Только анархизм: Антология анархистских текстов после 1945 года — страница 51 из 53

Содержание раздела «Заключение»

Майкл Велли. Руководство для революционных вождей (пер. с англ. В Садовского по: Velli М. Manual for Revolutionary Leaders. 2d ed. Detroit, Michigan: Black & Red, 1974. P. 146–150; впервые опубл, в 1972 г.).

Грегор Томц. Взлёт, падение и повторное падение фальшивого Рейха (пер. с англ. А. Макарова по: Томс G. The Rise, and Fall, and the Repeated Fall of a False Reich // Neutron Gun / Assembled by G. Reith. 2d ed. Ann Arbor, Michigan & New York: Neither/Nor Press, 1987. P. 37–47).

Джерри Рейт. Корни современного страха (пер. с англ. С. Михайленко по: Reith G. The Roots of Modern Terror // Rants and Incendiary Tracts: Voices of Desperate Illumination: 1558 to Present / Ed. B. Black & A. Parfrey. New York: Amok Press & Port Townsend, Washington: Loompanics Unlimited, 1989. P. 192–194).

Руководство для революционных вождейМайкл Велли

В дореволюционные времена тот ресторан, где сейчас обедает активистка, был крайне дорогим и угождал исключительно богатым постоянным клиентам. В ходе восстания его превратили в бесплатный местный ресторан самообслуживания. После того как отгремели сражения на баррикадах, открывавшиеся в округе новые рестораны стали брать себе за образец оснащение, чистоту и качество еды в этом ресторане.

Давайте предположим, что наша революционная активистка, привыкшая каждый день обедать в этом ресторане по причине превосходного качества его блюд, никогда доселе не задавалась вопросом о том, как в этом ресторане принимаются решения. Может быть, она просто допускала, что в этом заведении работает чрезвычайно хорошо организованный персонал, а именно действует Совет рабочих, а также Комитет Совета, то есть узкая группа, координирующая и организующая чётко поставленные задачи различных работников. Или же она могла предположить, что деятельность ресторана просто продолжала контролироваться и направляться кем-то из дореволюционных менеджеров и шефов. Во всяком случае, именно в этот обеденный перерыв она намеревается выяснить, какой из этих двух вариантов действительно верен. Она решает, что после того как поест, сходит на кухню, чтобы получить со слов менеджера или директора полное представление о политической структуре ресторана.

Доступ на кухню открыт для всех. Плакат рядом с кухонной дверью даже специально приглашает гостей посетить кухню, дабы ознакомиться с тем или иным способом приготовления пищи и стать тем самым немного более опытным в своих собственных кулинарных занятиях. Но, разумеется, наша активистка никогда не собиралась проводить уйму часов за готовкой, ведь организационные вопросы занимали всё её драгоценное рабочее время.

Даже имея такой повод, она заходит на кухню не в ответ на плакат, приглашающий поваров-добровольцев, но для того, чтобы ознакомиться с вопросами, которые могут представлять интерес для Партии. Поколебавшись у входа, думая о той неловкости, которую у неё могут вызвать просьбы помочь, она всё же подавляет опасения и подходит к человеку, раскатывающему тесто: «Вы не могли бы мне сказать, кто здесь управляющий?»

Мужчина бросает на неё странный взгляд, разражается смехом и кричит остальным: «А вот и ещё одна из старорежимных! Ну-ка, кто ей скажет, где управляющий?»

Женщина, посыпающая сырной крошкой жареные бобы, спрашивает у активистки: «Сестра, это правда? Ты действительно хочешь, чтобы я сказала тебе, где управляющий?»

– Я никакая не старорежимная, – возражает активистка, – я состою в революционной организации и была её членом ещё задолго до революции. У меня есть важные вопросы, и мне бы хотелось поговорить с заведующим, с руководителем.

– Ну, так подходи и спрашивай, – отвечает женщина с сыром. – На вопросы любой из нас может ответить. И если ответа не знаю я, то его может знать кто-то другой.

– Да, вот так мы тут всё и делаем, – добавляет мужчина, моющий тарелки.

Лицо активистки краснеет, на мгновение ей захотелось убежать на улицу. Но ей удаётся взять себя в руки. «Вот что я хочу узнать, – говорит она, поворачиваясь то к одному, то к другому. – Я бы хотела спросить, как организованы дела в ресторане».

– А что такое? – переспрашивает женщина.

– Ну, к примеру, когда был организован Совет рабочих, когда были избраны члены Комитета Совета и сколько в нём состоит людей…

– А они не были, – отвечает женщина.

– Они… что?

– Насколько я знаю, ничего такого у нас никогда не организовывали, – говорит женщина.

– То есть как?

– Ага, вот так, – добавляет помешивающий суп мужчина. – Нам объяснили, что всё это ерунда.

– Вы хотите сказать, – обращается активистка к женщине с сыром, – что дореволюционная организация и персонал в этом ресторане остались нетронутыми?

– Я тебе расскажу о дореволюционном персонале, – говорит мужчина с тарелками. – Было три человека, которые всё время мыли тарелки и никогда больше ничем не занимались. Были профессиональные чистильщики овощей, люди, готовившие салаты, специалисты по супам, двое рубщиков мяса, пекарь на полную ставку, менеджер по доставке и его помощник, а ещё кладовщик, пятеро сутенёров, эти ничем другим, кроме сводничества, не занимались, куча профессиональных сборщиков грязной посуды, несколько бригад официантов – по мясу, по вину, и просто те, кто только раскланивался. Никого из этих дореволюционных работников уже здесь нет. Думаю, никто из них даже видеть ресторан больше не захочет.

– Но кто же тогда координирует производство, кто планирует?

– В смысле, что случилось с остальными из того дореволюционного состава? Расскажу и о них тоже. Я тогда мясо сюда доставлял. И привык наблюдать за этими «лучшими». Они, бывало, сюда приходили есть, как они говорили, в «свой собственный» ресторан. Прежде всего, был один, кого они называли Инвестор. Говорили, он выдавал чеки остальным, пока обедал. Один из тех, кому он передавал деньги, был важной шишкой. Он был «по ресторанам» и ещё много где. Тощий человечек, никогда, должно быть, не прикасавшийся к тесту, был «по хлебу». «Я по хлебу», – говорил он, когда пожимал кому-нибудь руку. А ещё один был «по мясу и птице».

– Мы в революционной организации знаем всё это, – возражает активистка.

– А вот и не знаете, – настаивает мужчина. – Тот, что был «по ресторанам», его ещё Большим Боссом называли, – он по-прежнему нас навещал, когда дела начали меняться. Еда была бесплатной, и никто не возражал, что он здесь обедает. Он всегда сидел один за столиком и продолжал сидеть за ним, даже когда все другие уходили. Похоже было, что он не хочет возвращаться на улицу. Может быть, боялся, что толпа кинется преследовать его с криками: «Вот он, вор-капиталист – пристрелите его!» Однажды вечером, когда я тут выпечкой занимался, он даже прошёл на кухню и спросил, не может ли он тут кем-нибудь работать. Вы всего этого не знаете! Вы не знаете, что тот, кто был «по ресторанам», тот, кто якобы «кормил тысячи человек каждый день», тот, кого называли Большой Босс, – этот человек даже не знал, как ему яйцо сварить! Должно быть, всё, что он знал, это только как чеки в банк отсылать. А когда банки закрылись, оказалось, он ничего-то и не знает! Я ему сам сказал, что все будут рады, если он не будет по кухне помогать, и что никто не против, чтобы он тут столовался. А он всё приходил каждый день, пока бои ещё продолжались, но после разгрома армии уже больше не вернулся.

Активистка заметно раздражена и понимает, что эти люди чрезвычайно уклончивы.

– Сказать по правде, мне совсем неинтересна бывшая капиталистическая организация ресторана. Я так много изучала общественные отношения и классовую структуру капитализма, что меня уже тошнит от этого! Я же хочу знать – как организовано это эффективное предприятие сейчас – кто координирует его работу, кто заказывает продукты, кто планирует блюда. Другими словами, кто этим всем руководит, если не Совет рабочих, направляемый Комитетом Совета?

– Сестра, – отвечает женщина, – если кто-то из нас не может чего-то сделать, то это просто не будет сделано.

– Это не ответ! – обрушивается на неё активистка. – Я понять не могу, почему вы так враждебно воспринимаете мои вопросы, почему вы так увиливаете. Я не настолько глупа, чтобы поверить, будто ресторан хоть один день может проработать без организации. Мне, кстати, известно, из чего делается хлеб! Конкретный человек должен решить, сколько хлеба должно быть испечено, чтобы знать, сколько муки ему надо заказать. В свою очередь, кто-то на мельнице отвечает за координацию их запросов с сельскохозяйственным руководством, поставляющим зерно. То же самое и с мясом, и с овощами – не говоря уж о вашем новейшем оборудовании! Для всего этого нужны координаторы, организаторы, составители планов!

Пекарь поворачивается к ней и, будто цитируя философское сочинение, медленно произносит:

– Внутри самого производственного процесса, там, где зарождаются производительные силы, возможности современного существования человечества не были истощены предыдущими формами общественной активности.

– Это невыносимо! – кричит активистка.

– А вы можете сварить яйцо? – спрашивает мужчина, помешивая суп.

– Вы все лжёте! – взвизгивает она. – Производственная деятельность такого масштаба просто невозможна без постоянного персонала, без координаторов и организаторов, без вождей. Эти задачи нельзя оставлять на волю случая! Это прямые задачи организации. Ради стабильности и порядка развитие производительных сил должно быть под контролем.

– Но разве вы слышали, чтобы кто-то голодал во время восстания или после него? – кричит ей в ответ женщина с сыром. – Разве вы слышали, чтобы пища перестала выращиваться из-за потери управленцев? Разве пищу перестали распределять из-за того, что координаторы не прибыли? Разве мы такие дураки, что не знаем, как получить муку с мельницы для пекарни?

– Если все эти процессы идут, – орёт активистка, – это всего лишь доказывает, что должны существовать Советы и Комитеты, координирующие и направляющие их.