы весьма кстати бедной Клеменсии — горькая правда рассеяла ее мечты, правда столь же бесспорная, сколь бесспорно было прежде ее убеждение, что она — владычица дум своего кузена, что его любовь на ней остановила свободный свой выбор. Однако девушка была хитра и — истинное чудо разума! — сумела скрыть ревность под маской равнодушия; спешно запасаясь противоядием от ее отравленных стрел, Клеменсия сказала бестолковому кузену:
— Да, братец, Мирено — предмет моих мечтаний и твоих догадок. Он этого не знает, но, возможно, подозревает. И вот за то, что я была твоим толмачом, ты должен стать моим. Ни слова не говори ему о своей любви, пока он, ответив на мою, не изгонит из сердца надежду вернуться и память о родине, — он ведь хочет от нас уехать и выдать сестру замуж за богатого и знатного жителя Майорки, которому ее обещал. Ты ему только дай понять, как сильно я его люблю. Разрешаю тебе говорить в мою похвалу любую ложь, зато я, расхваливая тебя, говорю чистую правду. И верь мне, как я верю тебе, — я обещаю привести тебя к желанной цели.
В ответ на эти обманные речи дон Леонардо рассыпался в благодарностях, стал предлагать самые хитрые способы завоевания мнимого возлюбленного, сказал, что тотчас идет к нему, чтобы приступить к посредничеству, и попрощался. Вообразите горе бедняжки Клеменсии! Слезами заплатила она за истину, вздохами и рыданиями столь же горькими, сколь прежде были сладостны ее мечты. Но, призвав на помощь свою хитрость и сменив любовь ко мне на ненависть, она решила выжить меня с острова и для того стала строить козни, которые могла придумать лишь ревнующая женщина. Она тотчас явилась ко мне и сказала: дон Леонардо, мол, объяснился ей в любви, и она готова ответить ему согласием, он, мол, очень рад, что я буду поверенной их тайн, но покамест надо молчать, потому что дон Гильен хочет женить сына в Кальяри и ежели узнает об их любви до приезда дона Гильермо — так звали отца Клеменсии, — то, несомненно, постарается помешать их браку, а тогда уж дон Леонардо переговорит с ее отцом и заявит, что мечтает стать его зятем. Я поздравила' девушку и пообещала со своей стороны сделать все, что смогу, для ее счастья. Таким образом, она всех нас обманула: меня — своим рассказом; дона Далмао — притворной любовью, по видимости столь пылкой, что дон Леонардо поверил в искренность ее чувств и отныне, когда дон Далмао приглашал его к нам, а Клеменсия лицемерно поддакивала, он стал уклоняться и избегать нас, приводя предлоги темные и туманные, чтобы я не уразумела их смысла и, как он надеялся, испытала муки ревности. Обманула и любимого своего, передавая ему письма, которые она диктовала, а я писала, не подозревая об этих плутнях и полагая, — как уверяла она, — что просто мой почерк разборчивей и дону Леонардо легче будет понять ее мысли; получая же от него ответы, она читала их мне, и я хвалила слог и ум, поздравляла с хорошим выбором; кроме того, она дарила ему всякие пустячки, говоря, что они от меня: локоны — они у нас были одного Цвета и обмануть было нетрудно, — ленты, перчатки, цветы и прочие мелочи, которыми любовь украшает свое хозяйство, — тут влюбленные похожи на щепетильников, что из каждой безделушки извлекают выгоду.
Когда начались все эти события, мой возлюбленный и я прожили уже полгода в мирном сельском уголке. Пришел наконец желанный для моего супруга предел назначенного мною срока — теперь он мог объясниться с доном Гильеном, отказаться от звания моего брата и, с согласия нашего патрона, принять звание супруга.
С этим намерением дон Далмао поехал в Кальяри, чтобы встретиться там с доном Гильеном и, упросив его быть посаженым отцом, вернуться с ним. Дон Далмао уже предвкушал, какой неожиданной радостью для здешних гор и долин будет наша свадьба, хотя, как он думал, она принесет страданье и горе Клеменсии, чья притворная страсть казалась ему истинной. Хитрая горянка воспользовалась случаем. Уже два дня был в отсутствии мой супруг и шесть дней ее дядя, наш благодетель, когда она сказала дону Леонардо, будто я, уступив ее настояниям, готова стать его женой до возвращения моего брата и его отца и для того будто бы желаю — победив стыдливость, сдерживавшую порывы чувства, — поговорить с ним вечером через окно нашего дома, и ежели он, мол, рассеет какие-то мои сомнения касательно будущего нашего брака, то я впущу его в дом, и там любовь его будет вознаграждена.
— И я тоже буду рада, — продолжала коварная девица. — Ведь если Линарда выйдет за тебя, то ее брату придется забыть о своей родине и жениться на мне. Он сам признался, что не отвечал на мои чувства вовсе не потому, будто ему мешали какие-то обязательства или обещания, данные на Майорке богатому искателю руки его сестры; в свое время любовь этого человека привела к соперничеству и вражде с другим именитым дворянином, и Мирено с сестрой, опасаясь мести этого важного лица, должны были бежать. На самом нее деле там все уладилось, соперник женился и Мирено, узнав об этом, решил вернуться на Майорку — для того он и поехал в Кальяри сообщить обо всем дону Гильену и подготовиться к переезду. А теперь, когда вы с Линардой поженитесь, придется ему от этого замысла отказаться, а мне заблещет новая надежда на исполнение желаний.
Обманутый юноша бросился ее благодарить за успешные хлопоты — словами, поцелуями, клятвами он молил ее ускорить наше свидание. Между тем я, не догадываясь об этих хитросплетениях и воображая, что дон Леонардо вздыхает по Клеменсии, спокойно ему улыбалась, дружески с ним беседовала и была любезна как с сыном благодетеля и возлюбленным подруги — все это лишь подтверждало в его глазах ложные уверения коварной Клеменсии. И вот она, раскинув свои сети, как я оп