Economie ou société? Quelques thèmes à propos de l’étude d’une communauté d’Amérindiens // Journal de la Société des américanistes. 1973. N0.9. P. 137–175.
25 См.: Биокка Э. Яноама ⁄ Пер. с итал. Л. А. Вершинина. М.: Мысль, 1972.
26 См.: Les Mémoires de Géronimo. Paris: F. Maspero, 1972.
VII. Экология
Мюррей Букчин полагал, что именно он своей книгой 1962 года «Наша синтетическая окружающая среда»1 мог бы стать вдохновителем экологического движения. К несчастью, его переиграл более качественно написанный бестселлер Рейчел Карсон «Безмолвная весна»2. Ничего анархистского или даже радикального не было ни в этой книге Букчина, ни в её сиквеле. Его вторая поп-экологическая книга «Кризис в наших городах» (1965) содержит на суперобложке рекламную аннотацию, написанную секретарём департамента внутренних дел США (членом правительства) и включает послесловие главного врача американской службы здравоохранения. В тот период Букчин даже не был против «разумного» использования ядерного оружия и ископаемого топлива3. Несмотря на это, он претендовал на звание основателя радикального энвайроментализма. Я не нашёл его имени ни в одной исторической книге. Краткий отчёт об экологическом движении в 1960-х годах также его не упоминает4. От имени своей «социальной экологии™» он пошёл на конфронтацию с движением глубинной экологии, – вероятно, только ради привлечения к себе внимания. Вскоре экологическое движение потеряло интерес к этой надуманной вражде5.
Анархистский энвайроментализм отверг бы урбанизм Букчина. Но ещё задолго до него крупные теоретики анархизма, такие как Пётр Кропоткин, предугадывали появление современного энвайроментализма, как это будет показано в первой статье, которую я выбрал для этого раздела. Тема экологии здесь рассматривается в работе Джорджа Вудкока 1974 года (не упоминающей Букчина). Экология не была существенной темой в классическом анархизме. Там она с трудом уживалась с ортодоксальными анархистскими возвеличиваниями владычества человека над природой и освобождающего потенциала технологии и индустриализации, как только контроль над ними возьмут в свои руки рабочие. Наиболее консервативные анархо-левые, включая и анархо-синдикалистов, всё ещё пишут в этом духе. Их риторика очень похожа на речи экономистов, бизнесменов, политиков, редакторов газет и марксистов-ленинцев. С момента появления статьи Вудкока вышли книги, возвращающие нам экологов классического анархизма6.
«Макс Кафар» – псевдоним Джона Кларка, уроженца Луизианы, преподающего философию в Университете Лойолы в Новом Орлеане. По его собственному признанию, он был «на протяжении более чем двадцати лет одним из самых энергичных защитников веры в социальную экологию [Букчина]»7. Он был одним из тех, кто пытался развивать «социальную экологию после Букчина»8 и «за пределами Букчина»9. Понятия не имею, насколько успешно. Я эти книги не читал. Однако «Сюрре (гион) алистский манифест» (1990) был буквально «за пределами» Букчина, в том смысле, что тот его не понял. В своей долгой жизнь, наполненной политической ложью, этим своим высказыванием Букчин вышел за пределы Букчина: «То, что моя связь с Кларком продолжалась столько, сколько продолжалась, – согласно Букчину, – является свидетельством моего безмолвного терпения его даосской трескотни и моей несомненной недогматичной публичной толерантности ко взглядам, не совпадающим с моими собственными»10. «Безмолвное терпение», «несомненная недогматичная» и «толерантность» – да, такими эпитетами Букчина мог бы наградить только сатирик!
Как бы там ни было, я сам не уверен, что до конца понимаю этот «Манифест». Сюрреализм и регионализм – неподходящие кандидаты для синтеза. Но я рукоплещу таким амбициям. Я не знаю, насколько переводима игра слов в этом тексте. Небольшое пояснение для русского (и американского) читателя: Месечабе – это название реки Миссисипи, в своём нижнем течении проходящей через Новый Орлеан и дельту Миссисипи/Месечабе на пути в Карибское море. Индейцы называли её «Отец вод». Если словесная экстравагантность Кафара местами и эзотерическая, то она же может быть и воодушевляющей.
Джордж Вудкок. Анархизм и экология (пер. с англ. В. Садовского по: Woodcock G. Anarchism and Ecology // Woodcock G. Anarchism and Anarchists: Essays by George Woodcock/ Ed. D. Fetherling. Kingston, Ontario, Canada: Quarry Press, 1992. P. 117–129).
Макс Кафар. Сюрре(гион)алистский манифест (пер. с англ. В. Садовского по: Cafard М. The Surre(gion)alist Manifesto // Cafard M. The Surre(gion)alist Manifesto and Other Writings. Baton Rouge, Louisiana: Exquisite Corpse Books, 2003. P. 5–17).
Анархизм и экологияДжордж Вудкок
С выдающимся, даже пророческим озарением многие анархисты XIX века и их последователи предсказывали, что серьёзные социальные и экологические проблемы, с которыми мы сейчас сталкиваемся, являются неизбежными последствиями индустриализации и развития. Тем самым эти анархисты были предшественниками тех современных природозащитников, которые сегодня осознают, что разрушение и расхищение окружающей среды скорее связано с патологически порочной социальной системой, нежели с неадекватными мерами охраны или контроля над загрязнениями. Большинство анархистов считало, что человек должен жить в тесной гармонии с другими живыми существами и с окружающим миром. С некоторым основанием можно сказать, что анархисты были первыми настоящими экологами.
В 1899 году русский анархист Пётр Кропоткин, находясь в вынужденной эмиграции в Лондоне, издал свой труд «Поля, фабрики и мастерские», книгу, которая должна стать, если уже не стала, одним из канонических текстов экологического движения. В этой работе Кропоткин рассматривает многие проблемы, занимающие экологов в наше время. Его волновала концентрация населения и промышленности в крупных, нездоровых агломерациях; его волновала расточительность промышленных и аграрных производств того времени, и он рассчитал, что используя действенные меры сохранения плодородности почв, Англия могла бы стать самодостаточной в сельскохозяйственном отношении; он верил в интеграцию работы и образования, так чтобы обучение в процессе производства могло дать академическим знаниям базу для общественной деятельности; он также верил в интеграцию сельского хозяйства и промышленности, чтобы мелкие производители были бы рассредоточены по всей стране и ни один рабочий не чувствовал бы себя изолированным от сельской жизни и от ещё сохраняющихся остатков нетронутой природы. Патрик Геддес, Льюис Мамфорд и другие известные предшественники современного движения в защиту окружающей среды признавали, что Кропоткин существенно повлиял на них, а предложения Мамфорда по широкомасштабной децентрализации, высказанные им в книге «Техника и цивилизация», представляли собой нечто всего лишь чуть большее, чем идеи Кропоткина плюс электрификация.
Если «Оксфордский словарь английского языка» не вводит меня в заблуждение, то экология впервые была признана в качестве направления научной теории в 1870-е годы, в то десятилетие, когда Кропоткин стал анархистом и разработал свои теории анархического коммунизма (наиболее полно изложенные в его книге 1906 года «Хлеб и воля»[24]). Эти теории в основном опирались на пересмотр течения за политическую и экономическую централизацию, которое начало усиливаться ещё с эпохи Возрождения; они подчёркивали, что в своих подсчётах общественных нужд мы должны начинать не с вершин – государства или промышленной корпорации, – а с того уровня, на котором люди напрямую общаются в процессе личных и рабочих взаимоотношений, уровня, на котором наиболее реально можно обсуждать и самым прямым образом определять человеческие нужды.
По сути, разрабатывая анархический коммунизм, Кропоткин лишь развивал те тенденции, которые уже были заметны в анархизме с тех пор, как Уильям Годвин написал в 1790-е годы «Политическую справедливость» – первое значительное изложение этой доктрины. Годвин называл местные ячейки приходами; Прудон и Бакунин были больше заинтересованы в самоуправляющихся мастерских и коммунах; все они подчёркивали необходимость основывать организацию общества на природных законах; и Кропоткин усилил эту концепцию в своей книге «Взаимная помощь как фактор эволюции» (вышедшую в 1902 году после того, как её материалы появились в виде серии статей в журнале “The Nineteenth Century”). Там он связал социальные обязательства, которые считал свойственными людям при отсутствии институтов принуждения, с общественными инстинктами, широко распространенными, по его мнению, у животных. Кропоткин написал «Взаимную помощь» как реакцию на модный в то время неодарвинистский подход, изображавший природу, по неудачному выражению Теннисона, «с окровавленными зубами и когтями», и рассматривавший борьбу за существование как непременно борьбу конкретных особей и видов. Будучи полевым географом с большим опытом исследований в Восточной Азии, Кропоткин обнаружил, что и некоторые полевые натуралисты вместе с ним осуждают такой взгляд на эволюцию как на неизбежную конкуренцию, и именно с одобрения Генри Уолтера Бейтса, автора классического труда «Натуралист на реке Амазонке» и близкого товарища Дарвина, он выдвинул аргумент о том, что борьба за существование была в действительности больше борьбой против неблагоприятных обстоятельств, нежели борьбой внутри видов, и что одной из наиболее действенных сил в эволюции и поддержании баланса в мире природы было на самом деле взаимодействие. Поскольку Кропоткин уделял основное внимание тому, что происходит внутри видов, он не сделал четкого описания сложной схемы взаимных зависимостей, которые замечает современный эколог, когда рассматривает взаимоотношения в природном мире, однако существование такой модели, безусловно, подразумевалось, особенно если учитывать, как сильно Кропоткин стремился доказать, что закон взаимной помощи является универсальным в своём приложении, помещая человека наряду со всеми животными в одном и том же природном континууме и основывая его собственное развитие как общественного существа на том же принципе, на каком обеспечивалось выживание и других видов – от насекомых, до высших млекопитающих.