Вот какой молодец этот Дима!
Папа покраснел от гордости и сказал:
– Весь в меня.
Мама хотела что-то добавить, но передумала.
– А может, все вместе пойдем на марш? – как бы невзначай предложил папа. – Классно оттянемся. Ну, там, пива выпьем, побазарим с камрадами. У меня еще лишний плакатик под кроватью остался. Ты ведь любишь всякую хуйню на палках носить?
– Не зли меня, – тихо сказала мама, и ее рука сама собой потянулась к трубе от пылесоса.
Тогда папа очень быстро проскочил в туалет, заперся там и крикнул:
– А на вечер у нас запланирована теплая дружеская встреча с чебуреками! Ты ведь любишь чебуреков?
А мама заорала:
– Выходи, свинья! – и начала пинать дверь.
– Мама, ты не любишь чебуреки? – спросил Дима. Но его никто не услышал.
Через полчаса мама перестала ругать папу, он вылез из туалета, и они всей семьей поехали на выставку. Ты любишь выставки, дорогой читатель? И Димин папа тоже не любит. Он даже сделал вид, что не может завести машину.
– Я сама, – сказала мама и начала отбирать ключи. Папа испугался и довез маму с Димой до большого серого дома со стеклянными дверями. На ступеньках сидели какие-то дяденьки с папиросами и громко смеялись. Наверное, им очень понравилась выставка. Папа принюхался и сказал:
– Вы идите, а я тут с мужиками побазарю.
Мама ответила:
– Не зли меня.
И они пошли дальше.
Внутри оказалось очень просторно и красиво, на первом этаже было большое кафе, а у лестницы – автомат с мороженым. В этот автомат надо сунуть деньги, потом нажать на кнопочку и подождать. Он страшно завоет и выдаст вафельный рожок или кому что нравится.
– Папа, дай пятьдесят рублей, – попросил Дима.
– Нам бесплатно, – сказала мама и потащила их дальше.
Они поднялись на третий этаж и долго искали выставку.
А что там за тетенька с молотком? Это же тетя Вера! Она прибивает стрелочки с надписью: «На ХУЙ – это туда».
– Ого! Концептуально, – говорит мама.
– А что такое концептуально? – спрашивает Дима.
– Это когда в произведении содержится некий мессидж, – объясняет тетя Вера. – И мы переосмысляем затертые до дыр клише.
Тетя Вера большой специалист по всяким дырам и клише. Ее хлебом не корми – дай клише потереть.
Папа покраснел и сказал:
– Ну, понятно. В общих чертах. Где конец, там и клише.
И они пошли по стрелочкам туда – там оказался большой зал с белыми фанерными стенками, на которых большими розовыми буквами были написаны разные слова. А на самой главной стенке была нарисована огромная розовая пися в виде буквы S.
Папа осмотрел букву-писю, хмыкнул и сказал:
– Впечатляет.
Стоявшая рядом тетенька улыбнулась.
Это была очень красивая тетенька, дорогой читатель. Стройная, черноглазая, с длинными черными локонами. Если бы ты увидел эту тетеньку, ты бы обязательно влюбился. Папа и Дима уставились на тетеньку и больше не обращали внимания ни на какие розовые писи. Дима понял, что ему тоже нужно что-то сказать, и добавил:
– Концептуально!
– Ах ты, моя рыбка! – умилилась тетенька и расцеловала Диму. – Как тебя зовут?
– Дима.
– Меня тоже, – обрадовалась тетенька. – Вот видишь, Вера, я говорил, что такой концепт понятен даже ребенку! Это не вторичный по сути своей поп-арт или концептуализм в ущербном понимании постмодернистов. Язык моей живописи настолько универсален, что сродни некой первичной знаковой системе, некому праязыку, который могут свободно интерпретировать любые реципиенты независимо от пола, возраста, социального статуса и эээ… ориентации.
– Отчего же, – вмешалась мама, – тендерный фактор играет решающую роль в интерпретации вашей живописи. Как и социокультурная составляющая.
– Умничка, – сказала черноглазая тетя и похлопала маму по плечу. – Но все же есть некие универсальные концепты, на которых критический дискурс кончается, поскольку они вне субъективной интерпретации и вне вообще какой бы то ни было интерпретации. Это как черный квадрат, как вещь в себе, как… – тетя замялась.
– Как хуй, – подсказал папа.
– Как хуй?! – переспросила тощая тетенька с диким взглядом. – Как хуй?!!! Что есть ваш жалкий писюн в сравнении с Большим Языком? Как ваш стручок может претендовать на Универсум?
– Леночка, успокойтесь, – сказала тетя Вера и попыталась увести сумасшедшую тетеньку.
Но тетенька не унималась. Сначала она говорила про какой-то тендерный террор, потом сняла туфлю, начала стучать каблуком по большой розовой писе и закричала:
– Вы, господа, – пидорасы!
Тогда мама сказала, что это старо, сняла обе туфли и кинула в тощую тетеньку, а тощая тетенька взяла розовую тележку из супермаркета, которая стояла рядом с писей для красоты, и побежала в атаку на маму. Мама упала, и тощая тетенька сказала, задыхаясь:
– Критический дискурс вечен, а вы – говно!
Мама высморкала красную соплю и пнула тощую тетеньку между ног. Прибежало еще несколько тетенек, они тоже поснимали туфли и начали ими кидаться, а тетя Вера влезла на табуретку, взмахнула молотком и воскликнула:
– Уведите детей!
И папа увел детей, а заодно и красивую черноглазую тетеньку.
– Папа, дай пятьдесят рублей, – попросил Дима.
Но папа сказал, что у него нет мелочи. Тогда тетенька протянула папе полтинник и спросила:
– Вам правда понравилось?
– Конечно, – ответил папа. – Такого даже на Русском марше не увидишь.
– А по-моему, хуйня, – задумчиво сказала тетенька. – Но вы приходите в следующий раз, у нас запланирована акция «Юный безбожник». Будем иконы рубить.
Папа сказал, что придет обязательно, а Дима сунул в щель пятьдесят рублей, достал мороженое и начал его лизать.
Откуда-то сверху свалился горящий кусок фанеры с розовыми буквами и т. Д.
– И все-таки критический дискурс вечен, – вздохнула тетенька и пошла вызывать охрану.
Новый мальчик
Дима любит ходить в садик, потому что там у него много друзей. Ведь это так здорово, когда у тебя много друзей, дорогой читатель! Дима играет в интересные игры с Колей Раагом, Котэ Мамардашвили, Гариком Мовсесяном, Соней Гельман и Илхомом Хакимжановым. Про остальных ребят я писать не буду, потому что у них очень трудные фамилии.
Вот и сегодня утром Дима пришел в садик очень довольный, снял бомбер и берцы и понес их в свой шкафчик. Но в шкафчике уже стояли чьи-то рваные кроссовки, от которых невкусно пахло. Дима взял их за шнурки и спросил:
– Это чье?
– Нэ трожь, русский свинья, – ответил какой-то незнакомый мальчик и плюнул Диме под ноги.
Дима очень удивился и решил, что он – иностранец, потому что у мальчика были голубые глаза и русые волосы. Дима тоже захотел в него плюнуть, но мальчик убежал.
После завтрака Марья Петровна громко сказала:
– Ребята, у нас в группе появился новый мальчик. Его зовут Аслан, он приехал из… эээ… с гор. Давайте все вместе его поприветствуем!
– Привет, Ослан, – поздоровался Дима. – Можешь унести свои кроссовки обратно в горы.
– Пащол на хуй, – дружелюбно ответил мальчик.
– Как тебе не стыдно, Дима! – Марья Петровна покачала головой. – Мы должны вести себя культурно с гостями столицы. Сейчас же пожми Аслану руку и скажи, что больше так не будешь.
– А у меня рука в какащке, – шепнул Аслан. – Можешь аблизать.
– Я его не буду брать за руку, она в какашке, – сказал Дима.
– Тогда стой в углу, – ответила Марья Петровна. – А мы поприветствуем нашего гостя из… эээ… с гор.
И вся группа сказала хором:
– Здра-ствуй, О-слан.
Аслан показал всей группе средний палец, но Марья Петровна ничего не заметила.
Потом они всей группой рисовали медведя. Только Дима не рисовал, потому что стоял в углу, и Аслан тоже не рисовал. Он сказал, что это не мужское дело.
– А какое же дело – мужское? – спросил Котэ.
– Защищать свой родына от русский свинья, – гордо ответил Аслан.
И дети рисовали медведя, а Аслан ходил по комнате и всех толкал.
– Аслан, веди себя культурно, – попросила Марья Петровна.
Тогда Аслан сел рядом с Соней Гельман и культурно спросил:
– Слющи, у тэбя ебырь ест?
А Соня ответила, что по-кавказски не понимает.
Потом ребята дорисовали медведя и пошли на прогулку. Дима и Котэ построили замок в песочнице, а Аслан его поломал и начал кидаться песком. Потом он сделал подножку Илхому, дал Коле камнем по голове, начал бегать и задирать юбки девочкам. Но Марья Петровна ничего не заметила, потому что говорила с кем-то по телефону.
Тогда Гарик Мовсесян поймал Аслана за воротник и крикнул:
– Бей чурку!
И вся группа накинулась на Аслана с совками, ведерками и формочками. Аслан кусался, пинался и плевался, а девочки громко визжали. Даже Марья Петровна что-то услышала и убрала телефон в сумочку.
– Что это вы делаете? – спросила Марья Петровна.
– Чурку бьем, – ответил Илхом.
– Как вам не стыдно! – покачала головой Марья Петровна. – Во-первых, «чурка» – очень нехорошее, бранное слово. А во-вторых, вы не должны бить приезжих, потому что все люди – братья.
– А почему это все люди братья? – удивился Илхом.
– Патамущта мой папа твой мама эбал! – крикнул Аслан и убежал.
Дима очень проголодался, пока бил чурку. Когда же обед? А вот и нянечка с большим мусорным баком, в котором варят суп. Суп – это параша, дорогой читатель. Особенно в детском саду. Дима не ест суп, поэтому он сбегал в туалет и все вылил, а потом попросил второе. На второе была сосиска с макаронами, Дима быстренько ее съел и начал ждать, когда ему нальют компот. А где же Аслан? Его нигде не видно. Как ты думаешь, что делает Аслан, дорогой читатель? Правильно, застегивает штанишки у ведра с компотом. Нянечка приносит ведро и разливает компот по стаканам.
– Пей, русский свинья, – говорит Аслан. – Я туда ссал.
– Не ври, чурка, – отвечает Котэ Мамардашвили. – Ты же сам его пить будешь.
– Я уже пил, – улыбается Аслан. – Я на кухня пил.