Саймон никак не мог сосредоточиться в парламенте. Он так и видел свою жену вместе с Бетси, воображая, что женщина могла наговорить. И тут он подумал, что волновать его должна лишь реакция Луизы на роды. Очевидно, тревоги его напрасны — Луиза казалась вполне спокойной, когда он её видел.
Но неизвестно ещё как она себя почувствует, если Бетси откроет ей ужасающие подробности «воспитания» деда Монтита? У мужчины скрутило желудок от одной этой мысли. Боже, он и представить себе не мог, что в лазарете окажется дедова Бетси, иначе бы не отпустил туда Луизу.
Однако у Бетси теперь есть муж и новорожденная девочка. Возможно, она не больше него стремилась обсуждать прошлое. Даже будучи шлюхой, Бетси проявляла благоразумие. А если б открылась Луизе — ничего бы не выиграла. Ей наверняка известно, что он не позволит расстраивать свою жену.
Внезапно появился лорд Трасбат и сел рядом с Саймоном, уводя его от беспокойных мыслей.
— Вы слышали, что члены парламента подумывают создать комитет, чтобы написать «Билль о тюрьмах»? — прошептал барон.
Саймон выпрямился.
— Неужели?
— Ваша жена должна быть довольна, — продолжал Трасбат. — И даже если палата общин против, раз грядут дополнительные выборы, всё может сильно поменяться. Один голос нового члена парламента мог бы перевесить чашу весов.
Луиза как раз не это надеялась.
Саймон внимательно посмотрел на Трасбата.
— А что вы думаете насчет «Билля о тюрьмах»?
— Наверное, то же, что и вы — время пришло. Вы видели, чего достигли в Ньюгейте наши жёны вместе с теми квакерами. Поразительно, — он откинулся на спинку скамьи. — А если добровольцы могут сделать так много, подумайте, что может сделать система, учрежденная самой тюрьмой и финансируемая правительством.
Саймон с любопытством уставился на Трасбата. Барон всегда был независимым политиком — искусным и компетентным, однако непредубежденным. Он голосовал согласно своим принципам. Поэтому Саймон им и восхищался.
Вероятно, настало время Саймону связать свою судьбу с такими людьми как Трасбат, и Филден, и даже как Дрейкер, чтобы в нужный момент, когда появится возможность обособиться от Сидмута и его дружков, у него под рукой были союзники. Люди характера. Решительные.
Здравомыслящие, которым не мерещится на каждом углу Французская революция [44].
— Трасбат, угодно ли вам присоединиться ко мне в Уайтс завтра вечером, чтобы пропустить рюмку-другую? Вы же состоите в клубе, не так ли?
— Я и в Брукс [45] состою, — произнес Трасбат, выглядевший несколько удивленным такому предложению. — Мы можем сделать это и сегодня вечером, если пожелаете.
— Сегодня у меня встреча, — Саймон не собирался никуда идти, пока не выяснит, что Бетси наговорила его жене. — Но я с удовольствием встречусь с вами завтра вечером по завершении сессий.
— Почту за честь, — ответил Трасбат, вежливо кивнув.
Этот короткий разговор повысил настроение Саймону, позволил поучаствовать в сегодняшней сессии и выкинуть из головы, правда, только на время его беспокойные мысли о Луизе и Бетси.
Удачный момент, чтобы двигаться вперед. Всё это время он чувствовал себя в подвешенном состоянии, ожидая, что король исполнит свою часть соглашения. Но так как ситуация с договором день ото дня становилась все неопределеннее, тревога Саймона усилилась. Он хотел что-нибудь сделать, даже самое малое дело. Шаг навстречу будущему — определенно правильное решение.
К сожалению, Саймон недолго наслаждался хорошим настроением. Как только закончилась сессия, Сидмут с Каслри припёрли его к стенке в коридорах Вестминстерского дворца.
Сидмут, не теряя времени, сразу перешёл к делу.
— Поговаривают, что группа вашей жены планирует поддержать кандидатуру Чарльза Годвина на выборах.
— Откровенная ложь, — отрезал Саймон.
— Сведения поступили от самого Годвина.
— Тогда он — лжец.
Саймон не удивился, услышав это; Годвин, вероятно, думал подобными слухами оказать давление на Лондонских женщин. Должно быть, догадывался, что собеседование прошло ужасно.
— Значит, ваша жена не беседовала с ним, как с вероятным кандидатом?
У Саймона заходили желваки на скулах. Будь проклят этот глупец, Годвин. При следующей встрече, он, как пить дать, свернет его чёртову шею.
— Собственно говоря, да. И хотя дамы еще не поставили его в известность, они решили не продвигать его кандидатуру.
— Но у них есть другой кандидат на примете.
Саймон задумался. Он не был уверен, имеет ли право раскрывать карты.
С другой стороны, Лондонские женщины, вероятно, вскоре подтвердят выбранную кандидатуру. Долго держать это в секрете не удастся.
Более того, Сидмут, возможно, не сможет неодобрительно отнестись к Филдену.
— Да, есть. Человек, которого они выбрали, благоразумен и, кажется…
— И неприемлем.
Глаза Саймона сузились.
— Вы не знаете, кто он.
— А знать и не обязательно, — Сидмут глянул на Каслри и расправил плечи. — Лондонские женщины склонны вмешиваться в дела вне своей компетенции. Безусловно, любой кандидат, которого они выберут, нанесет вред самому строю английского общества.
— О, Бога ради…
— Предполагалось, вы удержите дам от вмешательства в политику. Король заверил нас в этом.
Саймон ощетинился.
— Король и мне дал определенные обещания, которые так и не исполнил. Так что, вероятно, вам следует обратиться с жалобами к нему.
Когда Саймон отвернулся, Сидмут добавил:
— Если вы нацелены сменить Ливерпула в должности премьер министра, переговоры надо вести не с Его Величеством.
Саймон замер.
— Что заставляет вас думать, будто я собираюсь занять место Ливерпула?
— Вы всегда к этому стремились, не так ли? Стать премьер-министром?
Повернувшись к Сидмуту, Саймон выдавил улыбку. «Поостерегись. Ты не знаешь, что рассказал ему король».
— Да, стремлюсь. Но я молод. Времени у меня хоть отбавляй.
Сидмут иронично усмехнулся.
— Вы нетерпеливы, как и большинство молодых людей. Нам это понятно. Мы готовы удовлетворить ваше желание — как только захотите.
— О? — мужчине не хотелось связываться с Сидмутом. Но Его Величество пока никак не содействовал его планам, и Саймон стал опасаться, что король так ничего никогда и не предпримет.
— Ливерпуль поступает глупо, считая, что может нагло открещиваться от Сентпитерсфилдского дела. Но ради успокоения толпы придется кем-то пожертвовать, и логично предположить, что он — самая подходящая кандидатура. Мы будем настаивать на изменениях… до тех пор, пока тори остаются у власти.
— Разумеется.
— И мы сохраняем наши позиции.
Саймон натянулся как струна. У него не было намерений включать Сидмута в свой кабинет, что тот, вероятно, понимал. Роберт Пил — вот подходящий кандидат. Но при заметном отсутствии короля в последнее время, у Саймона, видимо, выбора не было. Сидмут с Каслри, может, и на грани политического краха, но со счетов их сбрасывать нельзя.
— Понимаю, — произнес Саймон уклончиво.
— Хотелось бы также надеяться, что вы с женой отделитесь от Лондонских женщин.
Чёрт побери. Саймон перевел дух.
— Не понимаю, зачем такая необходимость.
— Мы не можем поддерживать премьер-министра, который позволяет жене заниматься политиканством. Если вы не в состоянии заставить её бросить это дело, мы не только привлечём иного кандидата на пост премьер-министра, но и позаботимся о том, чтобы у вас никогда больше не появилось шанса претендовать на этот пост. Гарантирую, мы вам это обеспечим — у меня с Каслри достанет на то власти, тем более что члены парламента встревожены дополнительными выборами и возможностью Годвина выиграть их при вашей поддержке.
— Я же говорил, ни я, ни группа моей жены не поддерживаем Годв…
— Ах, но большинству об этом не известно. И к тому времени, как сведения распространятся и подтвердятся, я так подорву доверие к вам в палате общин, что никто и никогда больше не осмелится предложить вам место во власти.
Это была явная и предельно ясная угроза. Позволяй Саймон жене и дальше поддерживать Лондонских женщин с его политической карьерой будет покончено. К тому же у него пока ещё не было сторонников, чтобы противостоять этому.
— Это несправедливо, — произнёс он тихим голосом. — Те женщины имеют полное право требовать реформ, имеют все основания выдвигать подходящего кандидата…
— А у нас есть полное право выбирать того, кто заменит Ливерпула, не правда ли?
— Король никогда этого не позволит, — прошипел Саймон.
— Королю известно об этой нашей беседе. Он сказал, что вы не оправдали его надежд в отношении его дочери. Значит, теперь наша очередь убеждать вас.
Саймон побледнел. Он никогда не должен был доверять Его Непостоянному Величеству. Он бы и собственную мать продал, чтобы умаслить своих министров. И плевать, что от рук этих чёртовых идиотов страдают люди; король желает лишь мира и спокойствия, любой ценой. И свободного времени, чтобы предаваться своим утехам.
Хотя, чем Саймон-то отличался? Ради того, чтобы Луиза перестала ненавидеть его и отказывать ему в постели, он готов был сдаться на милость её группе, даже рискуя своей карьерой. Даже зная, что для страны было бы лучше, чтобы он был премьер-министром — для Луизы лучше же, в конце концов.
Дед Монтит был прав. Саймон — раб своей страсти. Но с этим покончено.
— Отлично, — сказал он, хотя и чувствовал отвращение, поддаваясь на шантаж. — Я позабочусь о том, чтобы моя жена оставила Лондонское женское общество. Но понятно, что я ничего не смогу поделать со своей сестрой и её подругами…
— Мы подобного и не ожидали бы. Просто порвите свои связи и нас это удовлетворит. Ведь вы с самого начала это обещали.
Верно. Но то было прежде, чем он понял, насколько веской была у Луизы причина. Прежде, чем он увидел, что она и её дамы обладают вполне здравым умом и могут на полном основании участвовать в политике, не хуже любого мужчины.