Даже у росгобельских кроликов Радагаста есть источник у Толкина. В книге эти животные упомянуты шестнадцать раз (плюс еще раз крольчонок — bunny), поэтому их появление в сценарии тоже искусный, пусть и чересчур абсурдный, кивок в сторону первоисточника.
Чтобы обогатить сюжет и характеры персонажей, в дело пошли и дополнительные материалы из «Властелина колец». Нужные детали были почерпнуты из «Народа Дурина» (Приложение A) и хронологии «Сказания о годах» (Приложение B). Они позволили создать три взаимосвязанные побочные линии: восхождение Саурона как Некроманта, кровную вражду между гномами и орками Мории под началом Азога («Осквернителя», «Бледного орка») и вмешательство Гэндальфа в стремление Торина вернуть Эребор, начавшееся со встречи в Бри в «Гарцующем пони». Эти линии также освещают положение гномов Трора и Траина (соответственно, деда и отца Торина Дубощита), а еще обогащают и усиливают сюжет, сосредоточивая его на драконе Смауге. Толкин и сам признавал существование таких связей и пытался их развить, но так и не смог добиться удовлетворительного результата.
Пример наиболее значимой проработки, выполненной Джексоном, Уолш и Бойенс, — невероятное расширение немногочисленных и мимолетных упоминаний о Некроманте. Из них в фильмах была выстроена большая линия повествования, призванная подтвердить гипотезу, что Некромант — это возвращающий свою мощь Саурон. В ней есть летопись его растущей силы, связь с орками Мории, а также вечная угроза со стороны вспыльчивого Смауга. Едва объясненные в повести исчезновения Гэндальфа дали возможности развить эту побочную линию. То же самое можно сказать про книжную версию «Властелина колец»: реплику на Совете Элронда о том, что Белый Совет изгнал Некроманта из Дол-Гулдура, можно понять буквально как битву между волшебниками и призраками на развалинах этой крепости. Более того, последующие действия Некроманта — провозглашение себя Сауроном, восстановление сил в Мордоре и начало Войны Кольца — легко обосновать добавлением такой детали, как пробуждение призраков Кольца. Эта правдоподобная последовательность жутких эпизодов объясняет, где находились призраки на протяжении веков, и демонстрирует растущее могущество Саурона — он смог их освободить и вернуть себе на службу.
Джексон доказал правильность такого подхода: «Мы не просто экранизировали „Хоббита“, мы экранизировали много дополнительных материалов Толкина из приложений к „Властелину колец“, благодаря чему смогли показать не только Бильбо и гномов, но и многие события, происходившие в этом мире».
Хотя критики быстро заявили, что материала у создателей было всего на триста страниц детской книжки, нельзя забывать о пятнадцати страницах «Народа Дурина», множестве кратких записей в «Сказании о годах» и о ссылках на «Властелина колец» (главным образом взятых из первого тома романа). Хотя кинематографисты не получили разрешения использовать двадцатистраничный «Поход к Эребору» — собственную попытку Толкина связать два произведения очередным приложением, которое вышло в печати лишь в 1980 году в рамках «Неоконченных сказаний», этот объединяющий текст все же повлиял на форму фильмов. Джексон ощущал, что может пролить свет на Средиземье. «Ты читаешь книги, приложения, письма и интервью Толкина… и осознаёшь, что снимаешь вещи, на которые он намекал». Этим оправдано в том числе появление в Хоббитах эльфа Леголаса: на Совете Элронда говорится, что он сын Трандуиля, короля эльфов Лихолесья. Плаванию гномов в бочках из Лихолесья вниз по Лесной реке в книге уделена страница без особенных событий. В «Пустоши Смауга» эта сцена становится активной и эпичной, бурным водоворотом бегства и погони, головокружительных схваток и невероятной акробатики с промокшими до нитки гномами, бредущими через стремнины.
Говоря об этой экранизации, Бойенс заметила, что «история растет в процессе рассказа». Наверное, здесь она неосознанно вторит самому Толкину, который начинает предисловие к «Властелину колец» так: «Эта повесть выросла из устных рассказов…»
Предстояло не только решить захватывающую задачу по объединению двух великих повествований, но и сделать фильм привлекательным для зрителей XXI века. Во-первых, для этого требовались сильные героини. Во-вторых, — типично голливудская любовная линия и помехи на пути влюбленных. В-третьих, — ощущение неотвратимого рока.
Очевидным кандидатом на роль мощной женской фигуры была Галадриэль: в своем кратком, но запоминающемся появлении в «Кольцах» она предстает проницательной, очень умной и вызывает благоговение. В «Хоббитах» она снова, как в юности, становится воительницей и сражается с силами тьмы.
Но одной героини было мало, и, чтобы появилась фигура, подобная Эовин, сценаристы ввели Тауриэль. Галадриэль — поразительно глубокий персонаж, но в «Кольцах» это скрыто под вуалью божественного спокойствия. Тауриэль не бездеятельная эльфийская дева — она командует эльфийской стражей. В сущности, это «Эовин нового поколения». Актриса Эванджелин Лилли, сыгравшая ее с большим усердием, видела в своей героине что-то психопатическое. «Ей несложно убивать, она этим и занимается. Она — машина для убийства». Эльфы в «Хоббитах» вообще гораздо мрачнее, чем во «Властелине колец», и больше похожи на повстанцев чести и позора из преданий «Квенты Сильмариллион».
Ли Пейс сыграл Трандуиля соответствующим образом — как садиста. За образец он взял шекспировского Оберона из «Сна в летнюю ночь». «В народе эльфов есть что-то садистское, и это всегда мне нравилось», — заметил он в ходе съемок, добавив, что Трандуиль «хочет не просто убивать орков, а рубить их, резать на ломтики, истязать». О таких переосмысленных эльфах Фрэн Уолш говорила: «У Толкина на этот счет есть чудесная фраза: „Не так мудры… более опасны“».
Тауриэль дала возможность ввести еще одну побочную линию сюжета: любовный треугольник между ней, Леголасом и, что может показаться странным, гномом Кили. В толкиновском Средиземье межвидовые романы возникали только между эльфами и людьми (хотя сюда же можно отнести межпородное скрещивание у орков).
Открылся целый новый мир, новое Средиземье. Что же двигало Джексоном? Рассказывая о «Пустоши Смауга», где впервые появляется Тауриэль, он отметил: «Мне нравится отступать от книги. <…> Мы вводим много материала из приложений, больше, чем в первом фильме. Появились Леголас и Тауриэль, которых в повести нет. Тауриэли вообще нет в произведениях Толкина. Однако меня как кинематографиста это бодрит».
Дополнительный материал «Хоббитов» можно с ироничной недооценкой назвать способом «освоения мифологии».
Сценаристы одновременно препарировали «Хоббита» в поисках максимального количества информации, углубились во «Властелина колец», чтобы найти какие-то подкрепляющие детали, и не боялись фантазировать. Когда дело дошло до съемок, Джексон, как и в случае со сценарием и постановкой «Колец», проявил своенравие, но в то же время и толкиновскую тягу к исследованию, экспериментаторству и сочинению истории в процессе ее рассказа. «Кое-что из того, что вы сегодня увидели, — признался он репортеру, — мы придумали буквально на ходу».
В «Хоббитах» он дал волю воображению, часто с большим успехом. Глубокая проработка деталей, введение различных элементов «Властелина колец», усиление и преувеличение событий, искрометная изобретательность и острая живость — это «Хоббит», но не тот, которого мы знали, а «Хоббит» XXI века — смелый, лукавый, игривый, одухотворенный пересказ. Во всяком случае, пока мы не доходим до «Битвы пяти воинств».
«Все начинается со света, но становится мрачнее», — заметил Энди Серкис. В «Хоббитах» он стал режиссером второго плана и возглавил команду, которой поручено было снимать дополнительные эпизоды к основным, сделанным главной съемочной группой Джексона. Сюжеты и характеры, по его мнению, все больше основывались на серьезных «Кольцах». Это вызывает в памяти наблюдение Клайва Льюиса, друга и коллеги Толкина, что «Хоббит» начинается как детская сказка, а кончается как скандинавская сага. Джексон пытался придать фильмам разную атмосферу: первый — это роуд-муви, фильм-путешествие; второй углубляется в политику Озерного города и столкновение со Смаугом; в третьем анализируется война, переход от переговоров к конфликту. Заключительный фильм Джексон представлял как «психологический триллер с очень плотной повествовательной структурой, перемежаемой сценами действия».
Убийство Смауга порождает вакуум власти, кризис беженцев и ведет к войне — все эти проблемы режиссер с большим удовольствием освещал. Ему хотелось, чтобы в ходе битвы нашли отражение самые разные темы: вражда между эльфами и гномами, хрупкость политических альянсов, безумие Торина, изоляционизм Трандуиля, всевозможные семейные отношения и конфликты, сосредоточенные вокруг отцов, например Трандуиля и Азога.
Сами батальные сцены были сняты с мрачным реализмом. Эффектное, масштабное противостояние дает возможность сделать следующий шаг: отойти от балетных, пикирующих полетов камеры в битве на Пеленнорских полях в «Кольцах» и, не боясь «грязи», попытаться воссоздать хаос, с которым сталкиваются репортеры в гуще боя. С точки зрения Мартина Фримена, исполнителя роли Бильбо, его герой «в этом фильме видит истинный ужас войны». Неудивительно, наверное, что в разговорах на съемочной площадке упоминали Гитлера, Джорджа Буша, Кофи Аннана, полковника Курца, Саддама Хуссейна и ООН, а Кейт Бланшетт после того, как Бойенс описала некоторые сцены, «чувствовала себя так, как будто только что посмотрела „Аль-Джазиру“». Над Битвой пяти воинств висит ощущение рока, осознание, что, несмотря на временные победы, мир входит в долгий период упадка. После этого наступят события, запечатленные во «Властелине колец», и чары исчезнут.
Толкин в свое время безуспешно пытался переписать «Хоббита», сделав его приквелом к «Властелину колец». Для Джексона эта задача не составила труда. Может быть, дело в том, что писатель создавал эту повесть, еще не думая о продолжении, не зная, что спустя почти двадцать лет выйдет «Властелин колец». Он не подозревал, что в итоге «Хоббит» потребует двух пересмотров и останется недосказанным и несколько небрежным введением в Средиземье.