Почти забавно: Льюис бежит домой и умирает по дороге. Рикки сбегает из дома и умирает по дороге. А Гейб с Кассиди остаются здесь, и с ними все в полном порядке.
– Эй, – окликает Кассиди лежащего Гейба.
– Просто даю отдых глазам, – бормочет Гейб в ответ.
Натан снова опускает лицо, его мокрые волосы падают черной завесой, остальное тело выглядит силуэтом в пепельной влажной темноте.
– Насчет Льюиса, – говорит Кассиди.
Гейб просовывает под себя руку, с трудом приподнимается на ней и садится. К одному его боку прилипла грязь, потому что он потный и земля под ними оттаивает.
– У нас и правда закончилась вода? – спрашивает он.
– Говорили, что у него с собой был теленок вапити, – говорит Кассиди.
Гейб пытается сфокусировать взгляд на Натане, но Натан сидит неподвижно. Он или не слушает, или прислушивается, но ему все равно.
– Серьезно, – говорит Гейб насчет пленки Виктора. – Я люблю барабаны так же, как любой краснокожий с красной кровью, поглощающий пиво…
– Он нес домой теленка вапити, – настаивает Кассиди.
– Не тот сезон, – отвечает Гейб, отмахиваясь от его слов. – Должно быть, это был бизон.
– Для них тоже неподходящий сезон, – возражает Кассиди.
– Лошадь.
– Никто не бегает с жеребенком на руках. Он слишком тяжелый.
Гейб меняет позу, но воздух все равно горячий.
– Я тебе никогда не рассказывал, – говорит Кассиди.
Гейб замирает, снова смотрит на Натана, потом опять на Кассиди.
– Та последняя охота, – продолжает Кассиди. – Классический День благодарения, или как там Рикки его назвал.
– Так это вроде был я, – говорит Гейб.
– Та маленькая телка вапити, которую застрелил Льюис, – продолжает Кассиди. – У нее был теленок в духовке.
– Я думал, это я ее подстрелил, – говорит Гейб.
– У вас уже мозги плавятся, – подает голос Натан.
Гейб пожимает плечами, будто признает, что парень прав, и говорит Кассиди:
– Это случилось в День благодарения, приятель. Может, у этой маленькой вапити просто была индейка в духовке? – Он похлопывает себя по животу, чтобы показать, какую духовку он имеет в виду.
– В субботу накануне Дня благодарения, – поправляет Кассиди.
– Завтра, – говорит Гейб с дурацкой улыбкой и смотрит вниз на наручные часы, которых на нем сейчас нет, и вообще у него нет наручных часов, да он бы их и не надел в потельню.
– Льюис его закопал, – говорит Кассиди. – Того нерожденного теленка, или что там было.
Гейб наконец умолкает.
– Та самая тощая недоолениха, которую он заставил нас тащить вверх по склону? – в конце концов спрашивает он. – Та, из-за которой нас поймал Дэнни?
– Нас все равно бы арестовали.
– Вы тогда перестреляли все стадо? – спрашивает Натан.
Кассиди и Гейб смотрят на него.
– Мне рассказала Денора, – говорит он, будто от него требуют ответа.
– Ты ей рассказал? – спрашивает Кассиди у Гейба.
– Кто еще из тех, кто там был, мог ей рассказать? – тут же парирует Гейб, потом складывает губы, будто собирается плюнуть на камни, но не может собрать слюны, поэтому просто сильно наклоняется, напоминая пьяного старика, поверяющего земле важные тайны.
– О да, – говорит Кассиди.
Дэнни. Дэнни Пиз. Конечно, он бы уже успел рассказать об этом Деноре. О чем угодно, лишь бы выставить Гейба в еще худшем свете.
– Что ты хочешь сказать? – спрашивает Гейб у Кассиди, снова возвращаясь к мысли о том теленке вапити. – Что Льюис совсем сдвинулся? И его книжки про эльфов в конце концов подействовали на его мозги, заставили убить двух женщин и бегать с новорожденным вапити на руках, пока солдаты его не застрелили?
– Это были не книги, – отвечает Кассиди.
– Эльфы? – спрашивает Натан, теперь он смотрит на них обоих.
– Дыши, дыши, тебе уже мерещится, – говорит Гейб.
– Сколько еще осталось? – спрашивает Натан.
– Ты еще не излечился? – отвечает вопросом Гейб.
– От чего? – говорит Натан. – От того, чтобы быть индейцем?
Гейб хихикает, но не улыбается, и этот звук знаком Кассиди. Он упирается кончиками пальцев в грудь Гейба, чтобы удержать его на месте, и обращается к Натану:
– Ты можешь уйти, когда захочешь, парень.
– Если уже очистился, – некстати прибавляет Гейб, а потом наклоняется вперед и пытается выкашлять легкое. Может, оба легких.
Почти через минуту этого кашля Натан спрашивает у Кассиди:
– С ним будет все в порядке?
Кассиди всматривается в Гейба, который сейчас стоит на четвереньках и чуть не блюет.
– Более или менее, – отвечает он.
Натан насмешливо качает головой.
– Мой отец говорит, что арестовывал его несчетное количество раз, – говорит он.
– Законы белого человека, – отвечает Кассиди. – Аресты только подтверждают, что он индеец.
– Тебя он тоже арестовывал.
– Твой отец – в основном хороший коп, – говорит Кассиди. – Просто иногда перебарщивает.
Через секунду на лице Натана мелькает улыбка.
– Он стоит возле потельни, как индеец у табачной лавки, – говорит он.
– Он сказался больным на вечер пятницы ради тебя, – говорит Кассиди. – Из-за того, что он здесь, ему, вероятно, придется решать массу мелких вопросов в следующем месяце. Все это ради тебя, парень.
– Ему не обязательно это делать.
– Скажи это ему.
– Он ничего не понимает.
– Он первым вошел в дом Дикки после той… Тины с ружьем? – говорит Кассиди, морщась от необходимости вспоминать подробности. – Он отскреб столько детей от асфальта, что мог бы, наверное, написать об этом целую инструкцию. Ему приходилось относить бабушкам пьяных малышей, и ему приходилось бродить по траве в поисках других бабушек. Некоторые пьяницы, которых он трясет, чтобы разбудить утром, уже окоченели, а он помнит их со второго класса. В первую неделю его работы полицейским именно его, зеленого новичка, заставили доставать Большое Перо-младшего с мелководья, когда все его лицо… Он отправил моего брата Альфреда в тюрьму, как тебе это? Он не хочет, чтобы и ты там оказался.
– Я не такой, как он и дедушка, – говорит Натан, его нижняя губа уже дрожит так сильно, что ему приходится ее прикусить.
– Он будет стоять там и поддерживать огонь в костре для тебя столько, сколько потребуется. Вот и все, что я скажу. Не каждый индейский отец такой. Тебе достался один из лучших, парень.
– Я расскажу тебе старинную индейскую историю, – вступает в разговор Гейб, голосом слабым, просевшим после кашля. Он кладет руку на плечо Кассиди, чтобы снова сесть прямо. – Это… это история об отце, который семь дней стоит возле потельни, и ему приходится отходить все дальше и дальше в лес за дровами, чтобы поддерживать огонь, а потом он просит бобров принести ему дров, подразумевая, что будет им за это обязан, а потом, когда огонь один раз чуть не гаснет, ему нужна растопка, поэтому ему приходится… приходится позвать ястреба, чтобы тот спустился и принес ему сухой мох, и он тоже остается перед ним в долгу, потом то же происходит с ондатрой, потом, а потом… – но он снова заходится в приступе кашля.
Кассиди пожимает плечами, глядя на Натана, будто хочет сказать: «Да, вот так».
– Разве нам не полагается петь, молиться и тому подобное? – спрашивает Натан, переводя взгляд с Кассиди на Гейба.
– Полагается, – отвечает Кассиди. После этого они все пристально смотрят на раскаленные камни.
– Нам нужно еще воды, – в конце концов говорит Гейб. – Жаль, у нас нет водяных пистолетов. Держу пари, индейцы в старину об этом даже не думали.
Его палец выстреливает воображаемые струи прохладной, очень прохладной воды в Кассиди, в Натана, потом в собственный рот, и пьет их.
– Ты мог бы выпить воды из бочонка, – говорит ему Кассиди.
– У меня есть… правила, – отвечает Гейб.
– Я попрошу отца, – говорит Натан – не подумывает ли он сбежать? – и именно в этот момент клапан выгибается внутрь, как тогда, когда Виктор его пытается открыть. Но только Виктора там нет. Значит, собаки вернулись?
– Возьми, – говорит Гейб Кассиди и бросает бочонок ему на колени.
Гейб ложится на спину, чтобы дотянуться до священной клюшки для гольфа, тычет ею в клапан и толкает его.
Снаружи, вместо толстых ног Виктора, он видит женские – длинные и очень красивые ноги.
Четырнадцатилетний голый Натан отталкивается пятками, стараясь отодвинуться назад, в темноту.
– Черт возьми, – пораженно говорит Гейб Нату. – Ты и правда заказал пиццу? – Потом обращается к Кассиди:
– «Таун Памп» доставляет пиццу так далеко? И разве у них вообще есть доставка?
– Я понял, – отвечает Кассиди и отставляет бочонок в сторону, потом встает и выходит наружу.
– Как там дела внутри? – спрашивает Джо.
– Жарко, – отвечает Кассиди, ерошит волосы рукой и смотрит вниз, на свое тело. – И к тому же мы совсем голые.
Джо отшатывается от капелек пота, которые летят из-под ладони Кассиди с его волос.
Он снимает руку с головы, смотрит на нее. Она еще мокрая, как и все остальное его тело. Потом переводит взгляд дальше. Обычно, если он вспотел, собаки обращаются с ним как с фруктовым мороженым на палочке. Но в таком холоде пот недолго останется потом, через пару минут он превратится в пневмонию.
– Ты видела Виктора, когда подъезжала? – спрашивает он, оглядываясь вокруг.
Джо вместе с ним смотрит на окружающую их темноту и говорит:
– Спасибо, что внес в дом мою одежду.
Кассиди обдумывает ее слова, но не может вспомнить, когда сделал это. Может, он у нее такой хороший парень и просто забыл об этом?
– В магазине все хорошо? – спрашивает он, подразумевая: «Почему ты здесь, если тебе положено быть там?»
Джо с трудом глотает, подбирает слова, она уже собирается сказать то, что хочет, когда из потельни раздается слабый крик Гейба: «Хо!»
Кассиди не сводит глаз с ее лица.
– Ты не виноват, – в конце концов произносит она. – Я хочу, чтобы ты понял. Но… в перерыве я позвонила домой.