к Жижи. И такой же помощник и друг республики Магазария, как я чемпион по плаванию в ванной. Как видите, мы вели слежку за нашим военным министром уже несколько месяцев. – Он хлопнул в ладоши.
– Если вы вздумаете применить силу, мы будем жаловаться в министерство иностранных дел, – пригрозил я.
– Да, – Али говорил успокаивающе, как с душевнобольным. – Конечно.
Сзади нас схватили несколько охранников и начали выталкивать из комнаты. Боб лягнул одного из них в лодыжку, вывернулся и, нанеся мгновенный удар другому, ринулся по коридору.
– Браво! Вызывай полицию, Боб, – крикнул я ему вслед.
Вверх по лестнице ему навстречу бросились три охранника, дежуривших в холле, но Боб закинул ногу на перила и поехал вниз, минуя грозных соперников. Однако внизу его ждал четвертый стражник, который грудью принял удар ног летящего сверху Боба и согнулся в три погибели. Оба покатились по полу холла, как спутанный клубок молотящих конечностей. Они сбили столик, с которого упала ваза, в свою очередь столкнувшая на пол золоченое зеркало и две картины маслом. Раздался леденящий душу грохот. Вся комната на мгновение застыла. Я даже подумал, что они оба убиты. Но свалка медленно упорядочивалась. Сотни мелких зеркальных осколков отражали каждое движение. Я стоял на верху лестницы в крепких объятиях трех охранников.
– И старого тоже можете отпустить, – скомандовал Али своим людям. – Помоги своему неразумному другу, – бросил он мне. – Мы только хотели проводить вас до двери.
Я поспешил спуститься вниз и принялся освобождать распростертые тела от обломков картинных рам и мебели. Охранник был без сознания, Боб держался за голову и скулил от боли. Я попытался поднять его.
– Ему нужен доктор, – сказал я Али.
Тот уставился на меня:
– У нас только знахари. А я всего лишь безграмотный абориген.
– Забери меня отсюда, – простонал Боб.
Я обхватил его и почти понес к двери. Али и стражники стояли на верху лестницы. На их лицах не было ни малейшего следа каких-либо эмоций, не было даже интереса к происходящему. Я почувствовал, что краснею от стыда.
– Вылезайте из этой хибары, сэр, – приказал полковник Мейсон.
Я встал и отдал честь, что здесь, в узкой палатке, было равносильно акробатическому трюку. Это была наша первая встреча после того, как я потерял сознание от взрыва далеко в пустыне.
– Не надо отдавать честь, Лоутер, – осадил он меня. – Вы уже не в армии. Вы возвращаетесь в Каир под трибунал и с этого момента считаетесь арестованным. Будете принимать пищу, не выходя из палатки. И ни с кем не общаться. Не хочу, чтобы вы разнесли эту заразу по всей части. Как только у меня появится свободный офицер для вашего конвоя, я отправлю вас складывать вещи.
Полковник Мейсон был полноватым человеком примерно сорокалетнего возраста, и, говоря все это мне, он как-то нелепо вытягивался по стойке смирно. Каждый вечер он надевал бриджи и начищенные сапоги, но днем носил танкистский комбинезон, который совсем не соответствовал его званию. Комбинезон был замасленным, и на одном рукаве была дырка, прожженная сигаретой.
– Завтра снова в бой, – сказал он. – Но вы с нами не идете, конечно.
Через зеленый брезент проникал яркий солнечный свет, который рассеивался по палатке, как под водой.
– Что с моим сержантом, сэр? Сержантом Брайаном Тетфордом.
– Он погиб, – сказал Мейсон и внимательно посмотрел на меня.
– А я думал, у него только обгорела нога. Я же разговаривал с ним после взрыва, не может быть, чтобы он умер.
– Много чего можно на это сказать, Лоутер.
– Да, сэр, – спокойно ответил я. Как странно, бывает ведь, что лицо человека загорает дочерна, а уши остаются розовыми.
– Ну вот и все, – заключил полковник Мейсон. – Не желаю вам зла, Лоутер, но мой рапорт никак не облегчит вашего положения.
– Мне не нужна ничья помощь, – сказал я. – Ни ваша, ни кого другого.
Мы смотрели друг на друга целую вечность. Глаза у него были светло-голубые, как у Лиз. Лицо казалось непроницаемой маской. Он как-то скованно повернулся и пошел, но у выхода из палатки задержался:
– Я пришлю вам пару сигарет и глоток чего-нибудь.
– Благодарю вас, сэр, – ответил я.
Тяжело дыша, он побрел прочь по белому песку.
Ворота посольства с грохотом захлопнулись за моей спиной.
Я помог Бобу проковылять через площадь Белгрейв. Добравшись до разноцветных перил уличной ограды, Боб облокотился на них и постарался убедить себя, что у него все цело. Глядя на его разодранные колени и слипшиеся от крови волосы, я утешал себя мудростью Сан Цу, который говорил: «Генерал, идущий в наступление, не желая славы, и отступающий, не страшась позора, чьи помыслы только защитить свою страну и верой и правдой служить владыке, и есть истинное богатство королевства». Мы отступали. Я помог Бобу влезть в машину, уверяя его, что все будет хорошо.
– Ты что, спятил? – возмутился Боб. – Твоего дружка Ававу упаковали, как рождественский подарок. Ты же слышал, они почтой отправляют его домой на праздники, как жирную индейку.
– Меня голыми руками не возьмешь, – сказал я. – Этот провал не такой уж неожиданный. Мы еще обсудим наши планы.
Я хотел подбодрить его. Вегетиус, римский полководец IV века, в таких случаях говорил так: «Не допускайте, чтобы ваши войска заподозрили, что вы отступаете, желая выйти из боя. Скажите им, что ваше отступление – это уловка, чтобы заманить врага в ловушку и добиться преимущества».
Уже в машине я набросал несколько возможных вариантов контрнаступления. Боб не поддавался:
– Заткнись, Сайлас, будь любезен. И не смей обращаться со мной, как с пятилетним малышом.
Когда мы прибыли в «Честер», швейцар – тучный человек в голубой форме и блестящей фуражке – подскочил, чтобы открыть нам дверь, но при виде Боба в разорванной в клочья одежде и с ссадинами с запекшейся кровью по всему лицу, он отпрянул.
– Моего приятеля сбила машина, – объяснил я.
Швейцар не спешил оказать помощь.
– Мы остановились в этой гостинице, – добавил я. – Напротив Будлз на него налетел какой-то новенький «роллс» с откидным верхом.
– Я помогу вам, – наконец произнес швейцар, вытягиваясь в струнку.
Он схватил Боба своими мясистыми ручищами и потащил к лифту.
Лиз встретила нас на пороге номера Боба.
– Что случилось? – спросила она.
– Все, что только могло, – признался я и уже для швейцара добавил: – При выходе из Будлз Боба сбила машина. – При этом я многозначительно подмигнул Лиз.
Она кивнула:
– Так вы не получили деньги?
– Нет, – раздраженно сказал я. – Не получили.
Она отвернулась от меня и начала помогать прислуге укладывать Боба. Он со стонами катался по постели. Швейцар предложил позвать врача, но я сказал, что я сам врач, дал ему десятку, и он удалился, рассыпаясь в благодарностях.
Я раздел и укутал Боба. Полбутылки виски приведут его в чувство. Я налил ему виски, но он потребовал кока-колу. Я дал ему, что он хотел, а виски выпил сам.
– И что мы будем делать? – спросил он.
– Не волнуйся, – успокоил я. – Спи, и это приказ. – Я улыбнулся.
Боб отдал честь и лениво уполз обратно в свои простыни.
В дверь постучали.
– Войдите, – крикнул я. Это был дружок Боба. – Да. Вы что-то хотели?
– Боб в порядке? – поинтересовался он.
– Мистер Аплярд совершенно здоров. Спасибо, – ответил я.
– Мне сказали, что его ранили. – И он сделал несколько шагов по направлению к постели.
– Это ты, Спайдер? – спросил Боб.
– Да, дружище, – ответил официант. – Я тут прослышал, что тебя немножко помяли.
– Его сбила машина, – поправил я. – Если это вас так интересует.
– Новенький «роллс», – развивал мысль официант. – Швейцар сказал мне.
– Все в порядке, Спайдер, – уверял Боб.
– Принести тебе тарелку супу?
– Я хочу немного поспать.
– Это лучше всего, – согласился официант. – Я знаю, что это такое.
– Неужели? – съязвил я.
Официант пояснил:
– Но к счастью, те ребята, с которыми я столкнулся, ездят на мотоциклах.
– Если нам что-нибудь понадобится, мы позовем вас, – сказал я.
– Можете звать меня в любом случае, сэр, – отозвался парень.
Я так и не понял, была ли это грубость с его стороны? Кивком головы я отпустил его.
– Спайдер хороший, – сказал Боб.
– У тебя все хорошие.
Боб не возражал:
– Но действительно, они почти все хорошие.
Минуту или две я не сводил с него глаз.
– Я придумаю что-нибудь, Боб, – пообещал я и выключил свет.
– Не сомневаюсь, что ты что-нибудь придумаешь, Сайлас, – пробормотал Боб в подушку.
Я пошел в номер к Лиз.
– Расскажи мне, что случилось? – потребовала она. Я все объяснил.
– И что мы будем дальше делать, Сайлас? – спросила она.
– Все будет в порядке, гусеничка, – ласково сказал я.
Она прижалась ко мне. Она была испугана, как и Боб. Иногда мне приходит в голову, что они могут умереть с голоду, если я вовремя не ударю в гонг к обеду.
– Я люблю тебя, Сайлас, – сказала Лиз.
– И я люблю тебя, гусеничка.
– Ты бы мог прожить без меня? – прошептала она.
– Ты прекрасно знаешь, что нет, – ответил я и почувствовал, как она еще сильнее прижалась ко мне и облегченно вздохнула.
– Сколько у нас осталось денег?
– Пять тысяч шестьсот шестьдесят четыре фунта восемьдесят шиллингов и четыре пенса, – сказал я.
– И нужно заплатить за коттедж.
– Есть еще три машины и эта чертова куча лома, – добавил я. – Но мы и близко не получим того, что заплатили.
– Тебе никогда не бывает страшно, Сайлас?
– Иногда бывает.
– Ты умеешь это скрывать.
– Да, умею, – сказал я. – Ты просто не знаешь этих признаков.
– А что это за признаки?
– Один из них – это когда я отказываюсь отвечать на вопросы.
– Но сейчас ведь тебе не страшно. Ну, не очень страшно.