— Дядя! Донъ Габріэль! — звала она кокетливымъ тономъ. — Войдите, вамъ дома пріятне будетъ разговаривать. Хотя солнце и свтитъ, всетаки день прохладный.
Ho дядя продолжалъ ходить no солнечной сторон и говорить. Любимой темой его разговора была ныншняя бдность собора и прежнее его величіе. Онъ говорилъ о щедрости прежнихъ королей, приводя въ тсную связь блескъ прежняго времени съ величіемъ монарховъ.
— Это правда, — подтверждалъ звонарь, — то время было хорошее. Мы вдь шли воевать въ горы только для того, чтобы вернуть его. Ахъ, если бы побдилъ донъ Карлосъ… Если бы не было предателейю Правда, вдь, Габріэль? Ты можешь подтвердить это — мы вмст сражались.
— He говори вздора, Маріано! — остановилъ его съ грустной улыбкой Габріэль. — Ты самъ не зналъ въ то время, за что сражаешься; ты былъ слпъ, какъ и я. He обижайся, это правда. Ну скажи: чего ты хотлъ добиться, сражаясь за дона Карлоса?
— Какъ чего? Справедливости. Престолъ принадлежалъ семь дона Карлоса — нужно было вернуть его ему.
— И это все? — холодно спросилъ Габріэль.
— Нтъ, это самое меньшее. Я хотлъ, и теперь хочу, чтобы у насъ былъ справедливый король, добрый католикъ, который бы, помимо всякихъ кортесовъ, накормилъ насъ всхъ. досыта, не дозволялъ бы богатымъ угнетать бдныхъ и не допускалъ бы, чтобы люди умирали сь голоду, когда они готовы трудиться… Кажется, ясно?
— И ты думаешь, что все это было въ прежнее время и что твой король это возстановитъ? — Да вдь именно та эпоха, которую привыкли считать великой и благодарной, была самой ужасной и породила все зло, угнетающее насъ теперь.
— Подожди, подожди, Габріэль, — вмшивался донъ Антолинъ. Ты много знаешь, ты больше читалъ, и путешествовалъ, и видлъ, чмъ я. Но въ этомъ вопрос я свдущъ, и не допущу, чтобы ты злоупотреблялъ невжествомъ Маріано и другихъ. Какъ ты можешь обвинять во всемъ прежнее время? Напротивъ того, во всемъ виноваты либерализмъ и теперешнее безвріе. Безъ трона и алтаря Испанія не можетъ существовать, какъ хромой падаетъ, уронивъ костыли;- это ясно видно изъ всего, что длается у насъ съ тхъ поръ, какъ начались революціи. Мы играемъ жалкую роль. У насъ отбираютъ наши острова, — испанцевъ, самую храбрую націю въ мір, разбиваютъ, страна погибаетъ отъ долговъ, сколько новыхъ налоговъ не придумываютъ въ Мадрид. Разв это когда-нибудь бывало?…
— Бывало и хуже.
— Ты прямо съ ума сошелъ… Ты разсуждаешь не какъ испанецъ. Забылъ ты, что-ли, что сдѣлали Фердинандъ и Изабелла. Нечего хирѣть надъ книгами, чтобы знать это! Войди въ хоръ и ты увидишь на нижнемъ рядѣ креселъ всѣ побѣды, которыя они одержали съ помощью Господней. Они покорили Гренаду и прогнали нечестивцевъ, которые держали насъ подъ варварскимъ игомъ шесть вѣковъ. Забылъ открытіе Америки? Кто, кромѣ насъ былъ на это способенъ? Добрая королева заложила свои драгоцнности для того, чтобы Колумбъ могъ совершить свое путешествіе. Этого ты не станешь вѣдь отрицать. А побѣды Карла — го? Что ты можешь привести противъ него? Знаешь ли ты болѣе замѣчательнаго человѣка? Онъ покорилъ всѣхъ королей Европы; ему принадлежала половина міра и «солнце не заходило въ его царствѣ». Испанцы были тогда властителями міра. И этого ты, надѣюсь, не станешь отрицать… А донъ Филиппъ II, этотъ мудрый король, по волѣ котораго всѣ иностранные короли плясали какъ маріонетки. И все это дѣлалось во славу Испаніи и для торжества вѣры. О его побѣдахъ и о его власти я не стану и говорить. Если отецъ его былъ побѣдителемъ при Павіи, то онъ побѣдилъ враговъ въ Сенъ-Кентен… А Лепантъ ты помнишь? Въ ризницѣ хранятся знамена корабля, которымъ командовалъ донъ-Хуанъ австрійскій. Ты ихъ видѣлъ: на одномъ изображено Распятіе. Ты прямо потерялъ голову, Габріэль, если все это отрицаешь. Когда нужно было убить мавровъ, чтобы они не захватили Европу и не угрожали бы христіанской вѣрѣ, кто это сдѣлалъ? Испанцы… Когда турки завладѣли морями, кто ихъ остановилъ? Испанцы, во главѣ съ донъ-Хуаномъ… Новый міръ открытъ былъ испанскими мореплавателями; первое кругосвѣтное плаваніе свершилй испанцы съ Магеланомъ; всѣ славныя предпріятія совершены были нами въ эпоху благоденствія и торжества вѣры. А наука? Въ т времена жили величайшіе богословы, знаменитѣйшіе поэты, не превзойденные съ тѣхъ поръ. И чтобы показать, что источникъ всякаго величія — религія, знаменитѣйшіе поэты и писатели носили платье священниковъ…
Ты скажешь, что потомъ наступилъ упадокъ. Я знаю, но это ничего не значитъ. Въ этомъ я вижу испытаніе Господне, желаніе унизить какъ отдѣльныхъ людей, такъ и цѣлые народы, съ тѣмъ, чтобы потомъ возвеличить ихъ, если они будутъ стоять на прежнемъ пути… Что объ этомъ говорить! Мы помнимъ только великое прошлое, блестящую эпоху Фердинанда и Изабеллы, дона Карлоса и двухъ Филипповъ, — и ее мы хотимъ вернуть.
— А всетаки, донъ Антолинъ, — спокойно возразилъ Габріэль, — та блестящая эпоха, которою вы восхищаетесь, представляетъ собой именно упадокъ и подготовила наше разореніе. Я не удивляюсь вашему возмущенію. Вы повторяете то, чему васъ учили. Другіе, боле образованные, чмъ вы, тоже возмущаются, если затронутъ то, что они называютъ «золотымъ вкомъ». Это происходитъ оттого, что изученіе исторіи сводится у насъ къ прославленію вншняго великолпія, а между тмъ только дикари цнятъ все no вншнему блеску, а не по внутренней польз.
Испанія, конечно, была велика и, можетъ быть, станетъ еще великой націей, благодаря качествамъ, которыхъ не могли уничтожить война и политика. Но эти качества создались въ средніе вка, когда можно было питать надежды, не оправдавшіяся посл того, какъ утвердилось національное единство. Тогда въ Испаніи жило образованное, трудолюбивое культурное населеніе; тогда создались элементы, могущіе породить великую націю. Но зданіе, поражающее васъ своимъ величіемъ, построено зодчими, явившимися извн.
Въ пылу спора Габріэль забылъ о необходимой осторожности, — такъ ему хотлось убдить дона Антолина, который слушалъ его холодно и мрачно и въ немъ вспыхнулъ прежній жаръ, прежнее желаніе обращать людей въ свою вру. Онъ переставалъ скрывать свои убжденія. Другіе слушатели внимали возбужденно, смутно чувствуя необычайность подобныхъ рчей въ стнахъ собора. Донъ Мартино, стоя за спиной своего скупого покровителя, смотрлъ на Габріэля съ нескрываемымъ восторгомъ.
Габріэль сталъ излагать, освщая факты, согласно своимъ революціоннымъ идеямъ, всю исторію иностранныхъ вторженій въ Испанію, а также изображалъ ростъ національнаго духа, который достигъ высшаго напряженія въ конц среднихъ вковъ. Царствованіе Фердинанда и Изабеллы было апогеемъ національной исторіи и, вмст съ тмъ, началомъ паденія. To, что было великаго при нихъ, было результатомъ энергіи прежнихъ вковъ. Сами же они погубили Испанію своей политикой, толкнувъ ее на путь религіознаго фанатизма и возбудивъ жажду всемірнаго цезаризма. Въ то время Испанія стояла впереди всей Европы и играла такую же роль, какъ теперь Англія. Если бы вмсто того, чтобы бросаться въ военныя авантюры, она продолжала прежнюю политику вротерпимости и сліянія расъ, земледльческаго и промышленнаго труда, — какъ бы она далеко пошла!.. Возрожденіе было въ значительной степени боле испанскимъ, чмъ итальянскимъ. Въ Италіи возродилось только античное искусство, но то, что составляетъ другую сторону возрожденія — пробужденіе къ жизни новаго общества съ новой культурой и наукой — все это дло Испаніи, въ которой слилась арабская, іудейская и христіанская культура. Въ Испаніи впервые создалась современная стратегія; испанскія войска первыя стали употреблять огнестрльное оружіе. Испанія открыла Америку.
— Что-жъ, этого теб мало? — прервалъ донъ Антолинъ. — Ты вдь самъ подтверждаешь мои слова, говоря, что величіе Испаніи относится ко времени Фердинанда и Изабеллы католическихъ.
— Я признаю, что это была одна изъ самыхъ блестящихъ эпохъ нашей исторіи, послдній моментъ ея славы, — но тогда же именно началась смерть націи, въ которой смшались арабы, евреи и христіане. Изабелла установила инквизицію; начались религіозныя преслдованія. Наука загасила свой свтъ въ мечетяхъ и синагогахъ, забросила книги въ далекіе углы христіанскихъ монастырей: насталъ часъ однхъ молитвъ. Испанская мысль укрылась въ тни, дрожала отъ холода и, наконецъ, умерла. To, что осталось, направлено было на поэзію, драму и богословскіе диспуты. Знаніе стало путемъ къ костру.
Потомъ явилось новое бѣдствіе; изгнаны были евреи, которые такъ любили нашу страну. Они еще теперь, четыре вѣка спустя, разсѣянные по берегамъ Дуная и Босфора, оплакиваютъ на старомъ кастильскомъ нарѣчіи потерянную родину:
Perdimos la bella Sion
Perdimos tambien Espana,
Nido de consolacion
(Мы потеряли прекрасный Сіонъ — и Испанію — пріютъ утѣшительный).
Они дали наук среднихъ вковъ такихъ великихъ людей, какъ Маймонидъ и служили опорой нашей промышленности. Испанія, обманутая своей жизнеспособностью, надялась, что сможетъ перенести эту утрату и открывала себ жилы въ угоду народившемуся фанатизму.
Потомъ начинается вторженіе австрійцевъ. Нація теряетъ навсегда свою самобытность и начинаетъ умирать. Истинная Испанія, чуждая посторонняго вліянія, это — та, въ которой христіанское населеніе, съ примсью арабовъ, мавровъ и евреевъ, отличалось вротерпимостью; это Испанія, въ которой процвтали земледліе и промышленность, въ которой были свободные города. Она умерла при Фердинанд и Изабелл католическихъ и смнилась Испаніей фламандской, которая сдлалась германской колоніей, истощала свои силы въ войнахъ, не имвшихъ національнаго значенія. Карлъ V и его сыновья были сильными королями, не спорю, но они убили національный духъ Испаніи, убили испано-арабскую культуру. Хуже того, они уничтожили культурную вротерпимость Испаніи, свободу древней испанской церкви, и создали жестокій церковный фанатизмъ, который — вовсе не произведеніе испанской почвы, а созданіе нмецкаго цезаризма.
Донъ Антолинъ не выдержалъ, наконецъ, кощунственныхъ рчей Габріэля и остановилъ его.