Музыку Вольфганга Амадея Моцарта не всегда ценили, и сам он, гений, никогда не был до конца принят обществом того времени; величие его музыки в полной мере осознали только через много лет после его смерти. Это, впрочем, неудивительно: аристократия, для которой он сочинял, и «буржуазное общество», в котором он жил, были слишком консервативны, чтобы по достоинству оценить подобный вызов для своего интеллекта, напротив, он им только мешал.
Вольфганг Амадей Моцарт не был обыкновенным человеком, он был другим, великим безумцем с исключительными творческими способностями. Чтобы резюмировать сказанное я процитирую Сенеку: «Не было еще ни одного гения без некоторой доли безумия»[23].
Вольфганг Амадей Моцарт был левшой, как и Людвиг ван Бетховен. Вся история его жизни свидетельствует о явном доминировании правого полушария, чья работа больше связана с инстинктами, эмоциями и творчеством. Моцарт не отличался красноречием, у него была копролалия[24], он часто говорил об экскрементах, а в письмах кузену – практически своему ровеснику – много иронизировал и шутил на эту тему. Возможно, в глазах современников – рабов моды, жертв интеллектуальной лени и бедности – он стоял ближе к животным, чем к людям, и потому после смерти его тело, как туша животного, было безжалостно сброшено в братскую могилу. Но Вольфганг Амадей Моцарт воскрес во всем своем величии и обрел бессмертие.
Мне очень нравятся его слова о вдохновении и творчестве:
«Когда я, так сказать, нахожусь полностью в своем уме, совершенно один и в хорошем настроении, скажем, путешествую в карете, гуляю после хорошего обеда или мучаюсь бессонницей глубокой ночью, именно в такие минуты мои мысли текут свободнее и сильнее всего. Откуда и как они приходят, я не знаю и не могу принудить их прийти […]. Все это изобретательство, эта фабрикация, происходит словно в ярком, приятном сне» (цитата взята из книги Нэнси Кувер Андреасен «Творящий мозг. Нейронаука гениальности»; Andreasen, The Creating Brain. The Neuroscience of Genius, New York, Dana press, 2005).
В начале 1990-х годов большой интерес вызвал так называемый «эффект Моцарта». В газете «New York Times» появилась статья, в которой говорилось о том, как исследователи Антон Раушер, Гордон Шоу и Ки доказали, что прослушивание музыки Вольфганга Амадея Моцарта делает людей умнее, и результаты их исследования были опубликованы даже в таком крупном научном журнале, как «Nature». За публикацией последовала книга, итальянские газеты тоже уделяли внимание этой новости, в том числе и потому, что подобное исследование могло принести пользу в сфере психологии и школьного образования.
Однако полученные результаты весьма противоречивы. Действительно, музыка оказывает значительное влияние на мозг, стимулирует его работу, но все жанры музыки, и классической, и современной, оказывают схожий эффект, и произведения Вольфганга Амадея Моцарта не исключение. Из личного опыта применения музыкальной терапии для лечения и профилактики деменции могу добавить, что музыка оказывает наибольший эффект тогда, когда пациент непосредственно практикует ее, т. е. исполняет, а не только слушает. Мозг человека, становящегося сознательным творцом – faber – своего произведения, работает активнее всего[25].
Глава втораяСумасшедшие внушают страх
1. С чего вы взяли, что я не в себе?
«– Но я не хочу идти к сумасшедшим, – сказала Алиса. – Тут уж ничего не поделаешь, – сказал Кот. – Мы все здесь сумасшедшие. Я сумасшедший, да и ты сама тоже. – Почему вы думаете, что я сумасшедшая? – спросила Алиса. – Потому что иначе ты не пришла бы сюда[26]».
Вслед за этими словами Алисы мне хотелось бы вспомнить ее сон и фантастический полет фантазии Безумного Шляпника, чью роль в фильме Тима Бертона «Алиса в стране чудес» исполнил неподражаемый Джонни Депп. Этот фильм был и будет напоминать нам о том, что мечтать, воображать – это значит вырваться из уз реальности, попытаться стать чуточку счастливее, свободнее, проще говоря, «капельку безумнее».
Большинство болезней, которые поражают наш организм, включая двигательные нарушения, переломы или потерю конечностей, нарушения обмена веществ, болезни сердца, респираторные заболевания и многие другие, вызывают сочувствие и понимание со стороны знакомых и даже случайно встреченных людей, но это правило не распространяется на психические заболевания, пробуждают у окружающих беспокойство, а чаще – страх и желание оказаться подальше от тех, кто ими страдает. Так, например, если считается абсолютно нормальным испытывать сострадание и проявлять участие к больному раком, то столь же нормально воспринимается недоверие, гнев или раздражение по отношению к больному шизофренией или депрессией. Нередко такие выражения, как «психбольной», «психопат» или «шизофреник», используются в качестве оскорблений. Психическая нормальность статистически определяется как среднее арифметическое состояние большей части населения планеты, не исключая воров, извращенцев, эксплуататоров, диктаторов и, как мне кажется, популистов и нищих духом. Результат, чаще всего встречающийся у этих индивидов, и есть та самая «нормальность», которая имеет весьма размытые границы.
Однако не подлежит сомнению, что психическое заболевание – это клеймо, уродливая метка, которой нужно стыдиться. Психически больной человек неполноценен, он недочеловек, отличающийся от окружающих, от него хочется держаться на солидном расстоянии. Его стараются запрятать подальше от чужих глаз или изолировать от семьи. Подобные случаи нередки, могу сказать по собственному опыту, взять хотя бы весьма распространенную болезнь Альцгеймера: число людей, страдающих этим недугом, на самом деле гораздо больше, чем указано в официальной статистике, потому что бедолаг часто держат в заточении в их собственных домах и квартирах.
2. Меланхолики
Общественное положение психически неуравновешенного человека, как уже говорилось, – дело весьма непростое, поскольку на этот фактор оказывает влияние страх окружающих, в некоторых случаях перерастающий в отвращение. Строительство психиатрических лечебниц, как и тюрем, было попыткой общества избавиться от всяких «ненормальных субъектов», местом, куда их можно засунуть, чтобы глаза не мозолили.
Злоба, интеллектуальное высокомерие в сочетании с профессиональными амбициями, глубокое научное невежество и все то отвратительное, что может быть в человеке, в какой-то момент достигли своего апогея и побудили некоторых выдающихся врачей использовать вредные для мозга методы для того, чтобы успокаивать буйных пациентов психиатрических лечебниц, страдающих от навязчивых состояний.
Создателем и популяризатором этой варварской методики был португальский врач Гаэтану Мониш (1874–1955), который с помощью неоднозначных выводов, услышанных на одной из конференций, и знаний о большом значении префронтальной коры и лобных долей головного мозга для формирования личности человека, разработал особую методику. Принцип её заключался в отсечении части мозга, отвечающей за эмоции, в частности волокон, соединяющих лимбическую долю с префронтальной корой, которая обеспечивает высшую интеллектуальную деятельность и самодисциплину. Его методика была впервые опробована на двадцати пациентах и получила название лейкотомии. Позже она использовалась многими другими хирургами, особенно в США, сопровождаясь еще более внушительными поражениями мозга, и была названа лоботомией.
Пациенты, подвергнувшиеся этой процедуре, становились умственно отсталыми, но при этом очень спокойными, можно сказать, умиротворенными. Кульминацией стало то, что за свои операции Гаэтану Мониш был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1949 году. Позорная «нобелевка», самая позорная, какую только можно себе представить! Саму операцию могли проводить в крайне жесткой форме: хирургический инструмент сперва вводили внутрь черепа через глазные впадины, а затем вращали вокруг своей оси с целью разорвать волокна, идущие к лобной доле, что приводило к нарушению ее функций. От этого вида хирургии, к счастью, отказались, пусть и много лет спустя, благодаря появлению медикаментозной терапии и, в частности, открытию хлорпромазина[27].
В описании решения о присуждении Нобелевской премии есть невероятное утверждение, что подобное вмешательство возвращало пациентов к полноценной жизни в социуме.
В 1939 году один из пациентов, которых оперировал профессор Гаэтану Мониш, выстрелил в него из пистолета, оставив врача парализованным до конца его жизни.
В контексте трагедии, касающейся психических заболеваний, я хотел бы вспомнить старый фильм «Пролетая над гнездом кукушки» (1975) и исключительную актерскую игру Джека Николсона, который сумел передать весь драматизм состояния пациента психбольницы и бесчеловечность так называемого «лечения», граничащую с садизмом, включая лоботомию, которой подвергается и сам главный герой.
Интересная деталь: название фильма на английском звучит как One flew over the cuckoo’s nest. Cuckoo можно перевести и как «кукушка», и как «сумасшедший», таким образом фильм можно было бы назвать и «Пролетая над психушкой», что на мой взгляд было бы весьма удачным решением.
Попытки всеми способами (вплоть до негуманных вроде войны) избежать контактов с людьми, страдающими психическими заболеваниями, отличающимися от нас цветом кожи или придерживающимися иных обычаев, повторяются в истории человечества снова и снова. Например, в Соединенных Штатах вооруженные оккупанты, родом из европейских стран, когда-то выслеживали коренные народы, веками жившие на этих территориях, и изгоняли их в резервации.