По наблюдениям Эразма, неблагозвучная музыка особенно дурно воздействует на девиц, достигших поры замужества:
«При неистовых звуках девицы бросились в толпу, новобрачная пустилась в пляс — торжество праздновали с шумом, и так весь день, а к вечеру всеобщее веселье переросло в вакханалию, какая не снилась и корибантам. Ежели б у нас справляли так всякое торжество, то на земле давно воцарился бы суший ад».
Прибавим сюда же «пронзительный вой военных труб и громоподобный грохот барабанов», будто созывающих на всеобщую черную мессу, — чем не современный рок–концерт…
Кстати, рок–музыка изначально считалась дьявольским порождением, к тому же она вполне может довести до сумасшествия. Ненавистники «дьявольской музыки» говорят о бесноватости поклонников рока и самих рок–музыкантов, о том, что рок–концерты, больше похожие на музыкальные оргии, — чудовищная какофония, подавляющая гармонию, — словом, обвиняют рокеров едва ли не во всех смертных грехах. Но ведь в свое время и к блюзу, было такое же отношение, не правда ли?..
Впрочем, что верно, то верно:
«замыслил Мелкор смешать свои собственные темы, порожденные разумом его, со всеобщим звучанием, да вот только не были они созвучны с темой Илуватара».
Мелкором правит гордыня — самый пагубный из грехов и с точки зрения христианства:
«Уж больно тщился он возвеличить силу и торжество своей собственной партии».
И тщания Мелкора увенчались–таки успехом, ибо «был он самым одаренным и сильным среди Айнур и объединял в себе все их таланты».
Эту силу Мелкора следует подчеркнуть особо, иначе а posteriori нам будет трудно понять, как и почему Мелкор подавил Айнур и установил свое господство над Ардой. С другой стороны, самому Мелкору способна противостоять только безупречная сплоченность Айнур — то есть Валар.
Своим величием Мелкор будоражит и искушает. Он нарушает все запреты и, как скажет потом Саурон, дает свободу нуменорскому государю Ар–Фаразону:
«Он часто скитался в одиночку по глухим пустошам в поисках Вечного Пламени, а его самого сжигало изнутри страстное желание явить Сущему плоды помыслов своих; казалось ему, что Илуватар отринул Пустоту из мыслей своих, в то время как ему самому было в радость созерцать ее»
Из слов Толкиена может сложиться впечатление, будто Эру был бессилен перед пустотой и потому потерял к ней всякий интерес, перепоручив ее во владение самому одаренному из Айнур. Стремление Мелкора к одиночеству тоже по–своему любопытно. Мятежный ангел, он, подобно романтическому герою–скитальцу, пытается бежать прочь от остальных Айнур, дабы в уединении посвятить себя сочинению безумной музыки:
«Разлад в душе Мелкора переродился в смятение, из коего возникла новая тема; звук борьбы все нарастал и, в конце концов, сделался столь пронзительным, что многие Айнур, смутившись, перестали петь, и тогда–то Мелкор восторжествовал над ними».
Позднее Илуватар имел с ним беседу, в которой снова прозвучала тема зла, как она трактуется и в христианстве: как и почему Бог допустил зло, если сам был безгранично добр? Этот вопрос пошатнул и веру Робинзона Крузо, когда его спросил о том же Пятница. И вот что говорил сам Эру:
«И ты, Мелкор, уразумеешь, что нельзя сыграть тему, если высший источник вдохновения не во мне, и что никто не волен изменить музыку вопреки мне. Ибо даже тот, кто идет против меня, действует моим орудием ..»
Так зло на мгновение становится добром, а хаос обращается в порядок; так зло побуждает добро превзойти самое себя, дабы подчинить себе зло:
«И ты, Мелкор, постигнешь самые тайные помыслы свои и поймешь, что они лишь часть целого и подвластны величию его».
Верховный бог у Толкиена благороден и скрытен: «Еще никому не поверял Илуватар заветной тайны своей, и каждая эпоха порождала свои новшества, коим не было предначертания, ибо возникали они не из прошлого».
Музыка у Толкиена заключает в себе великое созидательное начало. Она порождает эльфов, или эльдар:
«Дети Илуватара были созданы только им, и явились они из третьей изначальной темы».
Ну а Дети Илуватара — «это эльфы и люди, Первенцы и Наследники».
Затем Эру переселяет чад своих на равнину Арды, «и многие Айнур из числа сильнейших устремили к месту тому и волю, и помыслы свои».
Более других усердствовал Мелкор, и не без причины: он хотел «управлять раздиравшими его жаром и стужей и покорить воле своей эльфов с людьми».
И вот Мелкор является им в странном обличье эдакого бога–заместителя, желающего занять место Илуватара. Словно ослепленный катарсической(103) верой, Мелкор, возомнив себя самим Эру, возжелал иметь собственных рабов, «дабы слышать, как они величают его Владыкой, и повелевать всеми их помыслами».
Мелкору с первого взгляда земля пришлась по душе:
«он вожделел землю, совсем еще юную и горячую, и сказал он остальным Валар: — Сие будет царство мое, и нареку его именем своим».
У Толкиена земля — главное поле брани Айнур, место их великих сражений. Отсюда и все беды эльфов и людей. Что же до эльфов, о них прекрасно высказался Хэмфри Карпентер, памятуя, что они бессмертны:
«Они совсем не похожи на развеселых духов–коротышек. По натуре своей они что люди — вернее, человеки, еще не познавшие грехопадения, лишившего их былой силы и величия. Толкиен твердо верил, что когда–то на земле действительно был сад Эдемский и что причина всех бед человеческих — в первородном грехе человека, тогда как эльфы, хотя и они не без греха, не «пали» в теологическом смысле слова и, стало быть, сохранили и силу свою, и величие, не в пример людям. Эльфы — искусные мастеровые, стихотворцы и словесники; творения их рук своей красотой превосходят человеческие. К. тому же им не грозит гибель на поле брани, поскольку они бессмертны. Ни старость, ни недуги, ни самая смерть — ничто не может остановить их творчество, день ото дня все хорошеющее. Они являют собой идеал для всех натур творческих и артистических».
А вот что писал об эльфах сам Толкиен:
«Их сотворил человек по образу и подобию своему, и ни в чем не дал им ограничения, оттого–то они и стали ему непосильным бременем. Эльфы бессмертны и силой воли своей способны воплотить в жизнь любую мечту и желание».
Стало быть, эльфы не боги и не ангелы, а высшие человеческие существа — точнее, сверхлюди. Заметим кстати, что среди эльфов в мире Толкиена не было землепашцев. Валар же — иначе говоря, Айнур — «мало–помалу обретали форму и облик… и, когда хотели, ходили нагими, и тогда их с трудом различали даже эльдар. Когда же им хотелось сокрыть наготу, Валар обретали форму мужчин и женщин… и ходили они по земле как живое воплощение силы и величия».
Как раз это и ввергало Мелкора в ярость — «очи его загорались огнем, холодным и гибельным».
Далее Толкиен поясняет, кто такие Валар и почему они неизменно противостоят Мелкору, но это и понятно, ведь он разрушает все, что они ни сделают. Первый из Айнур — Манве, «предназначенный быть во все времена первым из Властителей».
Он «радуется ветру и облакам», и не случайно его еще зовут Повелителем Зефира. Манве в чем–то сродни индуистскому Брахме(104), парящему верхом на лебеде. Манве несет поэзию, «ибо стихотворство доставляет ему величайшую радость и песня слов — его настоящая музыка».
Песням Толкиен тоже придает не последнее значение, что ощущается и во «Властелине Колец». Песни у него, как и у Нерваля, — это узы, связующие нас с прошлым. Что до Нерваля, он воздает хвалу чарующей силе песен и слов в своем рассказе «Сильвия». Напомним:
«Юные девы водили на лужайке хоровод и пели старинные песни, которые переняли от своих матушек… И я был единственным юношей в их хороводе… И тут приметил я среди них высокую, светловолосую красавицу — звали ее Адрианной».
У Нерваля ночной хоровод, как, пожалуй, ничто другое, позволяет мысленно переноситься через пространство и время:
«Мы, дети этой земли, с луками и стрелами, сойдясь в едином шествии и нарекшись рыцарями, и помыслить не могли, что пошли по стопам древних друидов, чьи праздники пережили века, монархии и новоявленные религии».
Манве неразлучен с одной из Валие — Вардой, Повелительницей Звезд. Мелкор ненавидит ее лютой ненавистью. Живет Варда на вершине Таникветил, откуда ей все видно и слышно. Эльфы зовут ее Элберет и «прославляют в песнях своих, кои поют, когда зажигаются звезды».
Напомним, что эльфы — существа ночные, скорее лунные, нежели солнечные.
Ульмо, главный среди Валар, одинок — как и Мелкор; он же ему и первый враг. Толкиен, неустанно воспевавший океан как источник свободы и великого приключения–посвящения, довольно часто поминает Ульмо в «Сильмариллионе». Ульмо, помимо того, еще и бог музыки, и «те, чьего слуха коснулась его музыка, навсегда сохранят ее в сердце своем как вечную память о море».
Толкиен добавляет, что дух Ульмо витает по всему миру, несомый водными потоками земными. Ульмо сродни греческому и римскому морским богам; он же ближе всех к эльфам и людям, да и сам Толкиен, кстати, уточняет, что если нолдор и стоит ждать откуда–нибудь спасения, так только с запада — со стороны моря. Вот вам типичный кельтско–англосаксонский взгляд на море (поскольку именно с запада приходила помощь во время двух мировых войн), однако разделить его трудно.
Как бы то ни было, Мелкор ненавидит Ульмо, а вместе с ним и океан. И не случайно, несмотря на великое благотворное влияние моря, на берегах его возникает обреченная, сбившаяся с пути истинного цивилизация, очень похожая на Атлантиду. Толкиен не был ни моряком, ни яхтсменом, поэтому трудно сказать, откуда у него такая беззаветная любовь к морю — миру, полному ностальгических воспоминаний и великих приключений, где его самый, пожалуй, сверхчеловеческий герой, Эарендил, станет испрашивать у Валар прощения для людей и нолдор за их ошибки.
Другому Вале видная роль отведена на земле: это Ауле, бог–умелец, эдакий кельтский Луг–Самилданах