[90].
Во Франквиле, на полпути между Западным фронтом и Атлантическим океаном, дивизия встала на отдых, и с 12 сентября начались учения. К концу второй недели в распоряжении Толкина было шестеро свежеобученных связистов. Более того, он воссоединился со старым другом с нагорья Кэннок-Чейз.
Это был Лесли Риздон Хакстейбл. Он вырос в Тивертоне, что в графстве Девон, и был почти тремя годами младше Толкина. Он бросил учебу в Кембридже и завербовался в армию, мечтая о службе в стрелковом полку. Вместо того Хакстейбла отправили на обучение в 13-й батальон Ланкаширских фузилёров; двумя неделями раньше ровно такое же разочарование постигло и Толкина. Из лагеря на Кэннок-Чейзе младший лейтенант Хакстейбл дважды съездил в Отли (Йоркшир) на курсы связистов, и теперь, по всей видимости, его назначили заместителем Толкина – он должен был занять пост офицера связи батальона в случае, если Толкин выйдет из строя. Он прибыл очень кстати: у Толкина не заладились отношения с одним из старших офицеров. («Я очень расстроился, прочтя о твоих трениях с начальством, – писал Смит. – Я отлично знаю, как отдельно взятый офицер может изгадить жизнь младшему по званию, ежели он в достаточной мере свинья, чтобы задаться такой целью». Батальон временно оказался под началом двадцатилетнего капитана Меткалфа: Бёрд убыл в отпуск на десять дней.) «Хакс», как называл его Толкин, был назначен в ту же роту «А», а когда фузилёры вернулись в Эдовиль неподалеку от Соммы, друзья поселились в одной палатке. Пока они отдыхали, на поле боя произошли судьбоносные, знаменательные события.
В 1945 году Толкин описал Вторую мировую войну как «первую Войну Машин», отмечая, что по ее завершении «все обеднели, многие осиротели или стали калеками, миллионы погибли, а победило одно: Машины». Напротив, конфликт 1914–1918 годов был битвой людей с машинами, старого мира с новым. К сентябрю 1916 года битва на Сомме, подобно осаде Вердена, превратилась в чудовищную и практически безрезультатную борьбу на истощение. Успех массированной атаки пехоты на укрепленные пулеметные позиции теперь представлялся немыслимым, так что основной задачей стало перебить как можно больше немцев. Столь бессмысленное принесение в жертву множества молодых жизней оставило неизгладимый след в сознании толкиновского поколения: эти люди отказались отправлять своих сыновей на такую же позиционную бойню следующей войны. Куда чаще основной действующей силой становились машины: бомбардировщик «летающая крепость», беспилотный самолет-снаряд, авианосец, атомная бомба – их сталкивали друг с другом или обрушивали на гражданское население. Но исторический перелом произошел именно на Сомме, когда на сцену вышли танки.
Слухи об этом новом пуленепробиваемом монстре, проламывающем проволочные заграждения и преодолевающем траншеи, передавались из уст в уста. Его бросили в бой неожиданно, 15 сентября, и третий «большой рывок» наступления на Сомме отшвырнул немцев назад – теперь рубеж обороны отодвинулся на пять миль точно к востоку от Тьепваля. Фузилёры, возвращаясь с запада, видели, как над этими бесформенными развалинами, которые некогда были прелестной деревушкой с красными черепичными крышами, и днем и ночью вспыхивали разрывы снарядов. 27 сентября, в среду, когда фузилёры снова оказались в Тьепвальском лесу, деревня уже фактически пала. Часть гарнизона сражалась насмерть; остальные сдались, завидев неуклюже надвигающийся танк.
Лес изрядно пострадал в ходе атаки; с тех пор как Толкин побывал тут в последний раз, здесь образовалась пустошь, где повсюду лежали поваленные деревья да торчали черные пни с лоскутьями коры. Батальонный командный пункт теперь находился в траншее на переднем краю севернее деревьев, чтобы командующий офицер Бёрд имел хороший обзор; здесь при Толкине состояло восемь вестовых. В четверг после полудня из траншеи открылся впечатляющий вид: войска волна за волной в первой массированной атаке накатывались на Швабский редут от Тьепваля[91].
Ближе к вечеру от атакующих частей пришло предупреждение: немцы отходят по траншеям на обратном склоне холма, тянущимся на запад до Анкра. Получив приказ отрезать им путь, три группы фузилёров совершили бросок через «ничейную землю» и прорвались сквозь слабое место в проволочном заграждении. Зарокотал пулемет, скосив несколько человек прежде, чем остальным было приказано отойти назад, но бойцы первого подразделения уже ворвались во вражескую траншею, прокладывая себе путь гранатами. Они перебили пулеметчиков, так что результатом вылазки стал захват Папского Носа[92] – такое шуточное название носил смертельно опасный выступ линии вражеского фронта. В течение всей ночи один из младших капралов под началом Толкина, проявив недюжинную изобретательность после того, как взорвавшийся снаряд разнес его сигнальный фонарь, передавал сообщения вспышками через «ничейную землю» с помощью подобранного в окопе немецкого электрического фонарика. Захватили больше тридцати пленных; Толкин по-немецки предложил воды раненому вражескому офицеру, а тот поправил его произношение. В своей биографии Толкина Хамфри Карпентер утверждает, что среди пленных оказалось несколько солдат одного из саксонских полков, встарь сражавшегося бок о бок с Ланкаширскими фузилёрами в битве при Миндене; но на самом-то деле в 1759 году саксонцы сражались на стороне французов против англичан. Как бы то ни было, угодившим в плен на Сомме в 1916 году посчастливилось остаться в живых, ведь буквально за несколько дней до того фузилёрам разъяснили: при «зачистке» захваченной траншеи, «если караульных недостаточно, пленные представляют опасность – поэтому в определенных обстоятельствах в плен брать не рекомендуется».
Капитан, возглавлявший вылазку фузилёров, на следующее утро доставил еще несколько пленных. Когда он возвращался в свой окоп, пуля снайпера пробила ему голову. Весь день дождь, туман и дым препятствовали использованию зрительных средств связи. Снаряжение Толкина чудом пополнилось новым портативным телеграфным аппаратом Морзе – им можно было пользоваться свободно, в отличие от обычного полевого телефона, сигнал которого уходил в землю и с легкостью прослушивался. Однако «фуллерфон»[93] представлял собою устройство довольно сложное, и в любом случае линия, протянутая через лес, то и дело обрывалась под шквальным огнем.
Безусловно, снаряды находили и более страшные цели. Перед самой вылазкой рота «А» пробиралась через траншеи в лесу к переднему краю, когда руководящий продвижением субалтерн Роусон остановился потолковать с командиром, Бёрдом (тот уже вернулся из отпуска). Замыкающий Хакстейбл слышал их голоса, но вскорости от головы колонны пришло сообщение о том, что подразделение осталось без командования. Рядовой, находившийся рядом с Роусоном, рассказал, что едва они отошли от командира, как между ними разорвался снаряд: «Меня подбросило в воздух, но ни царапины не осталось… Как только я пришел в себя и отряхнулся, я оглянулся в поисках офицера, а его нигде нет». Взрывом Роусона буквально разорвало в клочья.
Примерно тогда же Толкину передали письмо от жены связиста, рядового Сидни Самнера. «Я давным-давно не получала от него вестей, но армейский священник сообщил нам, что с 9 июля он числится пропавшим без вести, – писала миссис Самнер. – Дорогой сэр, я бы так не убивалась, если бы только знала, как он погиб. Я понимаю, что все не могут выжить и вернуться домой…» Для впечатлительного офицера отвечать на эти душераздирающие письма (у Самнера осталась годовалая дочь) было одной из самых тяжких обязанностей; у Толкина сохранилось несколько таких посланий.
Неподалеку от тех рубежей, которые толкиновский батальон удерживал в конце сентября 1916 года, теперь высится Тьепвальский мемориал, на котором начертано более семидесяти тысяч имен. Многие из них принадлежат тем, чьи неопознанные тела захоронены под простыми белыми камнями на 242 кладбищах, испещривших сельскую местность в окрестностях Соммы; есть там и имена солдат, от которых, подобно Роусону, не осталось и следа[94].
После шестидневного отдыха, главным образом в Бузенкуре, где Толкин снова жил в одной палатке с Хакстейблом, его опять отправили на передовую вместе с фузилёрами, и с тех пор он практически не вылезал из окопов. Танки так и не обеспечили решающего прорыва, намеченного на сентябрь, и борьба за все более безотрадные ярды слякотной земли продолжалась по мере того, как близилась зима. Теперь толкиновский батальон отправили в холмы за Тьепвалем, в миле или чуть больше от прежнего британского рубежа: эта пустошь, хотя и почти не пострадавшая от артобстрела, была крайне труднопроходима и удалена от проложенных путей снабжения. Связисты синхронизировали часы командного состава батальона, и фузилёры отбыли – промаршировали вверх по холму к Овиллеру, мимо развалин, некогда бывших местной церковью, и с трудом дотащились до лабиринта тесных траншей. 6 октября Толкин обосновался в батальонном командном пункте перед наконец-то захваченной всего неделю назад фермой Муке́, бесцеремонно переименованной в «ферму Муки»[95] – с ее сложным лабиринтом укрепленных подвалов и погребов. (Ее поблескивающие крыши были видны из леса Блайти, когда Дж. Б. Смит и «Солфордские приятели» готовились к атаке 1 июля. Им предоставили карту фермы, поскольку предполагалось, что они прибудут туда с лопатами и кирками через час и сорок минут после выхода из леса.)
Фузилёры заняли комплекс из трех рядов окопов; Хакстейлу и роте «А» досталась передовая Гессенская траншея. Напротив находилась протяженная траншея «Регина»: ее удерживали немецкие морские пехотинцы. С правого фланга и с восточной стороны «Регину» атаковали канадские войска. Слева не стихала перестрелка и грохотали взрывы: продолжалась борьба за Швабский редут. Отряды, доставляющие продовольствие на мулах, то и дело попадали под артобстрел на открытом гребне, где окопы были чисто символическими. Там, возвращаясь с передовой, погибли десять человек из рабочей команды, а командовавший ими офицер на следующий день скончался от ран.