Женщина рассмеялась, потому, что мужчина хотел этого.
— О чем ты думаешь, о мудрая из мудрых? У тебя между бровями появилась складочка.
— Я думаю, — осторожно ответила она, — что ты преувеличиваешь боль, а потом создаешь персонажи, которые могут с ней справиться.
— Ах-ах. Психоанализ продолжается.
— Я пишу списки, чтобы управлять своей жизнью. Ты раскрашиваешь ее так, как хочешь.
— Глубоко. И точно. Но в одном важном аспекте есть ошибка. — Дейв начал растирать ей щиколотку. — Я не только ее раскрашиваю, но рисую и тушую.
— Можешь шутить, если хочешь. Он явно намеревался делать именно это, но некоторые вещи заставляют человека задумываться над непослушными сторонами жизни. Например, над одиночеством. Или над тем, чтобы найти женщину и впустить ее в свою жизнь.
— А что бы ты сказала, если бы каждое утро я просил тебя быть моей сегодня — и только сегодня?
— Я бы сказала: «А как насчет завтра?» Это оказалось настолько типично, что оба расхохотались.
— Всегда смотришь вперед, — поддразнил он.
— Только так и можно получить то, чего хочешь.
— Любовь — это дар. Ее нельзя заказать по каталогу.
— Я в этом убедилась.
— Люди все время любят друг друга, не женясь. Сожители. Возлюбленные. Любовники.
То, как он произнес эти слова, заставило ее поднять голову. Они уже стали любовниками.
Гвен покачала головой. В ее горле встал упрямый ком.
— Это не для меня. Я из тех, кто выходит замуж.
— Никаких ЛППНОЖП?
— Что?
— Лица Противоположного Пола На Общей Жилой Площади. Я один раз пробовал нарисовать одно. Волосатое горбатенькое существо с длинным хвостом — мое ЛППНОЖП. Но довольно уютное. Не привилось.
— Я хочу серьезного.
Дейв тоже этого хотел. Он лишь минуту назад говорил об изменении и росте. Молодой Кинг поднялся на эту гору в поисках чего-то, что не являлось целиком созданием его рук. И Гвен видела его насквозь.
— Я не могу быть связанным так, как другие люди, — заявил Дейв.
— Правда?
Похоже, Гвен ему не верит. Он и сам не слишком себе поверил.
— Свобода для меня значит то, что я никогда не буду стремиться к чему-то так сильно, или рассчитывать на что-то настолько, что готов буду убить себя, если потеряю это. Будь это работа или неудавшийся брак.
— Так, как сделал твой отец.
— Так, как сделал он. Существует привязанность — и существует одержимость, Гвен. Должен существовать момент, когда ты можешь уйти.
Они минуту посидели молча. Гамак качался.
— Я заметил, что тебе успешно удалось избежать брака, — заметил Дейв, водя рукой по верху ее ноги.
— Я не встретила подходящего человека, — Гвен посмотрела на молодого человека, нахмурилась, потом рассмеялась. — Я ведь составила список, понимаешь?
— Почему я не удивляюсь? Она чуть было не швырнула в него подушку. Поддразнивание на минуту успокоило ее.
— Нет, не драться. Десятый пункт из правил честного боя.
Гвен прижала подушку к груди, не понимая, почему она ей понадобилась.
— Мама с папой ссорились громко и часто. Достигнув зрелого возраста двенадцати лет, я приняла решение никогда не повторять их ошибок.
— Звучит знакомо.
— Я нередко сидела с мамой за кухонным столом после того, как отец уходил, хлопнув дверью, и все обсуждала. Посредник, рефери.
— И составляла списки.
— И следую им. Мама никогда не могла этого сделать. Она всегда клялась, что никогда не примет его обратно, давала всевозможные обещания, а потом через неделю-другую отец уговаривал ее, и все начиналось сначала.
— И ты никогда не могла найти мужчину, который оказался бы на уровне твоих запросов.
Если бы Дейв не был так занят тем, что растирал подъем ее ноги и пересчитывал пальцы, он бы погладил себя по головке.
— На самом деле я находила — и не раз. Простое заявление ударило по Дейву, как таран. Бум! Пока он на семейных вечеринках звенел вокруг Гвен комаром, от которого вечно отмахивались, она планировала свадьбу с мужчинами, о которых он даже не подозревал.
— И что случалось?
Она выразительно пожала плечами и ее мягкие карие глаза широко раскрылись.
— Не знаю. Они отвечали всем требованиям, но мне с ними было скучно. Или им со мной было скучно. Наверное, мы слишком хорошо подходим друг к другу. Никаких сюрпризов, никаких приключений.
Дейв прислушался, как к какому-то отдаленному звуку:
— Поэтому, это красноклювый мохноногий «А-я-что-тебе-говорю» поет вдали.
— Не издевайся.
— Ты признаешь, что у противоположностей есть свои плюсы.
— Разве?
— Эй, попробуй вот эту. Ты свою уже задавила до смерти.
Дейв протянул Гвен подушку из индийской парчи, обшитую красной тесьмой с золотыми кисточками.
— Ты всегда возишь с собой всякую экзотику, или она собирается вокруг тебя, как пыль под кроватью? — поинтересовалась она.
— Живи рискованно.
— Похоже на Вест-Индский декор Шарлотты.
— А где она была все это время?
— Во время нашего детства? Наверное, истерики закатывала. Шарлотта дает волю чувствам.
— Да что ты говоришь!
Гвен говорила слишком много. Слишком много рассказывала. Что-то в ровном, неосуждающем внимании Дейва помогало ей говорить: слова плясали в вечернем воздухе, как пылинки на чердаке, поднимающиеся под ее шаркающими по прошлому ногами.
Дейв не осуждал и не винил. Он был внимателен, но не навязчив, предан, но упрямо независим. Он не вспыхивал по пустякам. Список становился все длиннее.
Гвен было неприятно осознавать, что она по-прежнему мысленно ведет список. Осторожность в ней все равно преобладает. Ей нужна уверенность, абсолютная, безвозвратная уверенность в том, что Дейв отвечает ей взаимностью — только тогда мисс Стикерт сможет дать обещание. Ей нужны цепи, узы, бумаги, клятвы. Она хочет, чтобы он любил ее и подтвердил это письменно.
Сердце Гвен споткнулось, руки крепче сжали подушку, когда она поймала на себе его взгляд.
— Я никак не могу поверить, что вы с Шарлоттой — родственницы.
— Через неделю после того, как ее привезли домой из роддома, я отвела маму в сторонку и совершенно серьезно предложила, чтобы они отвезли ее обратно и выбрали другую.
— Не может быть!
— По-моему, Шарлотта мне до сих пор этого не простила, — Гвен покачала головой и рассмеялась. — Надо было видеть, какой сердитой она казалась в своей колыбельке. А уж плакала она!.. Мы вокруг нее на цыпочках ходили.
— И вокруг твоего папы. Так что семейный посредник стала надежной послушной дочерью в квадрате.
— Еще немного — и ты изобразишь меня в костюме библиотекарши, с волосами в пучке и блокнотом в руках. Я не настолько закомплексована.
— Мне ли не знать! — Дейв ухмыльнулся, вспоминая набросок на мольберте, стоящем наверху. Та женщина — совершенно обнажена, не считая подушки на груди, которая словно защищала ее сердце, ранимый центр. Убедительное доказательство того, что прикрытая женщина может оказаться сексапильнее обнаженной. — Готов спорить, что у тебя есть качества, о которых Шарлотта и не подозревает.
— О, нет. Шарлотта считает, что каждая женщина может испытывать несколько оргазмов. Только я никак не могу запомнить, это бывает до того, или после того, как она вновь найдет свое Сокрытое Дитя.
Оба расхохотались.
— Сумасшедшая или нет, но она мне сестра.
— В неполных семьях держатся друг за друга.
— Как вы с Робертом.
— Он — прекрасный парень, когда не выступает обвинителем своих близких.
— Если бы тебя там не оказалось, не знаю, что бы я с ними сделала. Союзники всегда кстати.
— Я все пытался убедить тебя, что мы прекрасно сойдемся.
— Ты доказал это там, наверху. Ты просто необыкновенный. Необыкновенный для меня, — Гвен пыталась найти слова, которые окажутся самыми важными. — Я тебя люблю. Дейв смотрел на ее глаза, губы. Секунду она не могла повторить этих слов, поэтому продолжала болтать:
— Ты — прекрасный друг, надежный, веселый. Я почти не беспокоюсь о своем экзамене. Я его сдам, по-моему.
— Потому что ты дважды к нему подготовилась.
— Потому что ты помог мне о нем не думать.
— И потренировал твое тело.
— Честно. Ты зрелый, и внимательный, и талантливый, и…
— Делаешь новый список? Гвен смеялась, а Дейв ворочался в гамаке, заставляя ее лечь рядом с собой.
— «Как я люблю тебя — позволь мне посчитать», — процитировал он Броунинга. Поцелуй стал одним выражением любви. Еще один — вторым. «Просто, как считалочка, — подумал он, — такой и должна быть настоящая любовь».
Хотя не было ничего простого в том, чтобы дать удовольствие женщине, которая всегда начеку, но в столь трудном процессе оказались скрыты награды, которых он не представлял себе.
«Неплохой способ провести жизнь, — размышлял Дейв, — позволить Гвен демонстрировать ему, как именно она его любит».
Гвен предстояло вернуться на работу в понедельник, всего через три дня. Приближался конец недели. Если не считать нескольких зашифрованных звонков от Роберта, пронзительного от Шарлотты, нескольких страдальческих от ее матери и от бабушки Дейва, битва бушевала на Лонг Бич, на краю океана — далеко от поросших соснами гор.
Они не строили планов на будущее. Они не шли дальше нежных разговоров после любовных ласк.
— Я не хочу того, что было у моих родителей, — говорила Гвен. — Папа вечно бегал, не платил денег на наше содержание, не брал на себя никаких обязательств.
Дейв чуть сильнее обнял ее.
— У моих родителей обязательств было слишком много. Они никак не могли расслабиться. Даже после развода они продолжали терзать друг друга на судах.
— А что у нас, — поинтересовалась Гвен. — Слишком много или недостаточно?
— У нас есть договор. Если мы ведем бой, то ведем его честно. Никаких старых обид, никаких оскорблений.
— Весь список.
— Ага. Мы будем жить по твоему списку.
— А что, если я сдамся?
Его голос звучал мягко, нежно:
— Не проси, чтобы я на тебе женился, Гвен. Я буду любить тебя до конца моей жизни. Я обещаю тебе это. Я даю тебе каждый день, который ты хочешь быть со мной. Но я даю его свободно. Не проси большего.