— Можно в тебя? — примешивается к нему натянутый голос Матвея.
Я едва успеваю кивнуть. Сейчас он мог бы попросить продать ему душу, и я бы с радостью сказала «да».
Его пальцы грубее впечатываются в мои ягодицы, скачки стихают, становясь медленными и глубокими. Матвей глухо стонет, прикрыв глаза. Воздух пропитывается запахом семени.
Никто из нас, кажется, не в состоянии пошевелиться в течение нескольких минут, и только его губы несколько раз касаются моего плеча и шеи. Головы мы поднимаем синхронно. Думать, к счастью, всё ещё не получается — эхо оргазма слишком сильно. Его рот припухший и яркий, глаза мерцают. Мне вдруг хочется дотронуться кончиками пальцев до его лица и погладить. Матвей был прав: об этом сложно жалеть.
Его ладони приходят в движение, приподнимая меня вверх. Я снова близка к тому, чтобы смутиться, потому что Матвей опускает взгляд, глядя, как из меня выходит его член. Я прикусываю губу, когда из меня горячей струйкой вытекает сперма. Чёртов извращенец. Судя по тому, как напрягаются его скулы и вспыхивают глаза, именно на это он и хотел посмотреть.
Упершись ладонями ему в плечи, я встаю. По крайней мере, у меня не возникает вопроса, чем заняться ближайшие пару минут. Нужно пойти в ванную и снова залезть под душ.
— Мне потребуется ещё одно полотенце. — Я пытаюсь сказать это легко и с усмешкой, но проваливаюсь, потому что отвлекаюсь на вид.
Член Матвея всё такой же напряжённый, будто пару минут назад не получил разрядки. Он несколько раз проводит по нему рукой и морщится.
— Я знал, что так будет, — говорит с усмешкой, кивая вниз, и встаёт. — Пойдём. Мне тоже нужно в душ.
23
Стелла
— Ты собираешься пойти в душ со мной? — уточняю я, когда Матвей закрывает за собой дверь ванной и начинает избавляться от рубашки. Его брюки так и остались лежать на полу гостиной.
— Ты против? Не хочу ждать очереди.
Действительно, какая теперь разница? Мы уже оба здесь, голые. Стесняться после секса едва ли уместно.
Отвернувшись, я одну за другой перекидываю ноги за бортик ванной и включаю воду. Позади слышно, как задёргивается штора, и в следующую секунду к спине прижимается горячая грудь. Матвей обнимает меня за талию и целует в плечо, его напряжённый член утыкается в крестец.
— Ты такая красивая. Не представляю, как перестать тебя трогать.
Смотрю на серебристый каскад брызг и чувствую, как губы раздвигает улыбка. Я не большой фанат чрезмерной тактильности, но от его объятий уворачиваться пока не хочется. Они словно надёжный щит, блокирующий способность думать и сомневаться.
— Ты всем женщинам, которые бывают у тебя, так говоришь?
— Нет, — отвечает Матвей так быстро и ровно, что я почему-то сразу же ему верю. — Я не люблю льстить. Лесть мало чем отличается от вранья.
Его поцелуй перемещается к шее, задевает место за ухом. По тому, каким жёстким и напряжённым становится его дыхание, я понимаю, что он снова готов заняться сексом. Для меня это почти дикость. Даже в первые месяцы нашего брака с Романом такого не было. И с мужчинами до него тоже.
— Ты такой неугомонный, — не без смущения усмехаюсь я, перед тем как обернуться.
Лицо Матвея оказывается перед моим: припухшие губы чуть приоткрыты, зрачки расширены. Может быть, дело вовсе не во мне, а в его сильном либидо? У меня никогда не было проблем с мужским вниманием, но едва ли в числе моих наиболее привлекательных черт лидирует сексуальность. Во мне нет той мягкой жеманности, какая есть в Алёне, и нет хищной дерзости Елисеевой. Со мной мужчины ходят на свидания, много разговаривают и лишь потом, как логичный итог, между нами случается секс. Поэтому я не знаю, чем объяснить такое рвение со стороны Матвея.
— Ты себя в зеркале видела? Как тут удержаться.
В груди булькает что-то радостное, горячее. Господи, он же совершенно искренне говорит. Откуда он такой взялся? Его можно принимать как таблетку для поднятия самооценки до небес.
— Спасибо, — от всей души говорю я и осторожно опускаю ладони ему на плечи.
Матвей успел меня разглядеть, а я его — ещё нет. Почему бы не сделать это сейчас, когда он стоит передо мной абсолютно голый?
Его тело молодое — это сразу бросается в глаза. На груди совсем нет волос, только под пупком темнеет небольшая полоска, стекающая к паху. Но и мальчишечьим его назвать нельзя: для этого у Матвея слишком широкие плечи и рельефные руки. У него фигура как у пловцов или сёрферов, которых я часто встречала на пляжах Южного Мале. Плоский живот с очертаниями косых мышц, переходящий в узкие бёдра, мускулистые икры.
— Ты занимался плаванием? — спрашиваю, плавно скользя пальцами к его рёбрам.
— Откуда ты знаешь?
— Я тоже умею быть наблюдательной.
Матвей стоит не шевелясь, даёт себя изучать. Не делает ненужных движений, не пытается лапать меня или форсировать события — просто смотрит. Снова безупречно улавливает ритм, звучащий во мне. Раньше он делал всё, чтобы в его компании мне было некомфортно, сейчас — наоборот.
Я завожу пальцы ему на бёдра, слегка надавливаю ногтями и пробую на ощупь его ягодицы. Упругие, подтянутые.
— И каков твой следующий вердикт? — хрипло звучит рядом с ухом.
Новая вспышка огня обжигает живот и щёки.
— Отличная задница, — шепчу я и мягко обхватываю его член ладонью.
— Блядь… — Матвей прикрывает глаза и с шумом выдыхает.
Я продолжаю неторопливо двигать рукой, надавливая большим пальцем на вершину головки. Не преследую цели удовлетворить — мне просто нравится его трогать. Ладони Матвея опускаются на ягодицы и тянут вверх, заставляя меня встать на цыпочки. Наши губы встречаются, инициатором поцелуя на этот раз становлюсь я. В руке становится липко из-за выступившей смазки, опять шумит в ушах.
— Если я тебя сейчас не трахну, то кончу в твою руку, — бормочет Матвей и рывком поднимает меня вверх. В ответ я обвиваю ногами его отличную задницу и обнимаю плечи. Возбуждение снова звенит в каждом уголке тела и стремительно заражает собой мозг.
Едва спина упирается в стену, следует сильный и быстрый толчок. Бёдрам становится мокро — это вытекает сперма, которую Матвей влил в меня каких-то пятнадцать минут назад. Такое со мной точно впервые.
Когда всё заканчивается, он осторожно опускает меня на ноги. Колени размякли настолько, что едва удаётся стоять прямо. Я не привыкла к такому. И не знаю, возможно ли вообще к такому привыкнуть.
— Ты мой лучший секс. — Не дав возможности ни поверить ему, ни усомниться, Матвей кладёт ладони мне на талию и заставляет встать под душ. — Подними руки.
Я поднимаю. Нет сил сопротивляться. Саднит спину, между ног тянет, горло охрипло от вскриков, а мозги превратились в бесцветную вату. Этот мальчишка забрал у меня все силы.
Поставив лицо под струи воды и зажмурившись, позволяю ему мылить мне подмышки, грудь и спину.
— Расставь ноги.
Я расставляю. Беззвучно охаю, когда его скользкие от мыла пальцы трогают меня там, прикусываю губу, когда упругая струя воды смывает пену. Даже в самом извращённом сне я бы не могла допустить такое.
— На этом достаточно, — отшучиваюсь я, когда напор воды между ног исчезает, и для убедительности отдёргиваю занавеску. — Тебе надо обслужить и себя.
Опускаю ступни на пол и подхватываю лежащее на стиральной машине полотенце. Сначала высушу волосы, а после подумаю, что потом. Соорудив на голове тюрбан, я покидаю ванную, давая Матвею возможность побыть наедине с собой. Заваренный чай по-прежнему стоит на журнальном столике, тут же на полу валяются его брюки и полотенце, которое он с меня снял.
Я снова оглядываюсь. В этой квартире всё инородное, начиная от стен с дешёвыми обоями и заканчивая диваном, накрытым голубым синтетическим пледом. Удивительно, насколько это теряет для меня значение, когда рядом оказывается Матвей. Как долго я смогу пробыть с выключенной головой? Недолго, судя по тому, что опасные мысли уже начинают требовательно скрестись.
Наливаю в чашку остывший чай и делаю глоток. Он чёрный, крепкий, кажется с чабрецом. Я не пью чёрный чай, но едва ли сейчас стоит быть избирательной. На самом деле, не так уж и плохо. Даже вкусно.
Платье и бельё лежат на краю дивана. Размотав махровый тюрбан и просушив волосы, я надеваю их, тщательно расправляю смятый подол. Ткань ощущается колючей, инородной. Но до дома можно потерпеть.
— Куда ты собралась?
Я поворачиваюсь. Матвей стоит в обмотанном вокруг бёдер полотенце, потемневшая от воды чёлка падает ему на глаза. Судя по влажному блеску на животе и плечах, Золотой мальчик явно торопился.
— Собираюсь поехать домой, — твёрдо говорю я, стараясь не разглядывать его тело. — Уже поздно. Пора.
— Останься. — Он делает шаг ко мне, на что машинально хочется отступить назад.
Враждебная обстановка вокруг начинает размываться, словно в фокусе фотоаппарата, наведённого на единственно нужный объект. Этот объект — Матвей, затмевающий собой всё остальное.
— Я не могу. Мне нужно вернуться домой.
— Ты можешь переночевать у меня. — На его лице появляется озорная улыбка. — Обещаю, я тебя больше и пальцем не трону. Мы просто будем спать.
На секунду я разрешаю себе это представить: что можно прямо сейчас опуститься на кровать и уснуть, прижавшись к его тёплой коже щекой, как тогда в машине. Голова снова становится невесомой, а тело, напротив, тяжелеет. В этом заключается проблема. Я слишком хочу остаться.
— Нет, Матвей. Я поеду домой.
Он поднимает руки в жесте «ты победила», улыбается. Умный мальчишка. Он не будет настаивать.
— Я сам вызову тебе такси. — Матвей подходит к дивану и берёт валяющийся там телефон. — Не спорь только, ладно? Это не обсуждается.
Я не пытаюсь спорить и, назвав адрес, смотрю, как он щёлкает пальцем по экрану. Вечер выдался по-настоящему безумным. Другой вопрос: как мне, не свихнувшись, пережить эту ночь?
24
Стелла