Она еле успевает прижать кончики пальцев к этой вращающейся и улетающей прочь коже, Шейни так близко, что ее волосы опутывают лицо Деноры. Она пускает в ход весь свой вес, мышцы и надежду, вкладывает каждый час, который провела в поту на тренировках, Денора крепко прижимает мяч к своим ребрам, а ладони к своим бокам, так что его невозможно у нее выбить, и поворачивается на левой пятке, а правая нога в туфле уже поднимается все выше и выше.
Но они слишком близко друг от друга. Площадка слишком маленькая. После скоростного рывка, который потребовался ей, чтобы догнать мяч, она уже оказалась под корзиной, и теперь единственное, что она может сделать, это повторить то, что Шейни проделала с ней: поставить правую ногу как можно выше на столб, подождать, чтобы за ней собрался весь ее вес. Подобный трюк подарит ей достаточно сильное сцепление подошвы, чтобы она не соскользнула, когда Денора оттолкнется, когда она заставит свое уже изгибающееся тело взлететь в воздух, почувствовать колючую сетку кожей лица. Ее рот открыт, но не для вскрика, а для боевого клича, на лице полно волос Шейни, потому что она прямо рядом с ней, она взлетает вместе с Денорой, она намеревается ударить по мячу сверху, как бы высоко ни взобралась Денора.
Единственное, что может сделать Денора, ее единственная надежда – отвести мяч как можно дальше от своего тела, вокруг бока Шейни, туда, где любой защитник меньше всего его ожидает, а это означает, что теперь Денора держит его одной рукой, и ей еле-еле удается придать ему вращение и отправить вверх, чтобы он легонько отскочил от другой стороны щита, а потом она уже падает, падает много миль, назад, в легенду.
Удар о бетон сотрясает ее от копчика до шеи, она выплевывает кровь из прокушенного языка и щеки, но зато видит, как мяч точно проскальзывает в сетку – хороший реванш для баскетболистки, которая даже не должна была до него дотянуться, не должна была взлететь так высоко, так хорошо владеть английским.
Все дело в сердце, всегда говорит тренер.
Когда Денора улыбается, она уверена, что зубы у нее красные от крови.
– Девятнадцать, – говорит она, вскидывая голову, будто спрашивает, что Шейни скажет по этому поводу, но затем сразу съеживается, отпрянув от… от…
От щепок в воздухе?
И от звука. Он заполняет всю ее голову.
Выстрел из пистолета.
Она смотрит туда, куда уставилась Шейни.
На прицеп Кассиди.
Нет, на сортир.
Виктор Желтый Хвост стоит, покачиваясь, в нескольких шагах от него, дверь за его спиной открыта, спереди он весь залит кровью, в правой руке сверкает пистолет.
Он только что выстрелил в столб.
Из щита дождем падают гнилые щепки.
Шейни скалится, все ее тело трясется.
– Я тебя убила, – говорит она Виктору.
– Где мой сын? – громким шепотом отвечает ей Виктор – у него нет горла, ему нечем говорить, – он снова поднимает пистолет и стреляет, почти не целясь.
На этот раз осколки бетона взлетают перед Шейни. Ее нога дергается назад и в сторону, и Деноре понятно, что ей хочется бежать прочь от этого места, бежать и бежать, оказаться за много миль отсюда.
Виктор падает на колени, его силы отняла стрельба, крики, сильное кровотечение. Но он все еще держит перед собой пистолет с опущенным дулом.
Шейни отворачивает голову в сторону, будто говорит «лучше не надо», но он нажимает на курок.
Выстрел попадает в ее правое плечо, сбрасывает с бетонной площадки на замерзшую траву и снег.
Денора стоит, не зная, что делать.
Вместо того чтобы просто лежать и страдать, что было бы понятно, Шейни бьется и корчится в снегу, крича от боли, пальцы ее левой руки впиваются в плечо и… и: нет.
Ее лицо.
Ее голова.
Она выгибает спину назад, пальцы глубоко впились в мясо, в мышцы плеча, а ее лицо удлиняется от напряжения.
Щеки и подбородок рвутся с мокрым хрустом, а кости трещат, перемещаясь внутри.
В конце концов длинные волосы пропадают, они уже отвалились от скальпа, а лицо, оно… она… ее лицо…
Не лошадь, как думает сначала Денора.
Не лошадь, она вапити.
Женщина с Головой Вапити.
Денора падает, снова поднимается, понимает только, что нужно бежать, убегать, уйти, что бы ни произошло дальше.
Бежит она прямо к Виктору, копу, человеку с оружием.
Она падает на колени перед ним, хватается за него, и его правая рука падает на ее спину, горячий пистолет прижимается к основанию ее позвоночника.
– На… На… Нат, – еле выговаривает он.
– Кто она? – спрашивает Денора, плача, прижимаясь так крепко к его окровавленной рубашке, но он левой рукой отстраняет ее, толкает к себе за спину.
Женщина с Головой Вапити уже стоит, она идет в их сторону, ее уродливая голова повернута в сторону, чтобы лучше их видеть правым глазом.
– Уходи, – шепчет Виктор Деноре, – беги, – и она бежит, в основном на четвереньках, а когда пистолет Виктора снова стреляет, падает вперед, просто от громкого треска, а падает она прямо в тлеющую потельню.
Яму, полную трупов.
Первое, что она видит, – собака, пасть открыта, глаза смотрят в никуда.
Денора отталкивается от нее, пытаясь вылезти из ямы, и тут видит Кассиди, его лицо провалилось внутрь и наполовину сгорело.
Денора кричит, она не может дышать, ничего не может сделать.
Волосы у нее в руке… это… это ее отец.
Она открывает рот, но не может произнести ни звука.
Позади нее, а потом вокруг нее, раздаются вопли Виктора, вырывающиеся из окровавленного горла, когда Женщина с Головой Вапити что-то с ним делает.
Денора переворачивается, видит над собой только серое небо, а потом ее правая ладонь натыкается на уголек. Она отдергивает руку и автоматически, инстинктивно, изо всех сил пытается выбраться из потельни, ее колени, одежда и вся она становится липкой от пепла и крови.
По другую сторону от потельни, за завесой дыма, но глядя сквозь дым прямо на нее, стоит Женщина с Головой Вапити.
– Ты их всех убила! – кричит Денора сквозь дым, держа правую руку левой. – Ты убила моего… моего…
Вместо ответа – ее рот уже не способен произносить человеческие слова – Женщина с Головой Вапити делает шаг вперед, переступив через то, что осталось от изуродованного тела Виктора, его голова висит на одних сухожилиях. Она смотрит вниз, чтобы ставить ноги туда, куда нужно, потому что у нее глаза находятся по разным сторонам ее головы.
Денора пятится назад, падает, поднимается и бежит.
Тренер заставляет повторять их одно и то же упражнение примерно раз в неделю. Если делать его чаще, они лишатся сил и не смогут играть. Но раз в неделю она выстраивает всех девочек на лицевой линии, все они держат по мячу, и заставляет их катить мяч, а потом один раз ударить по нему, и так через все поле. И не медленно. А потом двигаться назад и бросать мяч снизу, как в боулинге, потому что она собирается метнуть его на веревке в конец площадки. Но девочкам нельзя бросаться за мячом до тех пор, пока тренер не даст свисток.
Все время, до ее свистка, – обычно примерно на середине площадки – она кричит им, как сержант на учениях, спрашивает: «Вы очень его хотите? Он вам так нужен?»
В конце игры или в начале, неважно, мяч никогда не достается самому быстрому или самому сильному игроку. Он достается той девочке, которая усерднее всех бросается за ним, которая за него сражается. Той, которая никому не позволяет его отнять. Той, которая не бережет свои драгоценные волосы, кожу или зубы. Все дело в том, кто хочет заполучить его больше всех.
Сейчас Денора бежит, как на такой тренировке.
Только на этот раз это не тренировка.
Один маленький индеец
Сначала Денора направляется к дому Моны. Если найти короткую дорогу, она приведет ее прямо к трейлеру Моны, и, и, и может быть, там будет старый медведь, может, он не залег спать в эту зиму, может, он почует вапити и выйдет, забудет о необходимости подождать появления ягод.
Это был хороший план – глупый, глупый план – до того момента, когда, примерно через милю, ее легкие стало жечь огнем, голени покрылись кровавыми ранами от снежного наста, ноги промокли насквозь и окончательно онемели, а Денора выскочила прямо к краю обрыва, высотой примерно в сотню каменистых футов.
Порыв ветра толкает ее назад, спасает ей жизнь.
Внизу, почти на дне провала, стоит сломанный загон для скота и какое-то строение из камня, но никто в нем не жил уже лет восемьдесят, а то и сто. Это один из отдаленных, сданных в аренду участков земли, с которых кто-то пытался получить доход, но индейцы не фермеры, индейцы не скотоводы.
– Не-е-ет! – кричит Денора вниз, в это большое, пустое пространство, которое она не может пре- одолеть.
Она оглядывается назад, хотя все время запрещала себе делать это, и примерно на расстоянии в четверть мили, или даже меньше, кто-то переваливает через вершину холма, сначала ей кажется, что это лошадь. Сердце ее наполняется надеждой при мысли, что это ее отец на одной из лошадей Кассиди, но это ведь была ложь, мужчины и не отправлялись посмотреть, за кем погнались собаки, собаки уже к этому времени были мертвыми, все были мертвыми.
И это не лошадиная голова.
А Шейни, кем бы она ни была. Женщина с Головой Вапити.
Она идет вперед, у нее плечи человека, руки женщины, одна рука красная от крови, которая течет из ее плеча. Спортивные шорты и длинные носки. Широко открытые глаза уставились прямо на Денору.
– Почему ты даже не бежишь? – кричит ей Денора.
Женщина с Головой Вапити просто продолжает идти к ней.
Денора подпрыгивает на месте, прижавшись спиной к длинному, уходящему вниз склону, смотрит налево и направо, единственные направления, которые она может выбрать.
Направо картина такая же: похоже, что вечный снег тянется до самых охотничьих угодий, но местами внезапно возникают глубокие овраги, заполненные снегом. Налево тот же снег лежит, наверное, на протяжении мили, но где-то в том направлении находится озеро. То самое, в котором утонул друг ее отца. И… и то самое, где арестовали другого его друга…