10:55. Шейни уже должна быть здесь.
Льюис встает, еще раз окидывает взглядом всю гостиную, проверяя, не забыл ли он чего.
Ничего уже не придумать.
Когда все просто, можно не забивать голову деталями.
Он подходит к входной двери, приоткрывает ее, потом возвращается в гостиную, переводит взгляд с кронштейна для фары на вентилятор на потолке, в последний раз убедившись, что угол правильный. Все точно. Вапити была именно там.
И вот-вот вновь там появится.
Льюис ставит ногу на нижнюю перекладину лестницы и тянет руку к отвертке с красной ручкой на четвертой ступеньке, на уровне глаз.
Не может же он просто стоять на приставной лестнице без всякой причины.
Только в 11:05 перед домом раздается хруст шин по гравию.
– Итак, – произносит Льюис, кивает сам себе и поднимается по лестнице, пока вращающиеся лопасти вентилятора опять не оказываются на уровне его бедер.
Он видит сверху кронштейн для передней фары под идеальным углом.
Шейни не наступает на пивную банку на крыльце, просто стучит в дверь. От стука дверь со скрипом открывается, потому что Льюис оставил ее слегка приоткрытой.
– Черноногий? – зовет она.
– Я здесь, – неразборчиво кричит в ответ Льюис из-за зажатой в зубах отвертки, от напряжения, вызванного усилием делать что-то с лампочкой обеими руками, он тяжело дышит.
– Что ты говоришь? – спрашивает Шейни, по-видимому она просовывает голову в дом.
– Я здесь! – громче повторяет Льюис и надеется, что на этот раз у него вышло разборчивее.
Она робко входит, будто подозревает ловушку.
– Какого черта ты делаешь наверху? – спрашивает она в дверях в гостиную.
– Дурацкая лампочка, – отвечает Льюис, из-за чего отвертка летит вниз и падает у него за спиной. Она попала в угол.
– Точное попадание, мазила, – с улыбкой говорит Шейни.
– Вот там этот кронштейн, – Льюис кивает в его сторону, потом понимает, что без отвертки ему больше незачем стоять на лестнице. Почему он не слезает вниз, чтобы ее поднять?
Но он не может спуститься, он должен посмотреть вниз сквозь лопасти вентилятора и увидеть настоящую Шейни.
Его рука, двигаясь почти сама по себе, лезет в задний карман и появляется оттуда с ножом из шкуры вапити. Он смотрит на него, будто только что увидел и не помнит, откуда он взялся.
Однако так как у ножа для чистки шкур лезвие закруглено, он может служить шпателем, ножом для творчества, очень широкой шлицевой отверткой. Он обхватывает его ладонью, загоняет в пространство между утопленным в потолок цоколем лампы и осыпающимся потолком.
– Нужна помощь? – спрашивает Шейни, но Льюис качает головой, смотрит на нее сверху и наконец видит в первый раз. На ней одежда для работы, обычная повседневная одежда, фланелевая рубашка, но волосы она, кажется, уложила еще вчера. Они завиты спиральками, но все равно остались длинными и закрывают половину лица.
Нет, нельзя, чтобы Пита сейчас вернулась домой и застала Шейни в таком виде.
Но это тоже обман, напоминает себе Льюис. Она показывает ему то, что он хочет видеть, она специально так замаскировалась, чтобы добраться до него.
– Так когда ты вернешься? – спрашивает Шейни. – На работе устроили почтовый тотализатор.
– Завтра, – отвечает Льюис, делая вид, что усердно трудится. – Или послезавтра.
– Выходи в пятницу, и я поделюсь с тобой выигрышем, – говорит Шейни.
– На что поспорили-то? – спрашивает Льюис, он ведь не тупой индеец.
Шейни лишь улыбается, кивает в сторону кронштейна для фары и говорит:
– Франкенморда поймет, что это такое?
– Его зовут Сайлас, – отвечает Льюис.
– Может, раньше его так и звали, – возражает Шейни и наконец-то проходит в гостиную, протягивает руку к кнопкам на стене и выключает вентилятор, с первого раза определив нужный выключатель.
Льюис упал духом. Его лицо онемело.
Она точно знает, что он делает.
– Я спасаю тебе жизнь, – говорит она и идет к дивану, приседает, сдвинув колени, и берется за кронштейн. Льюис смотрит на нее сквозь лопасти, но вентилятор уже замедляет скорость, лопасти обвисают, темп мелькания постепенно снижается.
Сквозь такие лопасти Шейни выглядит просто Шейни.
– Нет, нет, включи его, – умоляющим тоном просит Льюис, крепко вцепившись в лестницу. – Нажми выключатель. Когда вентилятор выключен, электричество поступает в эту лампочку.
– Что у тебя за дурацкая проводка? – спрашивает Шейни, недоверчиво переводя взгляд с вентилятора на лампочку. Но, израсходовав весь запас желаний, который остался у Льюиса на всю оставшуюся жизнь, лампочка чуть-чуть мигает. Нить накаливания загорается на краткий миг, но этого достаточно.
Льюис переводит взгляд с лампочки вниз, на Шейни, и она пожимает плечами, осторожно обхватывая кронштейн, чтобы не задеть намеренно незатянутых им болтов, подходит к выключателям и снова включает вентилятор. Он жужжит с нарастающей скоростью, будто ему было грустно оставаться выключенным после такого долгого и непрерывного периода работы.
– Эй, смотри, – говорит Льюис и указывает ножом на ковер перед диваном. – Он выпал?
Вентилятор сдувает волосы Шейни на ее лицо, но она убирает их, опускает глаза на кронштейн, трогает три болта на внешнем кольце и пожимает плечами вместо ответа.
– Там, там, – говорит он, показывая пальцем, и она делает шаг вперед, ее ноги попадают в туннель видимости, который вырезают вращающиеся лопасти, но пока ее лицо остается за его пределами, она поднимает глаза и произносит:
– Ты пытаешься заглянуть в вырез моей рубашки, черноногий?
Она смотрит вниз на собственную грудную клетку, и, вместо того чтобы застегнуть фланель у горла, она распахивает его, оттягивает назад и с дьявольскими искорками в глазах смотрит на Льюиса.
– Нет, нет, – возражает Льюис, спускаясь на ступеньку ниже, чтобы рассмотреть ее лицо сквозь лопасти, но под таким углом и еще недостаточной скорости вращения он видит просто Шейни.
Черт.
Черт, черт, черт.
Но все же она знала, где нужно остановиться? Она знала, что надо выключить вентилятор.
– Если дело в плохом контакте, – говорит Шейни, – тебе надо что-нибудь прямо туда засунуть.
Она показывает свободной рукой на лампочку, и поскольку Льюис делает вид, будто чинит лампочку, ему приходится ей подыгрывать.
Она подходит ближе, чтобы лучше рассмотреть лампочки, а Льюис поднимается на следующую перекладину лестницы, так высоко, чтобы воткнуть лезвие ножа рядом с патроном.
Как она и сказала, маленькая лампочка загорелась ярким светом.
– Потом мне заплатишь, – говорит она и отворачивается, ее внимание привлекает шкура вапити на столе.
Льюис слезает вниз и идет за ней.
– Что с ней случилось? – спрашивает Шейни, почти прикасаясь к шкуре, но все-таки не дотрагивается до нее.
– Неандертальцы, – отвечает Льюис. Ужасно смешная шутка.
Шейни просто смотрит на него снизу вверх и щурится.
В четвертой книге, которую она только что вернула, волосатые неандертальцы слоняются по торговому центру с тяжелыми копьями наперевес, одним словом, ходячий анекдот. Всякий раз, когда появляется необходимость в туалетном юморе, Энди качает головой и произносит: «Неандертальцы», подразумевая, что их специально позвали в торговый центр, чтобы испортить ему жизнь.
Льюис с трудом сглатывает слюну, его переполняет восторг.
– Ты какой-то странный, знаешь ли, – говорит Шейни.
– Ага, мы с Энди – странные, – соглашается Льюис.
Ладно, она еще могла не уловить шутку про «неандертальцев», но каждая следующая книга этой серии называется «Энди такой-то»: «Энди – разносчик воды», «Энди – убийца великанов», «Энди – безработный». Четвертая книга, разумеется, называется «Энди – погонщик мамонта». Она никак не могла не понять, о ком он говорит.
Шейни какое-то мгновение смотрит в глаза Льюиса, будто проверяет, не издевается ли он над ней, потом поворачивается к входной двери.
– Погоди, – говорит Льюис, сердце стучит у него в груди, лицо загорается от открывающейся возможности.
– Это не тот кронштейн, – выпаливает он, придумывая на ходу.
Шейни смотрит на кронштейн для фары, который держит в руках.
– Мне кажется, для его мотоцикла подойдет все что угодно, – говорит она.
– У меня есть тот, который нужен, – объясняет Льюис. – Он где-то здесь. Я его только что видел…
Шейни не спускает с него глаз, будто ждет, когда он наконец объяснит ей, в чем шутка.
– Ты можешь выйти отсюда, – говорит Льюис и проходит мимо нее в гараж, не давая ей возможности отказаться.
Он со скрежетом поднимает большую дверь, и при этом включается свет, потом просто стоит там, осматривая детали, разложенные на бетоне, на ящиках и старых полотенцах.
– Что случилось? – спрашивает пораженная Шейни.
– Тут всегда так, – сообщает ей Льюис, стараясь не подавать виду, с какой скоростью мысли носятся в его голове, так же быстро, как лопасти вентилятора, с помощью которого он может увидеть настоящую реальность своим внутренним зрением.
Он боится смотреть прямо на Шейни. Вместо этого он делает три шага вперед и поддевает ногой мяч, чтобы начать дриблинг.
– Недавно ты забыла здесь своего лучшего друга, – говорит он и бросает ей мяч. Это даже не пасс, так как вместо того, чтобы одной рукой прижать мяч к бедру, как она умеет, она делает шаг в сторону, пропускает мяч мимо себя, по-прежнему пристально глядя на него, будто пытается разгадать, что у него на уме.
– Ну же, тебе это понравится, – говорит он, шагая через гараж к «Роуд Кингу».
– Мне пора на работу, черноногий, – отвечает Шейни, пытаясь проложить себе путь к свободе.
– Да ты погоди, погоди, – уговаривает Льюис и подходит к мотоциклу с той стороны, где нет лилового ящика. Он соединяет полюса, высекает несколько искр, но прерывает контакт раньше, чем заводится мотор, мотор чихает и глохнет, будто неисправный.
– Вот дерьмо, – произносит он, трясет рукой, будто обжегся, и наклоняется, чтобы заглянуть внутрь. – О, конечно, – говорит он, – ага, – и протягивает правую руку к Шейни, делая ей знак подойти.